перед бешеной силой отточенной воли».
Из одного разговора
«Пускай холодною землею засыпан я…».
Я в могиле схоронен,
Обо мне справляют тризны,
Но несет мне вещий звон
Зов покинутой отчизны.
И когда под шум дерёв
Надо мной звучат молитвы,
Я ищу в обрывках слов
Бред любви иль грохот битвы.
Слышу, — вновь в душе моей
Грозный вихрь летит по струнам,
И опять в дыму страстей
Стал я пламенным и юным.
Дрогнут крылья за спиной…
Тайный холод в сердце канет.
Неподвижною волной
Ночь грозящая настанет.
Я лечу вперед, вперед,
Над безмолвною землею,
И за мной змеится след
Серебристой чешуею.
То, что было, не прошло.
Все покорно воле смелой…
Сквозь узорное стекло
Смутно виден полог белый…
Я прильну к устам твоим,
Опьяненный алой кровью,
Ночь пройдет, пройдет, как дым
Между пыткой и любовью.
Истомишься до утра
Дрожью огненных объятий…
Чу!.. Петух… Лететь пора
Мне в обитель мертвых братий.
Вновь глубоко под землей
Я лежу. Сомкнуты вежды.
Сосны шепчут надо мной
Сказку белую надежды.
И когда под шум дерёв
Надо мной поют молитвы,
Я ловлю в узорах слов
Бред любви иль грохот битвы.
«Уныние граждан достигло крайней степени, когда распространилась молва о полученном будто бы Папою доносе с неопровержимыми доказательствами, что волк в шкуре овечьей, проникший в ограду Пастыря, слуга дьявола, притворившийся его гонителем, дабы вернее погубить стадо Христово, глава сатанинского полчища — есть не кто иной, как сам великий Инквизитор».
Д. Мережковский «Воскресшие боги»
Брожу задумчив и согбен,
Окутан черной власяницей.
Давно я сверг желаний плен
И не воздам за зло сторицей.
Во имя Бога на костер
Я шлю людей единым словом,
И, видя казнь, мой ясный взор
Горит веселием суровым.
Но только полночь настает,
Я вверх лечу, как лист осенний,
На шабаш правлю мой полет,
И реют вкруг ночные тени.
А там кипит бесовский пир,
Гремят приветственные клики,
Хохочет сатанинский клир
У трона Черного Владыки.
Но вот желанный час приспел,
И я в безумстве вожделений
Ласкаю груды женских тел
В изгибах бешеных сплетений.
Когда ж в объятьях пылких дев
Я голос страсти успокою,
Под их торжественный напев
Прощаюсь с бледным Сатаною.
И вот я снова у окна…
Так чутко спит немая келья…
В углах смеется тишина
Улыбкой странного веселья.
И льет неверные лучи,
Дымясь, светильник у порога,
Ко мне! Входите, палачи!..
Иду карать… Во имя Бога!
Посв. Марине
Кроют волны диск багровый.
Небо тяжко, как свинец,
И на дальний бор сосновый
Пал зловещий багрянец.
И безгромное молчанье
Стало мертвой тишиной.
Лишь зарницы содроганье,
Отраженное водой…
Что нам молний блеск червонный,
Неба пламенная пасть!..
Поклоняюсь, исступленный,
Лишь тебе, Царица Страсть!
Мы идем, прижавшись близко,
Где-то крикнул коростель…
Стебли клонятся так низко,
Стелют брачную постель.
Тает в чащах знойный шорох.
Взгляд вливается во взгляд.
В белых свадебных уборах
Липы сонные стоят.
Бесконечным поцелуем
Я к устам твоим приник.
Тихим веяньем волнуем
Дрогнул радостно тростник.
Зной желаний клонит травы.
Рдеют кровью облака.
Опьяненные купавы
Нежит сладостно река.
Разверзает пламень бледный
Неба сумрачную пасть…
Но над ложем стяг победный
Развила Царица Страсть.
Кроют волны диск багровый.
Гаснет огненный венец.
И на кручах бор сосновый
Окровавил багрянец.
Дышит сумрак серебристый,
Чутко спит застывший сад,
Легких облак рой перистый
Красит пурпуром закат.
Снова таинство свершилось,
Тени смутные сошли,
Тихо солнце затворилось
В лоно черное земли.
И в зловещей колеснице,
В скачке бешеных коней,
Пролетает Ночь Царица
Над бескрайностью полей.
Удержи твой бег священный!
О, скажи, Царица Ночь,
Иль твой сын, постыдно-пленный,
Должен в рабстве изнемочь?
Иль не ты меня воззвала
В первый раз убить в раю,
Хладной сталью оковала
Душу темную мою?
И не ты ль на битву с Богом
Обрекла меня восстать,
В блеске сумрачном и строгом
Научила — презирать?
Так откинь твой звездный полог,
Дай приять твои огни!
Скорбный путь, что сер и долог,
Гневной мощью осени!
Прянул в душу огнь победный.
Снова сердце — как гранит.
. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . .
Тает в небе отзвук бледный,
Звон серебряных копыт.
Вещий серп в небесном поле
Точит острые края.
Приковалась в горькой доле
Мысль смятенная моя.
Вот припала к изголовью,
Неотступная, твердит:
Утиши враждебной кровью
Боль несмолкшую обид.
Берегись, мой враг заклятый!
Бледный рок неотвратим.
Я иду к тебе, крылатый
Злобой черною, как дым.
Под пятою никнут смелой
Травы бархатным ковром.
Вижу, дом с оградой белой
Блещет лунным серебром.
Пусть иной, душой покорный,
Жаждет рабство перенесть!
Узнаю твой саван черный.
Это ты, Царица Месть!
Сонно листьев трепетанье,
В доме тихо и темно,
Чуть доносится дыханье
В растворенное окно.
Что там медлить!..
Миг сплетений…
Заглушенная мольба…
Но не знает сожалений
Разъяренная судьба.
Вот опять иду, усталый,
Влажно-бархатным ковром,
На востоке отсвет алый
Спорит с лунным серебром.
И блаженным ветром воли
Дышит мерно грудь моя.
Вещий серп в небесном поле
Гасит бледные края.
Ясен день. В небесном крове
Синь прозрачна и чиста.
Но не жаждут славословий
Воспаленные уста.
Вот затмился свод лазурный,
И, с полей взвивая прах,
Кто-то мчится, бледно-бурный,
В омраченных небесах.
Опоясан черной мглою,
Кто-то дышит тяжело,
Тяжко зыблет над землею
Исполинское крыло.
И дрожа душой смущенной,
Внемлет стихнувшая твердь.
Это твой полет священный,
Это ты, — Царица Смерть!
О, развей твой бледный свиток
Ниспровергнутым в пыли!
Дай испить святой напиток
Всем рожденным на земли.
Пусть, ликуя, мы, как дети,
Обретем твой правый суд,
Да последние на свете
Дни земные протекут!
И тот мир, что в долгой смене
Ненавидел и страдал,
На пороге вечной сени
Встретит радостно фиал.
Я мчался по волнам морским.
Громады вставали кругом.
И пена, и брызги, как дым,
Сливались зловещим кольцом.
Я крался по чаще лесов,
Во мраке сплетенных ветвей,
И слышал томительный зов,
Протяжные стоны зверей.
Я был на излучинах гор,
И тучи клубились у ног.
Я видел безмерный простор
И солнца лазурный чертог.
Я шел по безлюдью степей,
В безбрежности мертвых песков
И видел скелеты людей
И храмы умерших богов.
Я слышал во мраке ночном,
Как мерно дышал океан,
Лаская скалистый излом,
Прибрежье неведомых стран.
Но в вихре сплетений земных,
В изменчивой смене годов,
Ловил я зарницы иных,
Еще неразгаданных снов.
