class="p1">И пытался представить себя грустным, осенним.
Но не верит мне август – неискренний друг.
Видно, всё-таки вот она – полоса невезения.
08.11.1983
…А мир становится всё ярче, и острее
Я чувствую его давящий груз.
Мир с каждым днём становится новее,
Обманом новым разрезая грудь.
1984
…Как осенью листья с деревьев опали
С меня опадают стихи.
Ах, эти праздники свадеб и урожаев,
Ах, эти досадные грехи…
1984
…Это никто не придумал,
Это природа сама,
С вечноструящихся нитей
Вьёт сентября кружева…
1984
…То ли весна, осень то ли -
Мокрый снег справа налево,
Мокрый ветер с юга на север…
1984
…Город спит укутанный в туманы.
Город спит укутанный в дожди.
Оглушённый тишиною странной.
Ослеплённый вспышками витрин.
1984
…Бег времени страшит,
Наветом тянет в плен.
Не будет мне
Прозрачной тишины.
И даже отдалённых дней приветом
Не искупить пред временем вины.
1984
…В весеннем таянии луж,
Во многих каплях, отразится
Прозрачное пьяненье душ,
И солнце новое родится…
1984
Что есть у меня в этом мире пустом?
Память – лишь эхо жизни.
Стихи – стопка бумажных листов.
Надежда и вера – лишь мысли.
Над прихотливым сегодня,
И под нависшим вчера,
Есть у меня любовь лишь…
Есть? Или была?..
1984
Тебя уже нет?
Ты такая как все?
Ты где-то?
Ты с кем-то?
Летишь ты?
Ты тонешь?
Ты знала?
Ты помнишь?!
1984
Я – душевнобольной, милая.
Застудил душу
В тени твоего равнодушия.
19.12.1984
Продли мой век.
Никто не понимает
Его зависимости от любви.
Продли мой век, меня не принимая.
Из милости, из жалости, продли.
Я сердце сжёг ещё в семнадцать лет.
Продли мой век, поднявшая из пепла.
Дай жить новорождённым сердцем.
Дай в мире, вновь рождённом, быть.
29.11.1984
Ах, эти учёные-умники -
Всё обо всём знают.
И что каждый поцелуй
Жизнь на пять минут сокращает
Знают.
А на сколько продлевает –
Не знают…
18.11.1984
Старое желтое здание
Николаевского вокзала -
Из кирпичей грусти.
Перрон усыпан пустыми словами.
Рельсы – холодные реки тоски -
Уносят меня от любви
В вагоне с занавесками разлуки.
И я вспоминаю
Привокзальную площадь – огромную,
Потому что мне не хочется её проходить.
Неловкое пожатие твоей замерзнувшей руки.
Высокую печаль. Горькую осень.
09.11.1984
Городские легенды. Жизнь башмака
Ботинок кожу сморщил,
Как человек лоб.
Думал о чём-то неотложном.
Ничего придумать не смог.
Тогда он отставшей подошвы
Ощерил острую пасть –
Хотел засмеяться, быть может,
Запеть или закричать.
А может сказать что-то важное,
Пожаловаться кому?
Теперь он на свалке грязной –
И не до разговоров ему…
А был он славный малый.
Поспорить любил с мостовой,
И с лестницей, что бывала
Всегда истерично-больной.
Презрение каменных сводов
Он сравнивал с пылью сырой,
И в храминах раздавался
Шагов уверенный строй.
Была в его жизни любовь.
Любил, всей душою он ногу.
Ни разу больной мозоль
Ей не натёр, ей-богу!
Злой холод не пропускал
И эту занудку воду.
Когда его кто-то снимал
Грустил и худел ночью.
Как папу любил он крем.
Как маму – сапожную щётку.
Когда его тёрли – мурлыкая пел,
Как кот, или даже кошка.
Но папа с мамой жили в шкафу
И навещали редко.
А он однажды попал на войну
С обитою жестью дверью.
Он храбро дрался, себя не жалел,
Но дверь была в сто раз больше.
И жесть сверкала отвагой желез,
А он лишь искусственной кожей…
Он был смертельно ранен –
Лопнул череп, сломался каблук
Еле домой добрался.
Ждал участья, но вдруг:
«Чёртова развалина!» -
Кто-то в сердцах сказал
И бросил его на улицу,
Как в пропасть со скал…
Ботинок кожу сморщил,
Как человек лоб.
Думал о чём-то неотложном.
Ничего придумать не смог.
Тогда он отставшей подошвы
Ощерил острую пасть –
Хотел засмеяться, быть может,
Запеть или закричать.
А может сказать что-то важное,
Пожаловаться кому?
Теперь он на свалке грязной –
И не до разговоров ему…
08.11.1984
Городские легенды. Эксгумация
Так как не было данных прочных,
Следователь – молодой лейтенант,
Эксгумацию требовал срочно:
Месяц кончился, срок поджимал.
В понедельник эксперты собрались.
– Начинай! – приказал лейтенант.
«Мы чево? – у нас дело не станет!» –
Бодро первый могильщик сказал.
А второй – щетина и зубы,
Взгляд недобрый в могилу упёр,
Медля, высморкался трубно
И лопату вогнал в сухой холм.
Первый раз лязгнул камень о сталь
И болезненно сморщился кто-то…
Через полчаса гроб достали.
«Лейтенант, оцени работу!»
Сбили крышку, сорвали ткань
И под тёплым весенним небом
Вдруг увидел мальчик-лейтенант
Широко раскрытые глаза, нет! –
Распахнутые вежды!
В гробе чёрном, бледна и тонка,
В платье белом – смотреть больно,
Неба синь вбирая в глаза,
Лежит девушка, строга и спокойна.
Замерли понятые, эксперты
И молчит, побледнев лейтенант,
Слышно лишь как бродяга-ветер
Треплет бархата чёрный окайм…
– Надо же, месяцев пять пролежала
«И совсем как живая», —тихо кто-то сказал.
А другой усмехнулся: «Незадача какая,
Вы никак не в себе, дорогой лейтенант?»
«Нет – в порядке. Начнём работу» -
Тот ответил, держась за лоб.
«Понятые, NN узнаёте?»
«Да, да, да, узнаём-узнаём».
Шутнику невдомёк, но могильщики знают,
Что увидел сейчас молодой лейтенант
Будто толща земли – лишь прозрачная рама.
Будто люди живые в могилах лежат.
И глаза распахнув до последнего края
Смотрят в небо, в бескрайнюю тёплую высь,
Всех, идущих по ним, узнавая, прощая
Заслонивших всех солнце им…
И потом, когда гроб зарывали,
Лейтенант над могилой стоял…
«По-первой так всегда бывает», -
Вдруг второй могильщик сказал.
17.04.1984
Нет, ты не знаешь как я пуст,
В окружённых часами днях.
И что мне совсем не до чувств,
Лишь бы дрожь секунд унять.
И что я давно не помню себя,
Скитающегося лабиринтами обыденности.
А невозмутимости броня –
Видимость, сплошная видимость…
10.1984
Зацелованную отпущу
В город, полный сплошного гула,
Попадать в наук переплёт
В перекрёстках тиснений буков.
Чтоб оглохнув от звона небес,
Визга шин, топотанья толп,
Ты пришла и сказала: ликбез
Я окончила делать чтоб что-то…
А теперь – ученья долой!
Прочь, ваянные
