земной ладони.
А всё, что будет – зов возницы,
Птиц траурность внутри заката,
Рыданье спиц, набат лопаты,
Блаженство в сомкнутых ресницах -
Возврат ко сну сквозь сна утрату…
Как сладко знать, что жизнь нам снится.
Сибирь, спаси от вязкой муки
Потери родины своей –
Ты протяни навстречу руки
В парчовом стихаре 12 ветвей.
Как странно таинство разлуки
С купелью родовых кровей –
В лесные клиросные 13 звуки
Мой стих ключом таежным влей.
Предстань епархией 14 покоя
Да причасти томленьем хвои,
Зажги багульника цветы –
Душа склонится к аналою,
И тело отпущу легко я
В обитель вечной мерзлоты.
А снег срывается, как песня,
С небесных побелевших губ
И открывает нам чудесно,
Что мир не пресен и не груб.
Снежинки лепятся, как ноты,
На ветки и на провода,
И нам поверить неохота,
Что это мёрзлая вода.
Кто нас чарует иль морочит? –
В смятенье замираем мы:
Чуть слышная средь звуков прочих,
Звенит мелодия зимы.
Иль оголтелыми крылами
Забьёт хрустальная метель –
Как будто в оркестровой яме
Настройки общей канитель.
И кажется – природой щедрой
Дана нам снега чистота,
Чтоб мир порой с подсказки ветра
Читался с нотного листа.
И, может, в жизни затрапезной
Наступит просветлённый час,
Когда, с небес срываясь, песня,
Как снег, вдруг ниспадёт на нас.
Устань, замри, на время хоть
Замедли ход свой, Время -
Иль сбрось мою пустую плоть,
Чтоб я осталась с теми,
Кто выйти отрешённо смог
Из-под твоей опеки,
Над кем раздастся в оный срок:
– Восстаньте, человеки!
Их берег за зарёю зрим
И белые одежды,
А взор их сном неугасим –
Так истончились вежды.
Там усыплён твой водопад
Слияньем сладким с Летой 15,
А губы пенно шелестят
Нетленные заветы.
Душа давно летит туда –
И значит, тело – бремя.
Так брось его!.. Бежит вода,
Не отпускает Время.
Душу знанье истощило,
В голове раздрай и шум.
Где мне взять такие силы -
Жить всё время наобум?
Не заботиться о хлебе,
Не рассчитывать шаги,
Не гадать, где быль, где небыль,
Кто друзья, а кто враги.
Дни-копилки разбивая,
Личный счёт сводить к нулю,
И на полдороге к раю
Вдруг примеривать петлю.
Обречённо верить в сказки,
Чудеса вершить тайком,
Всю себя, боясь огласки,
Ощущать проводником.
Испокон в безумном мире
Ничего безумней нет,
Чем служенье глупой лире,
Чем призвание – поэт.
Или в прорубь, или в пламя,
Или в руки к палачу -
Лишь бы выразить словами
Всё, что я сказать хочу.
За горизонтом зреет тишина,
Забота главная – не пропустить зарю,
Что есть уже, но просто не видна
На этом, мглой захваченном, краю.
Встаёт из мрака светлая волна,
Опасная ворью и воронью,
Чтоб рушить стены неживого сна,
И чистый отблеск я в глазах ловлю.
Рассвет не встречу, может, но вот-вот
Взметнётся первый возглас петуха,
И нечисть поползёт, стеная, прочь…
Иначе – безнадёжен неба свод,
И темнота кромешна и глуха -
И жить отстойно, коротая ночь.
(песня)
Лишь звездой новой вспыхнула встреча – и вдруг
Повлекло нас с тобой к эпицентру разлук.
Но внутри темноты, в невозможной дали
Сквозь потерь рубежи лишь друг к другу мы шли.
Припев:
Благословите любовь мою, снега и дожди,
Благословите, ветра – все, что ждут впереди.
Благословите любовь мою, туман и роса,
Благословите её, небеса, небеса.
Выпадали вдруг дни как из жизни звено –
Без надежды и сил становилось темно.
Но как слово и нота совпали в веках,
Обретали мы свет друг у друга в глазах.
Припев:
Благословите любовь мою, и сумрак, и день,
И мегаполисов шум, и покой деревень.
Благословите любовь мою, всех стран чудеса,
Благословите её, небеса, небеса.
Разрушенье миров, потрясенье основ –
Мы познали с тобой гнев и зависть богов.
Но пройдя сквозь беду, всё ж судьбу славословь,
Мы сумели понять: имя бога – Любовь!
Припев:
Благослови же любовь мою, бескрайний простор –
Благословите, поля и величие гор.
Благословите любовь мою, моря и леса,
Благословите её, небеса, небеса.
Что ж, слава богу, причастили, соборовали,
дай бог каждому так умереть.
Л. Толстой.
Стена, окно, разводы лиц
Пред ним просвечивали зыбко,
А потолок валился ниц,
И голоса сплетались липко.
Сгущались зримо спёртый дух
И крепа тень на одеяле,
И говорили нынче вслух
О том, о чём вчера шептали.
Он умирал, он отходил,
Всё удаляясь ежечасно,
Не тратя драгоценных сил
На хлопоты борьбы напрасной.
Уже не плакал о былом
И не просил «пожить немного» -
С порога размышлял о том,
Что отвергал всегда убого.
Искал мерцающий ответ,
С одра ловя нездешним взором
Нелепо радостный букет
И луч, протиснутый сквозь шторы.
А видел – трепет чутких свеч,
В мазках обойных – блик иконный,
Звенела исповедью речь,
Хоть слышались глухие стоны.
Старик седой в углу возник,
Внимая с лёгкой укоризной…
И отделился в тот же миг
Болящий от людей, от жизни,
Сосредоточенно шагнул,
И в пустоту вцепились руки…
Тут развернул медкараул,
Продлить его пытаясь муки,
Пред вечным неуместный торг…
А он за недоступной гранью
Страданья все и весь восторг
Вмещал в последнее дыханье.
И к праху возвращался прах,
Но тело предавая тленью,
Свет чистый сохранил в глазах
Он – в первый раз!– венец творенья.
(из поэмы «Арто транс»,
посвященной Джиму Моррисону)
Наверно, сон, а может, наважденье:
Присяжные глазеют на тебя,
И, объявляя строгое решенье,
Вердикт читает медленно судья,
Что подсудимый полностью виновен.
И голос крепнет к знаковой графе:
– Приговорить впредь к музыке и слову,
Что означает – аутодафе.
А наяву – ещё, пожалуй, с детства
Ты постоянно убеждался в том,
Что никуда от пламени не деться -
Пел, танцевал, любил, играл с огнём.
А кто-то жёг на сцене инструменты -
В азарте ты себя сжигал дотла.
Ты ставил five to one 16 на те
