У его икры
Притулилась Руфь, легонько ноги приоткрыв.
Барин, намотавшись за день, спал без задних ног,
При скирде как бомж вокзальный на ветру продрог.
В полночь содрогнулся телом, приподнялся и
Вылупился с удивленьем на свои ступни -
Женщина под покрывалом съёжившись дрожит
(Места занимает мало, пусть себе лежит).
С неожиданности — кто ты? — ей сказал Вооз
(Знать, спросонья идиотский задал тот вопрос.
Ещё в поле, лишь увидел, он на Руфь запал,
Здесь же приструнил либидо, вроде не узнал).
— Приходи-ка, мать, с рассветом я тебя приму…
«Руфь я — женщина на это говорит ему -
Я раба твоя, которых у тебя с табун,
Так простри своё крыло ты на твою рабу.
Не лиши еды и крова (словом, не отринь),
Родственник мой по свекрови славной Ноеминь».
«Дочь моя! Благословенна за свои дела
Ты от Бога и от неба, лучше не могла
Сделать чем сейчас сумела — не пошла искать
Ни богатых ты, ни бедных средь молодняка.
Избежишь судьбы жестокой. У любых ворот,
Что ваш пол не без порока, знает мой народ,
Сажей хоть кого измажет. Про тебя ж молва
Слова бранного не скажет, хоть ты и вдова.
Родственник тебе я вроде, дальняя родня.
Здесь иной найдётся сродник, ближе он меня.
Ночь переночуй, а завтра примет без препон
Он тебя. Жить без разврата нам велит закон.
Если от супруги злющей жить в его дому
Тебе будет несподручно — я тебя приму
И свекровь твою впридачу… Истинно, стократ
Жив Господь! — а это значит, спи, дочь, до утра».
С таких слов уснёшь, пожалуй, скверные дела.
Руфь у ног его дрожала, ночь так провела,
А под утро, много прежде чем пришёл рассвет,
Она встала без надежды… Завернувшись в плед,
Говорил Вооз ей мудрый: «Дочь, пока темно,
Не нужны нам пересуды, ты оставь гумно.
То, что женщина была здесь, знать всем — тон дурной
(Вроде как — сотрись как ластик и вали домой).
Хоть не близкая, а всё же мы с тобой родня.
Не идти ж тебе порожней утром от меня,
Верхнюю подай одежду (и в туман вали)…» -
Ячменя шесть мер небрежно ей он отвалил…
Ноеминь в дверях встречает Руфь, свою сноху.
Ячменя та высыпает целую доху,
Рассказала с миной кислой правду всю, как есть,
Как Вооз не покусился на девичью честь.
Донесла свекрови точно Руфь тот беспредел,
Как Вооз в соломе ночью ей не овладел.
Та в ответ: «Ещё не вечер, подожди-ка, дочь.
Гонор мужика не вечен, и ему невмочь.
А наш родственник достойный, если что решит,
Не останется в покое, дел не завершив.
Предрассудки прочь отставит, взяв конфет кило,
Он войдёт к тебе с цветами всем Ездрам назло.
Запретят жрецы нам мацать дев кровей иных,
А Вооз им кукиш с маслом и рукой под дых…
Бог прислал на землю свитки, Книгу жрец верстал,
Хронологии событий он не соблюдал.
До левитов духовенства царь Мелхиседек
Сан носил Первосвященство. Словно с неба снег
Он возник в подобном чине… В Книге Моисей
Описал свою кончину с ленты новостей.
Тем, кто позже вставил вставку, Руфь им как своя…
Но в еврейские поправки лезть не стану я.
Вышел Вооз к воротам, с целью, не просто так -
Встретить хотел того, кто был по родне свояк.
Как на ловца курьёзно с чащи выходит лось,
Так и теперь с Воозом всё у него срослось.
Родственник появился, свойственник Ноеминь,
Надо же так случиться — десять старейшин с ним,
Кто в той округе рулят… Латифундист спешит
О проживанье Руфи важный вопрос решить
Быстро и легитимно. Начал издалека.
(То, что вопрос интимный, ясно для дурака).
Перед большим собраньем суть изложил Вооз:
«К нам Ноеминь с изгнанья… Много ей довелось
Горя хлебнуть из фляжки. Бог к беглецам суров.
Выпал ей жребий тяжкий — всех пережить сынов.
Стоило ей приехать в край наш на ПМЖ,
Полем Елимелеха выправить свой бюджет
Вздумалось Ноемини. Елимелех брат ей,
Наших они фамилий, с нами одних кровей.
Выкупить это поле, наш родовой удел,
Тем лишь закон позволит, кто ближе всех в родне
К ней да к снохе по сыну с видами на жильё.
Часть родового тына в собственности её.
Так что при всех сидящих слово, свояк, держи,
Выкупи в настоящем, что им принадлежит,
Если, конечно, хочешь (можешь — читай меж строк.
Вдруг тот свояк рабочий, а не бабла мешок?)
А не захочешь с риском выкупить те поля,
Так за тобой по списку в очередь встану я».
«У Ноеминь делянку всю я бы мог купить,
А вот с моавитянкой нечего мне делить» –
Так говорил отпетый наци, фашист, скинхед,
В Книге ему за это имени даже нет.
Это не первый случай. В Библии человек,
Кто не жрецу попутчик, попросту имярек.
Восстановить чтоб имя умерших в том роду
Отпрысков Ноемини — речь даже не веду.
Ведь по всем их законам, род чтобы не прервать,
Руфь ту беспрекословно в жёны пришлось бы брать
Этому юдофилу… Я заступлюсь за снох
(Чтоб ему пусто было)…. Если один не смог,
Должен другой в отчизне чашу испить до дна,
Ношу нести по жизни, что не понёс Онан.
Тем, кто о нём не слышал — пару о нём лишь слов:
К типам таким Всевышний в Книге весьма суров.
Если до срока кони двинет еврей от бед,
Жён от братьёв покойных деверь берёт себе.
На родовой обычай крепко забил Онан,
И поступил цинично с женщиной тот пацан.
Может, была вдова та весом, что твой кабан -
Не захотел в кровать к ней прыгать тот мастурбант,
Семя слил вертикально. Прочих претензий нет…
Здесь же национальный видится мне аспект.
Род длить с моавитянкой не захотел масон.
(Видеть женой армянку турку как страшный сон…)
Прежде обычай в сделке у Израиля был:
Чтоб тот, кто плавал мелко, в сторону не свинтил,
На форс-мажор сославшись, реверс врубить не мог,
Слово согласья давший свой отдавал сапог.
Не назначались стрелки в те времена тогда,
А провалилась сделка — прыгай без сапога.
(Если у
