Наблюдение
Реальность, обусловленная
виденьем субъекта,
за окнами трамвайными
медлительно текла:
текли столбы и здания,
деревья и проспекты,
текли автомобильные
и прочие тела.
Текли демисезонные
пальто и шубы зимние,
текли по-над прохожими
собаки и сурки.
Текли их отражением
витрины магазинные,
текли давно пустынные
фруктовые ларьки.
Текла немая очередь
за хлебными продуктами,
текли афиш оборванных
промокшие листы.
Текли пути трамвайные,
перемежаясь пунктами,
текли пооскудевшие
цветочные ряды…
Текли виденья смутные
и мысли отвлеченные,
текли, минуя чувственность
и разума весы,
и утекали в прошлое,
забвенью обрученные,
пустые и никчемные
минуты и часы.
1991
Туман
Город тонет в холодном тумане,
фонари наливаются светом,
расплываются контуры зданий,
иней шьёт для деревьев корсеты.
Тишина всё плотнее и глуше.
Только слышно — по мёрзлому снегу
чей-то шаг, чей-то говор досужий.
И не слышно привычного бега
суетящихся автомобилей.
Без обычного стука и звона,
подчиняясь неведомой силе,
проплывают трамваев вагоны.
За их окнами, как на витрине,
в восковой неподвижности — люди.
Миг ещё — и всё в мире застынет,
и уже продолженья не будет.
1991
Снег над городом
Синие сумерки зимние.
Желтые пятна окон
выткали ломаной линией
пятиэтажный район.
С раннего утра до вечера
с мглистотекучих небес
падало снежное сечево
в железокаменный лес.
Падало, вихрилось, таяло
и оставалось лежать,
словно к народу Израиля
вновь снизошла благодать.
Город, побеленный начисто,
стал вдруг и светел, и тих,
и на снегу обозначился
первый декабрьский стих.
1991
Тишина
Город изморозью сед.
Небо хмурится, но льётся
через тучи мягкий свет
от невидимого солнца.
В сердце нет уж той тоски,
той — по осени унылой.
Отчего ж и мне виски
так же не посеребрило?
Отчего в моей душе
места нет былой печали?
От того ли, что уже
эти краски отзвучали,
и на ветреных балах
больше некому кружиться,
и уже в ночных порах
дождь в окно не постучится?
Тишиной окутан дом.
День ноябрьский холодный,
Под окошком пёс безродный
машет весело хвостом.
1991
Поземка
По асфальту позёмка змеится
в свете фар.
Мы в салоне машины.
У передних — подсвечены лица,
злыми масками кажутся мины.
За окном непроглядная темень.
Только в поле дрожащего света
иногда ощущается время.
И летит под колёса планета,
уходящая массой в пространство,
или мы, трансформируя мили,
убегаем от непостоянства.
Вот и всё.
Где мы?
Кто мы?
Забыли.
1991
Рождественское
Вот-вот нагрянут холода
и ночи укоротят дни,
но не печалься, не беда,
что остаемся мы одни.
Мы знаем, где лежат дрова,
как печку жарко затопить,
болтать, заумные слова
и чай с варениями пить.
И вспоминать, как сладкий сон,
друзей, событья прошлых лет,
и под гитару, в унисон,
забытой песни спеть куплет.
А под Христово Рождество
украсить ёлку, стол накрыть.
И пусть не будет никого, –
нам и вдвоем неплохо быть.
1992
Апрель
Солнце греет висок
через
