Оказался наш отец…
Убеждают сограждан СМИ:
Друг наш Батька, да брат нам Батька.
Но пора признать, черт возьми,
Что такого батьку — ебать-ка.
На халявной нефти и газе
Ишь какую ряшку раскушал,
А Осетию и Абхазию
Признавать за него будет Пушкин?
Он снимает сладкие пенки,
Безвозвратно берет кредиты.
Мы должны сказать Лукашенке,
Знаешь, братец, куда иди ты?
Распоясался паразит,
Развалясь вальяжно на стуле,
Он солдатам нашим грозит
Партизанской коварной пулей.
И пусть тоже усат, как морж,
Оппозиция им подавлена,
Все равно ни хера не похож
Он на маршала Сталина.
У него есть проблемы с мозгом,
Если думает, что у стенки
Партизан будет гибнуть с лозунгом —
Умираю за Лукашенко!
Оказалось, который год,
Наплевав на Минздрава инструкции,
Они травят русский народ
Ядовитой молочной продукцией.
Люди гибнуть могли бы тыщами,
Потребляя ихнюю ряженку.
Да спасибо врачу Онищенко,
Санитару леса отважному.
Пусть он с этой своей продукцией
Только сунет свой нос в ЕС,
С ним по-быстрому разберутся,
Там за взятку не купишь СЭС.
Ох, как ждут под окошком вас
Европейский совет и НАТО,
Им нужны самосвалы МАЗ
И Чернобыльский мирный атом.
Над жнивьем летят журавли,
Или это дикие гуси,
До чего же вы довели
Мою молодость Белоруссию?
Что ж вы сплошь от Бреста до Полоцка
Все такие гордые, нервные?
Может, хватит уже выебываться?
Становитесь-ка Минской губернией!
По поводу прочтения моего текста из пьесы “Кризис” в контексте олигархического кутежа на крейсере “Аврора”
1.
Стоит император Петр Великий,
Мечтавший запировать на просторе,
А вместо него капиталисты дикие
Пьянствуют на “Авроре”.
Государь, поднявший с колен отчизну,
Стоит в позе кавалергарда,
Собирается прорубать окно в Европу,
А на “Авроре” пьют авторы афоризма
“У кого нет миллиарда,
Пусть катится в жопу!”
2.
Как на крейсер “Авроре”
На народное горе
Средь несчастий и боли
Собирался бомонд.
Все Мамоне молились,
Безобразно напились,
Пели матерный “Кризис”
И сигали за борт.
Глазки, ножки да губки,
Пьяный гогот у рубки,
Буря кружится злая,
Рвет Андреевский флаг.
Только где-то на баке,
Затаясь в полумраке,
В бескозырку рыдает
Одинокий моряк.
Он рыдает о флоте,
О морской о пехоте,
О погон позолоте
И о тех, кого нет.
О морях-океанах,
О шикарных путанах,
О таинственных странах
И о пусках ракет,
О портовом веселье,
О шумящем Марселе,
О дурманящем зелье
В пачках от сигарет.
О штормах и о стуже,
Об успехах по службе,
И о золоте с кружев
Розоватых манжет.
Грозный крейсер “Аврора”,
Ты же наша опора,
Средь распада и мора
Кто же нас защитит?
Нам не выжить без лоций,
Где твои краснофлотцы?
Не хватает эмоций,
Разум так и кипит.
Где же дула наганов?
Где же клеш от коленки?
Туалеты на дамах
Развевает сквозняк.
Возле пушки Клебанов
Пьет коктейль с Матвиенкой.
Где начфлота Дыбенко?
Где матрос Железняк?
3.
Не в силах стерпеть я такого позора
Гламурная нечисть висит над Невой,
Враги захватили наш крейсер “Аврора”.
И “Дом Периньон” заедают икрой.
Возьму острый нож и воткну до упора,
Где сердце дрожит наподобье струны.
И пусть тебе снятся, крейсер “Аврора”,
В предутренний час только добрые сны.
Ах, мой Ленинград, колоннады и арки,
Ты как-то сегодня особо угрюм,
А в наших каютах сидят олигархи
И девушек наших ведут в темный трюм.
Они пьют вино и ругаются матом,
Их бабы визгливы, грубы мужики
Скажи мне, “Аврора”, где в черных бушлатах
Грозно шагают твои моряки?
У нас нет приказа наркомвоенмора,
Есть шестидюймовка, но где ж ее цель?
И наш героический крейсер “Аврора”
Враги превратили в второй Куршавель.
Над трубами крейсера тучи сгустились,
Под пьяные крики пирующих бар
Читает Каплевич собравшимся “Кризис”,
А я ж его автор, и где гонорар?
Не видно на судне его экипажа,
По палубе бродит госкапитализм,
И слушают “Кризис” его персонажи,
И это, наверно, есть постмодернизм.
Ты слышишь, товарищ, трудящихся стоны?
Повсюду ликует наш классовый враг,
Товарищ, товарищ, откроем кингстоны
И ляжем на дно, словно крейсер “Варяг”.
На палубу вышел — стоит олигарх,
В глазах у него почернело…
И долго качалось в холодных волнах
Его бездыханное тело.
Когда-то генсек Горбачев М.С.
Со своей молодой женой
Решил покончить с Холодной войной
И поднял Железный занавес.
Занавес поднимается,
Выскакивает Майкл Джексон,
Хватает себя за яйца
Он решительным жестом.
Он на наши телеэкраны ворвался
В восьмидесятые годы,
Принес с собой перестройку и гласность
И прочие блага свободы.
Помню его с погонами
На плечах,
Помню на водку талоны
И карточки москвича.
Помню вал конструктивной критики,
Знамена над головой,
Стотысячные митинги,
Где каждый кричал: “Долой!”.
Граждане шли, как на парад,
Скандируя: “Ельцин! Ельцин!”
А вечерами в программе “Взгляд”
Песни нам пел Майкл Джексон.
Прыгуч, как орангутан,
Красавец и весельчак,
И тут же товарищ Гдлян
Коррупцию разоблачал.
Да, хватало экзотики
Для телезрителя местного,
То ГУЛАГ[10], то наркотики
И снова клип Майкла Джексона.
Коржаковской саблей вооруженный
Он по сцене летит сквозь лучи и дым,
Он мечтал стать белым, а стал прокаженным,
Он хотел жить долго, а стал святым.
Вот идет он походкой лунной
Задом наперед,
Каким я был тогда юным,
А нынче наоборот.
Где вы теперь, 80-х годов герои?
Привела дорога в бордель вместо храма.
Вместо героев теперь наши двое,
Наши двое да ихний Барак Обама.
Пересадите мне черную кожу,
Сделайте пухлость губ,
Я в зеркале свою пьяную рожу
Видеть уже не могу.
Жизнь прошла, заливаясь водкою,
Поседели мои виски.
Помню брючки его короткие
И белые носки.
На почту приходит лишь спам,
А больше ни хера.
Майкл Джексон принял ислам,
Да и нам всем пора.
Спальные районы,
Замкнутый простор,
Я смотрю с балкона
На бескрайний двор.
Вдалеке промзона,
Трубы да бетон,
Пение Кобзона
Изо всех окон.
Ласковые ливни,
Парни во дворах,
Сколько их погибнет
Там, в чужих горах.
Через двор к воротам
Мимо не пройдешь,
Вот они на фото
В модных брюках клеш.
Выдался коротким
Век у большинства,
Нас косила водка,
А не вещества.
Сменятся сезоны,
Кореш отсидит,
Пение Кобзона
Все сопроводит.
Снег ноябрьский выпал,
Вновь запил отец,
Здесь играли в сику,
Трынку и деберц.
Престарелый кесарь
Снова речь сказал.
Вам “ТУ”? “Стюардессу”?
У меня “Опал”.
Не смеши, родимый,
Я курю “Пегас”.
Тогда были зимы
Не то, что сейчас.
Через год по ходу
Снова юбилей.
Как текли те годы,
Как конторский клей.
Пыльные газоны,
Карканье ворон,
Пение Кобзона,
Спартак-чемпион.
Скоро в мрачной бездне,
Где бессилен взгляд,
Этот мир исчезнет
Словно Китеж-град.
Скрылось это царство
В толще темных вод,
Лишь Кобзон остался
И поет, поет…
