Омар Хайям - Рубаи. Полное собрание

Порой, чуть высветлит развалины заря,
Встречаю ворона над черепом царя.
Сидит, на все лады покойника журя:
«Вот видишь! Ты ушел, не взяв и сухаря».

Я видел ворона на древней башне Рея.
Он перед черепом сидел Хатема Тея,
И вот что каркал он: «Создатель! В нищете я -
Подай! А то просить хотел Хатема Тея…»

В намазе и посте аскет года проводит.
Двухлетний хмель найдя, влюбленный сумасбродит.
Но вот неясно: Друг кому из этих рад?
Всяк заблуждается, кто свой ответ приводит.

Любовно вылепит и духом наделит…
Но вскоре талисман разбит и позабыт.
И хоть бы кто спросил у труженика Рока:
«Зачем-то созданный – за что же вдруг разбит?»

Во власти Вышнего, Его игрушки – мы.
Конечно, Он – богач, а побирушки – мы.
Из дверцы – по Дворцу (и что за лицедейство?),
Толкаясь и спеша, мчим друг за дружкой мы.

Саки! Познание – священное вино,
Не знавших знания лишать его грешно,
Незнающий живет и трудится бесцельно.
Познание как цель живущим суждено.

Такому снадобью для стольких мудрецов -
Доколь вину страдать во мраке погребков?
До тех неужто пор (вот было бы обидно),
Когда ему краснеть на пиршестве глупцов?!

Я нарыдался всласть. Неси мне чашу, кравчий.
Уж мир насторожил ловушку нашу, кравчий…
Подай вина! Хотя б остаток дней – нельзя
Пускать нам на ветер. Неси же чашу, кравчий!

Саки с наполненным сосудом лучезарным,
Неоценимый миг дарует Государь нам.
Будь весел! Нам простит проступок Тот, Кто дал
Вино святое всем созданьям благодарным.

Ты не стесняешься. «Хочу!» – и весь твой сказ.
И что тебе Его запрет или приказ…
Ну ладно, допущу: весь мир возьмешь ты в руки.
Что дальше? Выпустишь, как и любой из нас?

Те, кто духовный мир как тайну берегут,
На вид бездельники. Но уж таков их труд.
Без горестей Любви жилось бы горько тут -
Дорогами Любви всю жизнь они идут.

Уединение кто полюбить не сможет,
Тот тяжкой будничной тоскою занеможет.
Несвязанная мысль восторгом нас дарит,
Земные привязи людское горе множат.

О сердце! Позабудь, что нам про хмель напели:
Для веры, для ума урон – да неужели?
Ты душу усладишь, испив вина в саду,
Где розе соловей поет свои газели.

О сердце! Радости не стало? Веселись!
Вогнали знанья в грех? Невеждой объявись.
А хочешь избежать обиды от злодея -
Как пери, от людей скрывайся и таись.

О сердце! Что за страх, откуда слезный взор?
С чего глядеть на смерть, как тополь – на топор?
Святая простота, гулена, будь же весел!
Там – отряхнешь с себя земных забот позор.

Пускай ты – Арасту, премудростью обильный,
Великий цезарь ты иль богдыхан всесильный, -
Вином в стекле витом укрась к могиле путь.
Заявишь: «Я – Бахрам!» – послышится: «… Могильный».

Художник удалял шершавости литья,
Из Хаоса вязал структуру Бытия,
Слова слагал из букв, частиц и междометий…
Частицы стали – мной, частицей мира – я.

О, в грозных небесах шагов победный гром,
О, взвившийся халат, поднявший ветр кругом!..
Потом – от властного прикосновенья пальца
Горит клеймо луны на полотне ночном.

Ни мудростью Твое величье не объять,
Ни разумом Твое бессмертье не понять.
В познании Тебя никто не преуспел бы -
Сколь от Тебя далек, успеть бы распознать!..

Вот удивительно: кто путь узрели Твой,
Те попросту никто в глазах толпы слепой.
Еще загадочней: кто верою проникся,
Тот за безбожие шельмуется толпой.

В теснине окажусь – Ты в тот же миг узришь,
Вслепую забреду в глухой тупик – узришь,
В беде отчаянный безмолвный крик – услышишь,
А если я лукав, в мольбе двулик – узришь.

Вон – Ты, всех государств всесильный Господин,
А вон – в пути к Тебе влюбленный раб один.
Я Слово Истины молитвой повторяю:
«Погибнет мир земной, но вечен Властелин!»

Ты Сулейманов трон вручаешь голытьбе;
Ты сироту влечешь к пророческой судьбе…
Но отчего меня, Господь, овеять ветром
Из Сада Милостей задумалось Тебе?

Господь! Ты бережешь меня от козней Рока,
О неприятностях не говоришь до срока,
И если уж никак беду не обойти,
Стараешься, чтоб я не пострадал жестоко.

Саки! В ковше Твоем весь мир – лишь пузырек.
Сто Храмов Духа въявь сошлись на Твой порог.
Немыслимая честь – дойти до Храма Духа!..
Почетна даже смерть в пыли святых дорог.

Саки! Как хорошо от взгляда Твоего,
Как сладостны плоды из Сада Твоего!
Твое пресветлое и любящее сердце -
Как чаша Джамова для чада Твоего.

Божественным письмом расписан прежний мрак;
На стан возлюбленной похож был первый знак.
«Алеф» – «один» – теперь стократ выводят дети
Свой самый первый знак, везде на свете – так.

Дух мира – Истина, и зримый мир – лишь тело.
Сонм ангелов считай его глазами смело,
Стихии – кровью, свод небесный – костяком…
Единство Бытия опровергать – не дело.

О ты, шлифующий шагами небосвод,
О вестник Джебраил, был дивен твой приход!
Ты стал посредником меж разумом и Богом,
Когда, слугу Творца, узрел тебя народ.

Как можешь – Господа, о сердце, познавай,
Как тяжко б ни было, пути не прерывай.
Оковы серебра и золота сбивая,
Иди! И «ла Аллах илля Аллах!» взывай.

Чтоб Истина тебя отметила: «Мой сей!» -
С ног сердца надо снять сандалии страстей,
Путь вызнать у души и восходить на ощупь
На истинный Синай, как новый Моисей.

Меня тот червь изгрыз, по виду мал и слаб,
От коего страдал Айюб, Господень раб.
Но не стенал Айюб: рыданьям радо небо,
Лишь повод дай – и месть его друзей ждала б.

И гору тяжкую искупит легкий мох,
И сто грехов любых один искупит вздох.
Где милости один попросит, там прощенье
Десяткам грешников, взглянув, дарует Бог.

Прочь доводы ума, все прежнее забудь
И сердцем устремись, как тот бродяга, в путь.
Осмелясь пировать у Каландаров Сути,
Освободи себя, хмелен и весел будь.

О, сердце! Вот вино божественных идей,
Храни, не продавай, прильни губами, пей!
Не надо, как ручей, журчать о треволненьях,
Учись глубокому безмолвию морей.

Честь береги, ходжа, так и в чести помри,
К привалу устремлен, еще в пути помри.
Но если ты Любовь не сделал метой жизни,
Чем жизнь унылого скопца вести – помри!

Коль ты гордыню сам стреножишь – ты мужчина.
Коль над собою власть устрожишь – ты мужчина.
Уж это ль мужество – упавшего пинать!
Коль встать упавшему поможешь – ты мужчина.

Не знаниям почет, не в этом человек,
А вникни, как блюдет заветы человек.
Коль нарушать начнет обеты человек, -
Пусть важным предстает. Но это – человек?

Средь добрых – силой злой остерегайся стать,
Затеявшим разбой остерегайся стать,
Подкупленным жратвой остерегайся стать,
Кичащимся собой остерегайся стать.

Я в Тусе ночью был. Развалины мертвы.
Лишь где гулял павлин, мелькнула тень совы.
«Какую тайну вы, развалины, храните?»
И донеслось в ответ: «… у-вы… у-вы… у-вы!..»

О благостях Судьбы блажные голосят.
Не слушай. Взяв вино, уйди с подругой в сад.
Сегодня выпавший из мамкиной утробы -
Увидишь, завтра уж полезет в бабий зад.

Не знаю, с солнцем лик сравнить или с луной?
Не знаю, сахар уст – песок иль кусковой?
Стройнее – кипарис иль этот стан прелестный?
Не знаю, гурия – наш мальчик? Иль – земной?

Не лик твой – белизна жасминов майских въявь,
Не локон – аромат краев китайских въявь,
Не зубы – жемчуга в рубинах райских въявь!..
Вон у дверей – не я ль? – кто ищет ласки въявь.

«Как вспомню, – говорят, – луга весной… Восторг!
А тучи!.. А в саду звенят струной – восторг!
Над розой соловей, а там другой – восторг!»
Глупцы! С подругой бы, тогда такой восторг!

На скатерти Судьбы где сахар, там и соль:
Любовь без слез-разлук сладка уже не столь.
Хоть, правда, никогда день не бывает в радость,
Зато наверняка любая полночь – боль.

Во имя щедрых роз – подай-ка мне дирхем!
Мне вешнее вино желанно, как и всем.
Эй ты, напыщенный: учен, ума палата -
Никчемный ты, ходжа, коль ты не щедр совсем.

Рок научил тебя разбою – ну и как?
Плач обездоленных тобою – ну и как?…
Не поразить тебя предсмертным стоном жертвы;
Живи – но с проклятой судьбою. Ну и как?

Кузнец-мальчишка был неопытен и мал,
Взамен подковы дас к копыту примерял.
Не он ли лунный серп, похожий на копыто,
Подковы не найдя, тарелкой подковал!

Неужто грозных бурь боится океан?
Ты – человек. Ищи людей средь обезьян.
Добро плодиться злом, а зло добром – не может.
В поступки их вникай: где правда, где обман.

Как шашки по доске, так по чужбинам мы;
То парами, то врозь, пока не сгинем мы;
Трещим под колесом – под небом синим мы;
Тщету путей земных вот-вот покинем мы.

Вслед юности гляжу – лихому табуну,
Который мне вдыхать оставил пыль одну.
Мой стан, прямей стрелы, теперь как лук согнулся,
За посох я держусь – как тетиву тяну!

Жаркое день за днем вкушающий – уйдет,
С изысканным вином вкушающий – уйдет.
Дервиш, из чашечки для скудных подаяний
Болтушку перед сном вкушающий, – уйдет.

Кому там барабан охотничий рокочет?
То сокола с небес вернуть охотник хочет.
Зачем стремятся ввысь распахнутые очи? -
Сужденную судьбу узреть из здешней ночи.

О, свыше прозванный: Махмуд и Мохаммад!
Служение тебе превыше всех наград.
Тот не изведает глотка из кубка Смерти,
Кто был из твоего пригубить кубка рад.

О Величайший! Ты – и в мире том, и тут.
Для нас ты – Мохаммад, для вечности – Махмуд.
Пред морем нежности привязываю сердце,
Под взором ласковым из глаз ручьи бегут.

Правитель царствия пророков – кто он? Ты.
Вожак сквозь заросли пороков – кто он? Ты.
Оценщик горестных уроков – кто он? Ты.
Оплот отшельничьих зароков – кто он? Ты.

Десять разумов, девять шатров, восемь уровней рая,
Семь блуждающих звезд, шесть сторон я как книгу читаю:
«Бог пять чувств и четыре опоры триадой души
В двух мирах увенчал лишь однажды – тебя создавая».