я Вам не пара (82)
Я вырван был из жизни (80)
Храм твой, Господи, в небесах (86)
В этот мой благословенный вечер (90)
Луна восходит (перевод [38])
Еще не раз Вы вспомните (91)
Так долго сердце боролось (92)
Я говорил (98)
Езбекие (96)
Ты не могла (102)
Нежно небывалая отрада (103)
С протянутыми руками (106)
Ты пожалела, ты простила (112)
О тебе, о тебе, о тебе (104)
Не всегда чужда ты (101)
Неизгладимый, нет (107)
Временами, не справясь с тоскою (95)
На путях зеленых и земных (94)
Так вот платаны, пальмы (отрывок из трагедии «Отравленная туника», входит в 5 том наст. изд.)
Согласно свидетельству И. В. Одоевцевой, сам Гумилев отзывался об этих стихах достаточно уничижительно: «Я застрял в Париже надолго и так до Салоник и не добрался. <...> Ну и, конечно, влюбился. Без влюбленности у меня ведь никогда ничего не обходится. А тут я даже сильно влюбился. И писал ей стихи. Нет, я не могу, как Пушкин, сказать о себе: “Но я любя был глух и нем”. <...> А я как влюблюсь, так сразу и запою. Правда, скорее петухом, чем соловьем. Но кое-что из этой продукции бывает и удачно» (Одоевцева И. В. На берегах Невы. М., 1989. С. 166). Достаточно сурово оценил КСЗ и Н. А. Оцуп, считавший ст-ния, вошедшие в книгу, неудачным подражанием Петрарке: «Здесь <...> видно, что автор не дилетант. Его добродушие, его юмор, его рыцарская нежность вызывают симпатию. Но читатель также замечает, что эти стихотворения однообразны, что Гумилев не выглядит тем всемогущим творцом, тем вдохновенным певцом, которым мы восхищались в его африканских или военных стихотворениях. Его похвалы той девушке, которая “еще не ведала любви”, патетичны, но, закрыв книгу, читатель больше не помнит об этой волшебнице, ибо поэт не раскрывает нам никаких именно ей свойственных черт» (Оцуп. С. 109). Более снисходителен к книге был С. К. Маковский, полагавший, что «стихи <...> искренни и отражают подлинную муку», но оговаривавшийся, что «неосторожно было бы приравнивать их к трагической исповеди», что они «часто небезупречны» (Николай Гумилев в воспоминаниях современников. С. 96). Между тем, у молодых русских читателей 20–30-х гг. эти стихи пользовались несомненным успехом. Сохранились свидетельства того, что стихи КСЗ становились своеобразным любовным «кодом», как ранее, если использовать параллель Н. А. Оцупа, — стихи Петрарки (см.: Горелик Г. Е., Френкель В. Я. Матвей Петрович Бронштейн: 1906–1938. М., 1990. С. 27–28). «Это не отдельные стихотворения, а большая поэма одной несчастной любви», — писал Л. В. Горнунг, отмечая, что от этой «грустной и задумчивой» книги «разгорелось и померкло искупительное пламя “Огненного столпа”» (цит. по: Чет и нечет. М., 1925. С. 39–40). В наши дни некоторые из ст-ний КСЗ назвал «шедеврами “поздней” любовной и философской лирики Гумилева» А. И. Павловский (БП. С. 52); обстоятельное исследование книги содержится в работе К. Ичин: Циклус «Плава Звезда» Николаја Гумильова. Београд, 1997 (см. также рец.: Николаенко В. В. Письма о русской филологии. Письмо третье // Новое литературное обозрение. 1998. Т. 29. № 1. С. 355).
В архиве Г. П. Струве находится другой альбом, содержащий, по-видимому, полный свод стихотворений и переводов, созданных Гумилевым в 1917 — начале 1918 гг. и собранных автором воедино перед отъездом на родину. Этот альбом был оставлен Гумилевым на сохранение Б. В. Анрепу, от которого и перешел к крупнейшему зарубежному издателю гумилевского наследия. Во втором томе «Собрания сочинений Н. Гумилева» Г. П. Струве дает следующее подробное описание этого альбома: «...альбом <...> представляет собой довольно толстую тетрадь в зеленом сафьяновом переплете с надписью золотым тиснением “Autographs” (возможно, что альбом этот был куплен Гумилевым в Петербурге, в Английском магазине). В альбом вошло 76 стихотворений. Все стихи, занимающие 79 страниц альбома, вписаны рукой Гумилева, его мелким, тщательным почерком. Названия выделены красными чернилами. Заглавный лист альбома представляет собой цветочный орнамент (желтый, красный, коричневый) акварелью, работы Н. С. Гончаровой, с ее подписью и датой “1916”. Акварелью же написано: “Н. Гумилев. Стихи”. На обороте заглавной страницы и поверх текста первой страницы — двойной рисунок в красках Д. С. Стелловского, иллюстрирующий стихотворение “Змей”. <...> Кроме того, имеются рисунки в красках без подписи к следующим стихотворениям: “Андрей Рублев” (орнамент, по всей вероятности, работы Н. С. Гончаровой), “Мужик” (два рисунка — вероятно, М. Ю. Ларионова — на лицевой и оборотной страницах, на которых записано это стихотворение), “Картинка” (орнамент — вероятно, Н. С. Гончаровой), “В Северном Море” (“морской” орнамент тоже на лицевой и оборотной сторонах, по всей вероятности, тоже руки Н. С. Гончаровой).
Стихотворения записаны в альбом в следующем порядке [39]:
Змей (37)
Андрей Рублев (38)
Деревья (39)
Городок (43)
Второй год (42)
Детство (44)
«Перед ночью северной, короткой...» (55)
Юг (47)
Мужик (56)
Рабочий (45)
Ледоход (57)
Канцона первая (52)
Осень (58)
Природа (59)
Девушка (60)
Швеция (62)
Стокгольм (63)
Норвежские горы (64)
Утешение (65)
Купание (66)
Рыцарь счастья (67)
На Северном Море (68)
Прапамять (69)
Песенка (70)
В Бретани (71)
Предзнаменование (72)
Хокку (73)
«Мы в аллеях светлых пролетали...» (74)
«Из букета целого сиреней...» (75)
Роза (76)
Сон (11)
Позор (77)
«Пролетала золотая ночь...» (78)
Аннам
Телефон (79)
«Я вырван был из жизни тесной...» (80)
Самофракийская победа (81)
Дом
Соединение
Я и вы (82)
«Дремала душа, как слепая...» (83)
«Лишь черный бархат, на котором...» (84)
«Много есть людей, что полюбив...» (85)
Канцона вторая (86)
Отражение гор
«Отвечай мне, картонажный мастер...» (93)
«На путях зеленых и земных...» (94)
Фарфоровый павильон
Три жены мандарина
Природа
Поэт
Луна на море
Дорога
Девушки
Лаос
Кха
Девочка (95)
Детская песенка
Эзбекие (96)
Творчество (53)
Странник
Счастье
«Я говорил: “Ты хочешь, хочешь?..”» (98)
Предупреждение
«Я, что мог быть лучшей из поэм...» (99)
Два Адама (100)
Рассыпающая звезды (101)
«Ты не могла, иль не хотела...» (102)
«Нежно-небывалая отрада...» (103)