«Если Ты, без чьей высокой воли…»
Если Ты, без чьей высокой воли
Волос с головы не упадет,
Если Ты нам все-таки позволил
Райский свет увидеть в этот год,
Если Ты друг к другу нас направил,
Если Ты хранил нас и берег,
Ты не можешь нас теперь оставить
В середине спутанных дорог.
Ты не можешь этот мрак кромешный
Опустить на весь грядущий путь,
Ты умел быть милостивым к грешным,
Ты не смеешь так нас обмануть.
Ты ведь сам, дразня нас миром синим,
Без конца подсказывал нам ложь.
Как же нас, измученных, покинешь?
Как же наше счастье отберешь?
Ты ведь сам… Ведь не единый волос…
Помнишь? От начала бытия…
Значит даром я с собой боролась,
Если воля все-таки — Твоя?!
Дай же в справедливость мне поверить,
На Тебя надеяться позволь,
Помоги нам! Научи умерить
Эту убивающую боль.
Я не знаю, чем теперь залечишь,
Чем подаришь бедные сердца…
Подари хотя бы поздний вечер,
Вечер до могилы, до конца.
«Кончится путь мой, хрупкий и ломкий…»
Кончится путь мой, хрупкий и ломкий,
На душу ляжет мгла…
Бережно память сложит в котомку
Все, что мне жизнь дала.
Чтобы забрать, уходя без возврата,
В те голубые края,
То, чем была на земле я богата,
То, чем дышала я.
Тут будет все: и рукою тонкой
Скрипки стянутый гриф,
И взгляд любви, и ласка ребенка,
И строчки стихов чужих,
И теплый лист, слетевший на шею,
У ног — морская волна,
И та березовая аллея,
Где шла со мной тишина.
И умиранье рыжего сада,
Осеннего неба шелк,
И верные руки друга, что рядом
Со мной всю жизнь прошел.
Навеки хватит земного счастья —
Дышать им в райском краю…
Словно глоток вина за причастьем
Так эту жизнь я пью!
«Постой, кто тебе сказал…»
Постой, кто тебе сказал,
Что с правдой надо бороться,
Что надо бояться зеркал
И черной воды колодца,
Чтобы себя не видать
И жить спокойным обманом,
И эту седую прядь
Считать кусочком тумана!?
Но я не желаю лжи,
Не вижу толку в обмане,
Ведь старость, как ни дрожи,
В твой дом хозяйкой нагрянет.
Ты лучше дверь ей открой,
Ее бояться не надо.
И каждый локон седой
Считай высокой наградой.
И в час прощаний скупых
С любовью, счастьем и светом
Читай ей тихо стихи
Своих любимых поэтов.
Читай стихи, не слеша,
И пусть шелестят страницы,
Пока к небесам душа
Не взмоет светлою птицей.
«Настанет день, и чужие пути…»
Настанет день, и чужие пути
Пробегут на месте моих,
А дети так же будут расти
И так же петь будет стих.
С берега камень сорвется, звеня,
Разогнав круги по воде.
Все, как сегодня. Только меня,
Меня не будет нигде.
Нет, это неправда. В волне, в цветке
Я в чем-нибудь вновь оживу.
Прильну к человеческой теплой руке,
Лепестком упаду на траву,
В золотых облаках проплыву над землей
На закате летнего дня.
К сыну в окно загляну звездой.
Только он не узнает меня.
Душа сейчас, как ласточка легка!
Простит ли мне земля мою измену?
Но крылья нам целуют облака
Золото-розовою пеной.
…………………………………………
Я помню тот последний долгий круг
Над городом — я с ним простилась взглядом,
И небо, словно долгожданный друг,
Светло и просто встало рядом.
И высота нас мягко обняла.
И на землю, покинутую нами,
Крестом неровным наша тень легла,
И мы уже над облаками,
О, гордый мир, раскинутый внизу
В закате, словно в зареве пожара,
Как ты далек! А здесь уже грозу
Готовит небо нам в подарок.
Мне навсегда запомнится излом
Горячих молний, разрезавших воздух
В то время, как сияли над крылом
Почти игрушечные звезды.
Качалась справа ночь, а за стеной
За левой, бирюзовым, нежным светом
Закат всю ночь боролся с темнотой
И победил, и стал рассветом.
И вот внизу квадратные поля,
Леса, что сверху кажутся кустами…
Я возвращаюсь вновь к тебе, земля!
Но жаль расстаться с небесами,
И лишь глядеть на них издалека,
И за полетом птиц следить с тоскою…
Душа сейчас, как ласточка легка!
Но как остаться ей такою?
Мне трудно отрешиться от Гюго,
Бродя по этим темным переходам,
И кажется естественней всего,
Что мне навстречу выйдет Квазимодо.
И вздрогну я от страха, как тогда,
Когда он в детстве в полутемном зале
Смотрел из книги. Ничего года
Из памяти упрямой не убрали.
И здесь Гюго глядит со всех сторон,
Как будто я во сне все это вижу…
Но голос гида разбивает сон,
И я стою над солнечным Парижем.
Цепочкой разноцветною внизу
Веселые бегут автомобили,
И пароходы по реке ползут,
И в небе самолет раскинул крылья.
О, светлый мой, сегодняшний Париж!
Ты смело в ногу с временем шагаешь.
Ты, не старея, старину хранишь,
И не старея, новый день встречаешь!
Я не хочу тебя, сверкающую ярко
Цветными бусами и вазами Мурано,
Ту, что на площади Святого Марка
Все продает настойчиво и рьяно.
Что, старину на вынос разбазарив,
Устало хрипнет от рекламных криков,
Где в знойном туристическом угаре
Воистину «смешение языков».
Трещат моторы быстрых «вапоретто»
И мрачно дремлют старые гондолы…
Нет, не такой была ты для поэтов
В былых веках, и гордых, и веселых.
И я бегу, спасаясь от туристов,
Стадами совершающих прогулки,
Чтоб отыскать твой лик спокойно-чистый
В каком-нибудь далеком переулке.
И вот ты здесь. Глицинией увита
Стена. И окна, словно привиденья.
В канал, налитый мутным хризолитом,
Спускаются тяжелые ступени.
Они былые тайны сохранили.
По ним ступали долгими веками…
И всех твоих церквей и кампанилий
Дороже мне вот этот старый камень.
«Поезд пролетел без замедленья…»
Поезд пролетел без замедленья,
И отныне до последних дней
Суждено вам тающим виденьем
Оставаться в памяти моей.
Я привыкну к каменной разлуке,
Но возьму с собою, как завет,
Ваши к небу поднятые руки,
Уменьшающийся силуэт.
Вот его почти не видно. Точка.
Вот и точку спрятал поворот.
Но в душе рифмованною строчкой
Горькое прощание живет.
«Я не хочу с тобою больше спорить…»
Я не хочу с тобою больше спорить.
Мы говорим на разных языках.
Но страшно мне, что эту чашу горя
Не удержать в слабеющих руках.
И уроню, от боли цепенея.
И хлынет лава тяжкою волной…
И в ужасе застынет, как Помпея,
Душа, испепеленная тобой.
«От слов твоих сходила я с ума…»