Достойны ли они, чтоб ради них
Терять здоровье? Разум? Сердце? Честь?
Швырять на ветер тысячи и сесть
Во Флит иль в Каунтерс? Не в угоду ль им
Несется франт по людным мостовым,
В пух разодет, в карете иль верхом,
Чтоб из Гайд-парка въехать прямиком
На те подмостки, где, как говорят,
Не принят слишком вычурный наряд,
Где гребни, склянки, пудры и духи,
Как, впрочем, и любовные стихи,
Уж не спасут. Не ради ль них, мой друг,
Себя мы обрекаем на недуг?
Безумства? Ссоры? Не за них ли пьем
Сверх меры, чтобы выблевать потом
С проклятьем? Отчего с недавних пор
В гостях напиться пьяным - не позор?
Что за геройство - прочих перепить,
Когда героя впору выносить
Проветриться? Таким предстал для нас
Мир немощный и дряблый. Всякий час
Пороки наши множатся. Они
В движенье постоянном (что сродни
Погоне), по телам и головам
Друг друга заползают в души к нам,
Переполняя чувства и умы,
Пока под грузом их не рухнем мы.
Я говорю: беги, мой друг, беги
От гибельных сих пропастей, где зги
Не разглядишь. Уж короток и день
Стал для игры - так нам и ночь не лень.
На то потратить, чтоб одним броском
Себя навек связать с ростовщиком.
Старик уже не в силах сам поднять
Стакан игральный - ну так он нанять
Того, кто б за него сыграл, спешит
И взором стекленеющим следит,
Как тот бросает. Так развратник рад
Хоть поглядеть под старость на разврат.
Нас червь азарта точит. Мы же с ним
Не можем сладить или не хотим.
Иль так тщеславье в нас раздражено?
(Хоть это нам не оправданье.) Но
Уж лучше так, чем вовсе потерять
Достоинство и честь и восхвалять
Их светлости любой удачный шар,
Крича, что лорда выдает удар,
Хоть, кажется, какое дело мне,
Раз я стою спокойно в стороне?
Ведь хоть охрипни я, хваля его,
Их светлость не вернут мне и того,
Что мне потом придется уплатить,
Чтоб сорванное горло подлечить.
Лесть лорду дешева, поскольку он
Такой толпой лакеев окружен,
Которым их лакейство не претит,
Что жалкий одиночка-льстец, кто льстит
Без низости, пред этой бандой слаб.
Зато продажный шут и подлый раб
Возлюблен и в чести. О, времена!
Беги, мой друг! Пусть строк моих волна
Тебя умчит из ада, где льстецы,
Завистники, фискалы, гордецы,
Наушники, шпионы, шептуны
(Чьи руки кровью тех обагрены,
Кто их не раскусил), где мастаки
В искусстве лжи, ханжи, клеветники,
Бахвалы, лжесвидетели кишат
Несметною толпой. И этот ряд
(Ведь род людской плодит повсюду грех)
Длить много легче, чем прервать иль всех
Пересчитать на первый и второй,
Хоть будь фельдфебель ты над всей землей.
Простимся ж, Колби. В свой опасный путь
Возьми с собой заветы друга: будь
Столь безупречен, чтобы дел своих
Ты мог не устыдиться в смертный миг;
Ищи не славы на полях войны,
Но истины единой; без вины
Не виноваться; властвуй над собой
И сможешь одолеть в борьбе любой;
Не сетуй на судьбу, и, что она
Тебе ни шлет, - верни ей все сполна;
Какой она тебе ни кажет лик,
Смирись, но будь себе равновелик.
Знай: удостоит высшая хвала
Не доблести, а добрые дела.
Я верю, друг мой: мертвый иль живой,
Ты не уронишь чести родовой.
Еще последний мой тебе совет:
Не богохульствуй. Среди смертных нет
Такого, в ком бы чтили храбреца,
За то, что он дерзнул хулить Творца.
Теперь ступай искать покой в бою.
Кто пал за веру, быть тому в раю.
Перевод М. И. Фрейдкина
ЭЛЕГИЯ
Не будь, о госпожа моя, строга,
Когда тобой покинутый слуга
Тебе опишет, каково ему
С тобой расстаться; так в ночную тьму
Внезапно канет полдня светлый луч,
И солнца лик сокроется меж туч
На долгие полгода, что должны
Прожить мы врозь, той тьмой разведены.
В житейских бурях каждый день и час
С теченьем лет подтачивают нас.
Увы, нет в сердце прежнего тепла
Безвременно зима моя пришла.
Я телом слаб, а без тебя, мой друг,
Кто исцелит души моей недуг?
Ты мне ее вернешь? О, нет, тогда
И отнимать не стоило труда.
Оставь ее себе - уж лучше ей
Пасть беззащитной жертвою твоей,
Чем здесь со мной остаться. Впрочем, будь
Что будет. Меж людьми свой грустный путь,
Как призрак, я пройду, уныл и тих,
Пока не встречу снова вас двоих.
Перевод М. И. Фрейдкина
ЭЛЕГИЯ
Будь, как Вергилий, холоден поэт
Иль тучен, как Гораций, или сед
И стар годами, как Анакреон
Все мнит читатель, что поэт влюблен.
Кто ж запретит и мне в моих стихах
Игривым быть, как юный вертопрах,
Который провести не мыслит дня,
Чтоб не взнуздать крылатого коня?
Одев чело плющом, взгляну-ка я,
Кто будет мне завистник и судья.
Супруги и отцы! От глаз моих
Сокройте дочерей и жен своих!
Я заявить спешу свои права
На все, чем прелесть женская жива.
Ведь лица, формы, линии - черты
И атрибуты женской красоты
Весьма любезны музам. Но поэт
Воспеть их вправе, вожделеть же - нет.
Поэтому уймитесь. Жен и дев
Лишь восхваляет скромный мой напев
(Коль им к лицу хвала), иль будет вам
Спокойней, если ваших милых дам
На мерзких ведьм, уродливых и злых,
Заменят эльфы? Впрочем, даже их
Держите в затрапезье, ведь шелка
Пройдох-певцов манят издалека.
А век наш поэтическим слывет,
И нынче каждый конюх - рифмоплет.
Но я, уж двадцать лет живущий там,
Где столько шелка, что не снилось вам,
Не хуже тех, кто поставляет шелк
Иль ус китовый, знаю в этом толк.
Я, что не раз едал на серебре
Среди франтих и франтов при дворе,
Изведав и вражду, и дружбу их,
Я знаю, их ли платья, что на них.
И потому хулить пристало ль мне
Того портного, что своей жене
Перед началом брачной их игры
Давал одеть наряд, что до поры
Заказчице не послан? Он грешил
Лишь тем, что упредить других спешил.
По мне ж, одень ты клячу хоть в парчу,
Я оседлать ее не захочу,
Как и твою жену, хоть на нее
Ты лучшее навесь свое шитье.
Ведь если так, то похоть возбудит
И стул, коль модной тряпкой он обит.
Но я, мой друг, признаюсь, не из тех,
Кого атлас да бархат вводят в грех.
Иль мнишь ты, будто я, как тот лакей,
Что, в гардеробной у жены твоей
Отряхивая с юбок пыль и грязь,
Томится, от желанья распалясь,
Иль, брошенный башмак ее найдя,
Его лобзает, страстью исходя,
Иль на висящем платье задерет
Подол и то вершит, чего мой рот
И вымолвить не в силах? Ты-то был
От счастья без ума, когда следил
За бедным парнем в щелку! Впрочем, он,
Будь хоть немного грамоте учен,
В стихах бы прозу чувств своих воспел,
Мол, за любовь позор он претерпел.
Подобных бардов нынче пруд пруди!
Такой заметит бантик на груди
И вмиг готов сонет. А тот, другой,
Что в мадригале к матери родной
Расхваливал французский капюшон,
Что на знакомой леди видел он
У Мэри Спиттл! "О, как была пестра
На бирже и в порту шелков игра!"
Поет один, другой в ответ ему
Язвит, что шелку этому всему,
Мол, грош цена, твердит, что для него
С Чипсайдом не сравнится ничего
Там в дни гуляний, по его словам,
Не лавки напоказ являют вам
Атлас, панбархат, плюш и кружева,
А окна - вот, мол, пышность какова!
Пусть глупостями тешатся глупцы,
А то, пожалуй, не сведет концы
С концами сводня-жизнь! Мне ж дела нет,
Пленит ли их роскошный туалет
На жирной шлюхе иль стульчак в резьбе!
И не спрошу я, почему тебе
Стократ важнее женино тряпье,
Чем ум, манеры и лицо ее!
Перевод М. И. Фрейдкина
ПОСЛАНИЕ К ДРУГУ
Нельзя считать плохим того из нас,
Кто возвращает долг не в должный час.
В нужде злодейства нет, лишь ростовщик
В ней видеть преступление привык.
А он - не друг. Ведь дружба чем верней,
Тем меньше ищет выгоды своей.
Я был бы должником сейчас едва ли,
Но есть особы, что со мной порвали,
Долг не вернув. Так я прошу покорно,
Дай мне отсрочку. Это не зазорно,
Нет преступленья в том, что обязательств
Не выполнил я в силу обстоятельств.
Ведь страшно, если тот, кто в долг дает,
Не верит мне и только денег ждет.
Будь другом, подожди. К тому ж не даром!
Я не бесплоден, я - земля под паром.
С меня ты снимешь урожай, как с поля
Богатого, а может, и поболе.
Перевод В. В. Лунина
* *
*
Всегда свежа, всегда опрятна,
Всегда надушена изрядно,
Всегда одета, как на бал.
Но, леди, я б вас не назвал
Ни обаятельной, ни милой,
Хотя румяна и белила
Вы скрыть умеете вполне.
В ином любезна прелесть мне.
