Константин Бальмонт - Литургия красоты. Стихийные гимны

    В непостижной дали.

Но мои сказать не смели,

    Почему мерцали.

Ты — невеста, ты — чужая,

    Ты и он — мечтанья.

Но застыл я, твердо зная,

    Что любовь—страданье.

Вижу, вижу, как другого

    Счастье ослепило.

Я утратил силу слова,

    Но сильна могила.

Кто узнал с другим слиянье,

    Тем не возродиться.

Я застыл, как изваянье,

    Знаю, нам не слиться.

Смерть свои соткала сети,

    Смерть непобедима.

Если есть любовь на свете,

    Ты лишь мной любима!

За наше «Когда-то»— последний привет.

И больше ни мысли, ни памяти нет.

Что было, то было. Что будет, не ждет.

И Солнце все дальше и дальше идет.

В разбеге прибоя таится отлив.

Но море рокочет, и рокот красив.

Мы счастливы были безумьем любви.

Минутным, неверным меня не зови.

Я нежен, я верен отшедшей мечте.

Но вот уже эти признанья — не те.

Я счастлив — я светел — один — как звезда.

Не помни. Не думай. Прощай. Навсегда.

Нет, наша встреча не случайна,

И помню я твое лицо,

Меж нами дремлющая тайна,

Душа душе дала кольцо.

И нет в словах определенья

Для этой тайны, что вдвоем

Через потоки измененья

Мы не роняя пронесем.

И наших чувств не называя,

Затем, что им названья нет,

Мы будем светлы — вспоминая,

И созерцая тайный свет.

Быть может через годы, быть может через дни,

С тобой мы будем вместе, и будем мы одни.

И сердце сердцу скажет, что в смене дней и лет,

Есть вечный, негасимый, неуловимый свет.

Он был у нас во взорах, названья нет ему,

Он будет снова — знаю, не зная, почему.

Но мы, переменившись во внешностях своих,

Друг другу молча скажем, глазами, яркий стих.

Мы скажем: Вот, мы вместе. Где жизнь? Где мир?

                                          Где плен?

Мы — жизнь, и в переменах для сердца нет измен.

Еще, еще мы скажем, но что, не знаю я,

Лишь знаю, что бессмертна любовь и жизнь моя.

Лишь знаю — побледнею, и побледнеешь ты,

И в нас обоих вспыхнут, лишь нами, все черты.

Ты пришла, как приходит весна,

Расцвела, как весенний цветок.

И в душе у меня тишина,

Хоть теперь от тебя я далек.

Тишина и созвучие строк,

И дрожанье, и пенье мечты.

Ты нежна, как воздушный намек,

Ты нежна, как ночные цветы.

Сердце хочет всегда Красоты,

Мысли жаждут цветов и зимой.

Ты была и останешься — ты,

Я в минувшем и будущем твой.

Мне не страшно быть порознь с тобой,

И звучит и не молкнет струна.

Ты под снегом, цветок голубой,

Но уж близко вторая весна.

Я вновь хочу быть нежным,

Быть кротким навсегда,

Прозрачным и безбрежным,

Как воздух и вода.

Безоблачно прекрасным,

Как зеркало мечты,

Непонятым и ясным,

Как небо и цветы.

Я вновь хочу быть сонным,

Быть в грезе голубой,

И быть в тебя влюбленным,

И быть всегда с тобой.

Серебряные звезды, я сердце вам отдам,

Но только вы скажите — вы что ночным цветам

Сюда сияньем льете, сияя вечно там?

Серебряные мысли полночной тишины,

Вы нежны и нарядны на Празднике Весны,

Но что в вас тайно дышит? Какие в звездах

                                        сны?

Серебряные воды просторов неземных,

В зеркальностях Природы какой поете стих?

Вселенские озера! Потоки вод живых!

Так молча звезды с сердцем старался я сплести,

Душой своей вздыхая у Млечного Пути,

И талисман мечтая меж дружных звезд найти.

Я спрашивал, я слышал незримую струну,

Забыл, глядел ли в Небо, в свою ли глубину,

Но я любил, лелеял влюбленность и Весну.

Душа моя дрожала от пенья тайных строк,

В душе моей раскрылся неведомый цветок,

Узнать его названье я никогда не мог.

Но весь я полон пенья, сиянья странных снов,

О, праздник обрученья Небес и лепестков,

О, таинство венчанья созвездий и цветов!

Светлый голос мандолины сладкой лаской прозвучал.

Точно кто-то поцелуй мой с поцелуем обвенчал.

Точно кто-то, властным словом, вызвав к жизни

                                    брызги струй,

Дал им литься, дал им слиться в долгий влажный

                                         поцелуй.

О, Неаполь! Волны Моря! Афродиты колыбель!

Легкий звон растет, лелея. Веет млеющий

                                        Апрель.

Белый снег в горах растаял, блеском

                               влажности плывет.

Капля с каплей тесно слиты, ключ звенит, и ключ

                                          зовет.

Возвеличились, запели, закипели ручейки,

И в русле, как в колыбели, стало тесно для реки.

И река, в своем стремленьи, впала в Море,

                                   в блеск и гул,

В пенной зыби, в смутном пеньи, призрак

                               ласковый мелькнул.

Губы  нежный цвет коралла, очерк бледного лица,

Струи, струи, поцелуи, струи, струи, без конца.

Сладкий голос мандолины, Итальянский светлый сон,

Нежный с нежным, близок мысли, юный с юным,

                                 в Жизнь влюблен.

Вновь и вновь струятся строки

Звучно-сладостных стихов,

Снова зыблются намеки,

Вновь ищу во тьме грехов.

Темной ночью, глухо спящей,

Еле слышно в сад иду,

И под чащей шелестящей

С красотою речь веду.

«Красота моя, ты любишь?

Если любишь, будь моей».

«Милый, ты меня погубишь,

Милый, милый, пожалей».

Миг борьбы взаимно-нежной,

Спешный, слышный стук сердец,

Свет незримый, свет безбрежный,—

О, блаженство! Наконец!

Мглой ночною, черноокой,

Много скрыто жгучих снов.

«Милый, милый, ты — жестокий!»

В оправданье нужно ль слов?

Тот, кто любит, разве губит,

Раз желанное берет?

Он лишь нежит, он голубит,

В сердце мед он сладко льет.

И не ночью ли глубокой,

О, блаженство красоты,

Под лазурью звездоокой

Дышат нежные цветы?

Не во тьме ли, опьяненный,

Мглу поит ночной цветок,

Не жалея, что влюбленный,

Наконец, раскрыться мог?

Легкий лист, на липе млея,

    Лунный луч в себя вобрал.

Спит зеленая аллея,

    Лишь вверху поет хорал.

Это — лунное томленье,

    С нежным вешним ветерком,

Легкость ласк влагает в пенье

    Лип, загрезивших кругом.

И в истоме замиранья

    Их вершины в сладком сне

Слышат лунное сиянье,

    Слышат ветер в вышине.

Свет Луны и ветер вешний,

    Бледный ландыш спит в тени,

Грезя, видит сон нездешний,

    Дню хранит свои огни.

Полон зыблемого звона,

    Легкой грезы и весны,

С голубого небосклона

    Принимает луч Луны

Лик Луны, любовь лелея,

    Мир чарует с высоты.

Спит зеленая аллея,

    Спят деревья и цветы.

О забытом трубадуре, что ушел в иной предел,

Было сказано, что стройно он слагал слова и пел

И не только пел он песни, но умел их записать,

В знаки, в строки, и в намеки жемчуг чувства

                                           нанизать.

Эти песни трубадура! Эти взоры chatelaine!

Эти звоны, перезвоны двух сердец, попавших

                                             в плен.

Я их вижу, знаю, слышу, боль и счастье их делю,

Наши струны вечно-юны, раз поют они. «Люблю».

Мертвый замок, долгий вечер, мост подъятый,