Важа Пшавела - Поэмы

Мой Шере, взгляни за окно,
Кто там завывает во мраке?

О царь, за окошком темно.
Пируют, как видно, гуляки.

Мой Шере, я слышу кричат.
Пойди, разузнай, бестолковый.
Но двери на петлях скрипят
И визирь вбегает дворцовый.
Глашатай великих скорбей,
Посыпал он голову прахом
И белого снега белей,
Сказал государю со страхом.

Срази супостата господь
С такою же силой смертельной,
С какой он и душу и плоть
В сосуд превращает скудельный.
Скончался твой сын, государь!
Нет больше Этери прекрасной!
На войнах не видел я встарь
Кончины настолько ужасной!
Как только внесли лекаря
Этери в покои к больному,
Поднялся он, взором горя,
Смертельную чуя истому.
Супругу он обнял рукой,
Приник к окровавленным ранам,
И вдруг перед милой женой
На ложе упал бездыханным.
Мы ах не успели сказать
Этери взмахнула кинжалом…
Доселе его рукоять
Торчит под соском ее алым!
Покрыла Царя темнота
При вести об этой кончине.
О горе! Открылись врата
В страну мою бедную ныне!
Мой сын был опорой стране,
Он был нам светила дороже…
Зачем не оставил ты мне
Дитя мое, господи боже?

И вот, улыбаясь вдали,
Опять засияло светило,
Но бедные очи земли
Смотрели туманно и хило.
Весь трауром город одет,
Унылые реют знамена.
Вельможи, встречая рассвет,
Рыдают у царского трона.
И медленный стелется дым,
Клубясь над костром поминальным.
И лев — спасалар, недвижим,
Стоит перед войском печальным.
Стоит, опираясь на меч,
Высокому пред ан престолу,
И пламя колеблется свеч,
И стяги повергнуты долу.
Не плачет над башней труба,
Не бьют на заре барабаны.
В глубоком молчанье толпа
Идет, заливая поляны.
И в рощах умолк соловей,
Затихли веселые птицы,
И смотрят из чащи ветвей,
Как толпы идут из столицы.
Свершая священный обряд,
Святитель выходит из двери
И визири шествуют вряд,
Не видно лишь визиря Шере.
Два гроба плывут над толпой
Один деревянный, дощатый.
Другой, впереди, дорогой,
Повит пеленою богатой.
И падает наземь народ,
Услышав церковное пенье,
И слезы обильные льет,
И волосы рвет в исступленье.
По воле усопшего, тут
На светлом лесном косогоре,
Где птицы лесные поют,
Остались влюбленные вскоре.
В двух темных могилах легли
Поодаль они друг от друга,
Чтоб даже в объятьях земли
Не видела мужа супруга.
Но скоро чудесную весть
Услышали жители края:
Над бедной пастушкою здесь
Фиалка возникла лесная.
И рядом, на холме другом,
Открылась огромная роза.
Цветут они ночью и днем,
И в зной, и во время мороза.
И вечно друг к другу стремясь,
Листы воедино сплетают,
И птицы, людей не боясь,
Над ними весь день распевают.
И бьет животворный ручей
Близ этих надгробий зеленых,
И сладостной влагой своей
Целит безнадежно влюбленных.
Кто этой воды изопьет,
Тот сердцем не будет изранен,
Будь он из богатых господ,
Иль просто бедняга крестьянин.

А Шере, вы спросите, что ж,
Проклятый убийца Этери?
С утра и до вечера нож
Он точит сегодня у двери.
Зачем ему острый клинок?
Не смерти ли хочет несчастный?
О чем, средь людей одинок,
Хлопочет преступник опасный?
Давно уже, старый злодей,
С заплатанной ни щей сумою
Он бродит вдали от людей
И дико трясет головою.
При царском дворе позабыт,
Отверг он вельможное званье,
И только угрюмо молчит,
Когда его гонят крестьяне.
В древесное лыко одет,
Больной, сумасшедший калека,
Боится на старости лет
Смотреть он в лицо человека.
И вечно он рыщет в горах,
В лощинах, травою поросших.
То волком завоет, и страх
Хватает за сердце прохожих;
То горным козлом закричит,
То диким завоет шакалом,
То меч свой и ломаный щит
Таскает на ослике малом.
То снова, как злой нетопырь,
В дремучей трущобе ютится…
Однажды ушел в монастырь
С монахами богу молиться.
Да где там! Молитвы не впрок
Тому, кто отрекся от бога.
И снова, как перст, одинок,
Он точит клинок у порога.
Зачем же несчастному нож,
Молитвы к чему и стенанья?
Затем, что ему невтерпеж
На наше смотреть мирозданье.
Затем, что безумной рукой
Сегодня он выколет очи,
Затем, что смертельный покой
Он видит в безмолвии ночи.

День оделся покрывалом.
Горы меркнут. Спят герои,
Что в могилу с поля брани
В боевом поту сошли.
Словно струи Алазани,
Над померкшею землею
Облаков бегущих слезы
Безутешно потекли.
И, омытые грозою,
Блещут горные высоты,
А в сухом вчера ущелье
Слышится потока гром.
Облака к лугам восходят
От росистого осота,
Горы полны белопенным
Водопадов молоком.
Мой привет примите, горы!
Пусть шумит и зеленеет
Остролист и можжевельник
Над могилою моей…
Только с вами это сердце
Оживает и смелеет.
Был я вскормлен вашей грудью
И пускай умру на ней!

Ясенями и дубами
Обросла гора крутая.
Камни черные развалин
Громоздятся ввысь над ней.
С белою овцой старуха
У ворот стоит, рыдая
Возле жертвенника, грубо
Сложенного из камней.
Это пшавская святыня,
И сегодня праздник пшавов.
Почему же нет народа
На горе? И почему
Женщина сама свежует
Жертву на камнях кровавых
И одна свеча угрюмо
Озаряет полутьму?
Здесь когда-то правил пиром
Хевисбер седоволосый,
Весь народ на пир сходился.
Почему ж сюда пришла
В этот день одна старуха?
Лужей перед нею слезы.
Стонет старая, как будто
В сердце ей змея вползла.

Человек вошел в ворота
Был оборван он и грязен.
Страшно у него ввалились
Воспаленные глаза…
Он ружье сжимал рукою,
К поясу был меч привязан…
Долго он глядел. И тихо
По щеке текла слеза.
Видимо, старухи горе
Разделял пришлец усталый.
 Рукавом он вытер слезы,
Стал лицом еще бледней.
Как безумная старуха
Ничего не замечала,
Била в грудь себя и громко
Спрашивала у камней:
Стены древние! Скажите,
Отчего мы вечно стонем?
Или мы должны слезами
Землю пропитать насквозь?
Коль земля исторгнет слезы,
Мы в своих слезах потонем!
Почему нам умываться
Кровью нашею пришлось?
И у матерей не дети
Молоко сосут, а змеи!
Наша жизнь, святыня наша
В жертву отданы врагам…
Нам сердца сжигает пламя,
Вечного огня грознее.
Мужи Пшавского ущелья
Все убиты! Горе нам
Слушал незнакомец вопли,
Раз дававшиеся глухо,
И, пред чувствуя несчастье
И заранее скорбя,
Робким голосом спросил он
Незнакомую старуху:
Кто ты, мать, скажи? Откуда?
 Что за горе у тебя?
И она в волненье страшном
Поднялась, с трудом ступая,
Грудью оперлась о посох,
Руку к небу подняла.
Мир тебе! Хоть ты единый
Сохранился в нашем крае.
На земле лицо мужское
Я увидеть не ждала,

Мир твоей семье и мужу!
Мир и счастье над тобою!
Но, во имя материнства,
Отвечай на мой вопрос.
Кто послал тебя, старуху,
Дело исполнять мужское?
Иль до светопреставленья
Нам с тобой дожить пришлось?
Иль в другую землю пшавы
Выселились всем народом?
Здесь в пирах гремели песни,
Но безмолвно все сейчас…
Было тут село Хошари!
Я ведь тоже здешний родом.

Сын мой! Сядь, сними доспехи
И послушай мой рассказ.
Хлынули враги потопом
И село Хошари смыли.
Все мужчины вышли в битву,
Но враги побили их.
Землю трупами своими
Тут мужчины утучнили.
Только женщины остались
Плачут у могил родных.
Дети спрашивают наши:
Что рыданья эти значат?
Громко плачут малолетки,
Видя плачущую мать,
И, не получив ответа,
Горше прежнего заплачут.
Нечем их теперь утешить,
Нечем слезы унимать.
Матерям не нужны дети!
Сына вырастишь героя
Выйдет богатырь, красавец,
Радость матери родной…
Только нынче жив и здрав он,
Завтра мертвый пред тобой:
Унесет внезапно сына
Страшный ливень кровяной!
Называюсь я Саната,
Род мой из Апхушо, милый…
У меня был муж Беридзе,
Семь сынов я родила.
Каждый льву был силой равен,
Но как бурей их скосило.
Семерых сынов и мужа
В день один я погребла.
Две недели я, старуха,
Им приют последний рыла!
Снова хлынули у старой
Слезы после этих слов.)
Спят они в горе Хошари,
Ветры плачут над могилой,
Вихри крутятся у входов
Заколоченных домов…
Горе женщину заставит
Взяться за мужское дело…
Кто овцу заколет в жертву?
Кто воскурит фимиам?
Быть нам за мужчин, доколе
Не ушла душа из тела.
За беду, за скорбь святыня
Этот грех отпустит нам.
Ты скажи теперь откуда.
И куда твоя дорога?
Наш ты будто по обличью
Или, может быть, чужой?