беда.
Как будто гость осиротелый,
В своей стране живёт народ.
И пьёт хмельное озверелый,
И в бога – душу мать поёт.
А те, у властного кормила,
Торопятся внедрить указ,
И в нём будет законной сила,
Которая убьёт всех нас.
Культ золота и культ наживы,
Чтоб каждый был сам за себя.
Тогда мы, если будем живы,
Дождёмся судного огня.
И представая перед Богом,
Себя должны будем спросить:
Кто в состоянии убогом
Заставил нас по-скотски жить?
Пора брать власть и о народе
Подумать крепко: как нам жить?
Пора приблизиться к природе
И к Богу взор свой обратить.
В лазоревой выси закатного дня
Небесный корабль плыл, огнями маня.
Он тихо и плавно направился вниз
И призрачным шаром над прудом завис.
И вспенилась тихая водная гладь…
Испуг пересилив, я стал вопрошать:
– Откуда взялись Вы на нашей Земле?
– Она же и наша, – ответили мне.
– Вы ангелы? Кто Вы для нас, для людей?
– Мы все – воплощенье высоких идей.
Мы звенья единой цепи бытия.
– Зачем Вам корабль? – снова вымолвил я.
– Для дальних походов в другие миры.
– А наш путь земной до какой же поры?
– От вас и зависят сроки исходов
И для людей, и для целых народов.
– Тогда укажите нам правильный путь.
– У каждого свой он, и в этом вся суть.
Мир внутренний должен Мир внешний принять
И, внемля ему, гармонично звучать.
– А к совершенству открыты дороги?
– Творите себя. Ведь Вы уже Боги!
Корабль, растворяясь, над лесом исчез.
В молчанье остались мы: я, пруд и лес.
Над широкой, могучей рекой –
Лунный свет, тишина и покой.
У причала застыли челны,
На бликующей глади – черны.
Между млечным путём и рекой
Тёмный лес протянулся каймой.
Лес молчит, и река замерла.
Всё плотней закрывает их мгла.
Но покой не для тех, кто не спит
И в открытую бездну глядит.
Взор землян нескончаемо лет
Манит ввысь этот призрачный свет.
В пространстве нашем я нашел зацепку.
Край отогнул и вышел из него.
Но жизнь меня удерживает крепко –
Гарантия возврата моего.
Отныне, прикоснувшись к дали запредельной,
Уже я не могу, как прежде, тихо жить.
Я соучастник, суд и зритель небесцельный
Всего того, что было, есть и может быть.
Жизнь во Вселенной – это чудо,
Необъяснимое пока,
Здесь на Земле, а может всюду.
И тайна эта глубока.
Вначале был вселенский хаос.
И вдруг – пленительный росток.
Се – величайшее из таинств:
Из хаоса растёт цветок.
И есть ли здесь закономерность?
И если есть, – куда ведёт?
Сейчас ценны любовь и верность.
А дальше, что нас грешных ждёт?
Мы обрели волшебный разум.
Но есть ли разуму предел?
Хотелось бы узнать всё сразу.
Да мало ли кто, что хотел.
Мы – в ограниченном пространстве,
Тела не могут улететь.
Замкнулся круг далёких странствий.
О них лишь можем песни петь.
Насыщен день делами до предела,
От множества забот кружится голова.
И мысль моя, куда бы ни летела,
Всегда облечена в привычные слова.
И трудно распознать, что тут первично:
Сначала мысль, потом дела или слова.
Ведь иногда мы ловим мысль отлично
Без всяких слов, пусть даже эта мысль нова.
А, может быть, первичны наши чувства:
Мы ощущаем мир, вибрации души.
Не даром же, величие искусства
В том, чтобы потрясти, услышать плач в тиши.
И лишь потом, когда утихнут страсти,
Мы сможем размышлять (Так что ж произошло?),
Оформить мысль, разбить её на части,
А там, глядишь, за словом слово потекло.
Ни ветерка, ни шелеста, ни хруста.
Стоит вода, прозрачны небеса.
Уравновешен мир, покойны чувства,
Так слаженно звучат их голоса.
И в голове моей простор и ясность.
И мысли-ласточки скользят легко.
Откуда же я ощутил опасность?
Ведь тихо всё, и видно далеко.
Во мне самом возникло напряженье,
Мир искривило, мысли закрутив.
Но новой мысли нет, есть притяженье,
В сознании невидимый извив.
И всё теперь вокруг него летает
И не даёт спокойно спать и жить.
Узнать, что в этом центре обитает,
Я должен, или дальше мне не быть.
И вот когда, уже в изнеможенье,
Всплывает мысль, и нова, и проста,
Усталое сникает завихренье.
Тревожился не зря и не спроста.
И мир обрёл другие очертанья.
И всё теперь так гармонично в нём.
И кажется – нам не нужны страданья.
В каком прекрасном мире мы живём!
Я идеалом человека восхищён.
Он мною возвеличен, в небо вознесён.
В нём есть и грация, и сила, и сноровка.
Душевных же достоинств нам не счесть.
И удивляет только нестыковка
Таких задатков и того, что есть.
В нём проявляется божественность творенья.
Пьянит его возможность волеизъявленья.
Да здравствует любовь! Да здравствует свобода!
И кажется, что Бог лишь есть над ним.
Да дело в том, что он лишь часть народа,
И вне его он сам будет пустым.
Душа его, рождённая от Бога,
Не знает ни пределов, ни порога,
Стремится вольной птицею летать,
Забыв, что нужен кров и хлеб насущный.
А это может в мире получать
Жилец, законы и порядки чтущий.
Как видим, выбор в нашей жизни невелик.
И в этом весь трагизм, души, стеснённой, крик.
С желаньями других нужно считаться.
И даже тот, кто всё это поймёт
И, не щадя себя, начнёт стараться,
Почувствует, что часть души умрёт.
Семь чакр безудержно звучат,
Внимая голосу Вселенной.
А жизнь угаснет, замолчат.
Все будем там. Лишь Бог нетленный.
Ведь человеку нужен лад,
Гармония с вселенским светом.
И чакры слаженно звучат
Ответным космосу приветом.
Анатом скажет: «Се фантом,
И в человеке чакр не знаем».
Так мы не знали и о том,
Что в звёздном космосе летаем.
И как из не живых частиц
Живая плоть произрастает.
И в ней из пищи и водиц
Любовь, как роза расцветает.
Мы говорим, кричим, поём,
А разум тайны постигает.
И
