Сопряженность текстов очевидна, но хотя стихотворение Есенина передано в редакцию раньше, чем была написана статья, из этого не следует делать вывод об их взаимозависимости, к тому же есть и существенное различие в позициях авторов: Р.В.Иванов-Разумник настойчиво пишет о необходимости и неизбежности разрушения старого, а Есенин, как бы предвосхищая мнение критика, предупреждает: «Не изменят лик земли напевы, // Не стряхнут листа…»
В критике стихотворение Есенина было сразу отмечено как одна из важнейших его автохарактеристик, но поэтому и оценивалось, исходя из общих установок того или иного критика. Рецензент пролеткультовского «Горна» заявлял: «Жалко за Есенина. Жалко за пропадающее зря громадное дарование. Он мог бы стать великим народным поэтом, одним из наших революционных певцов… Жив в нем тот боевой, хочется сказать, мальчишеский задор, который может стать революционным порывом, если пойдет на дело, сольется с мощным потоком пролетарского строительства нового мира… У Есенина есть моменты прозрения. Тогда и говорит он себе горькую правду: „Не нужен ты“, понимает, что его „красный вечер“ — „всколыхнет Брюсова и Блока“ всего-навсего, понимает, что он слагает ныне свои песнопения для кучки ненужных, отставших от жизни людей. Но он покамест не в состоянии бросить это пустое дело, отрешиться от старого мира и пойти туда, где его ждет радостный, творческий труд, — в стан борцов за коммунизм» (журн. «Горн», М., 1919, № 2/3, с. 114–115). Критики другой ориентации видели в стихотворении свидетельство особого места, которое занимал Есенин в «Скифах» и «Нашем пути». «Каковы бы ни были пункты сродства, приведшие Есенина в это общество, — писал, например, А.И.Ромм, — но он оказался на высоте положения и здесь: очень хорошо подражал Клюеву, изо всех сил старался встать в позу апокалиптического пророка, разрушал и созидал миры — а между тем упорно шел вперед технически и поэтически, разрабатывал образность… И опять сквозь истерические выклики о Новом Содоме, Егудииле, Саваофе и Исаии, сквозь весь этот чужеродный вихрь, поднявший и закрутивший человека, прорываются совсем отличные, теперь по особому понятные строки». Далее автор приводил две первые строфы стихотворения (альм. «Чет и нечет», М., 1925, с. 35).
Понтий Пилат — римский прокуратор (наместник) провинции Иудеи в 26–36 гг., в годы его правления был распят Иисус Христос.
Или, Или, лама савахфани…— Согласно Евангелию, эти слова произнес Христос перед смертью на кресте. «Около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или́, Или́! лама́ савахфани́? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Матф., 27, 46). В Евангелии от Марка эти слова приводятся в другой транскрипции («Элои! Элои! ламма савахфани?» — Марк, 15, 34). Приводя эти слова, Есенин опирался не на Библию, поскольку в Библии указаны ударения, которые он не учел. Ср. эти слова в приведенной выше статье Р.В.Иванова-Разумника.
«О муза, друг мой гибкий…» (с. 134). — П18; Рус. (ст. 1-17 — автограф, ст. 18–33 — корр. отт. Тел.); П21; Грж.
Печатается по наб. экз. (вырезка из Грж.).
Первоначальная рукопись неизвестна. Автограф ст. 1-17 входит в макет сб. «Руссеянь» и относится ко времени его подготовки, т. е. к 1920 г. В наб. экз. помечено 1917 г. В обгоревших остатках рабочей тетради Есенина 1917–1919 гг. (ИМЛИ) среди набросков состава «Преображения» трижды встречается упоминание этого стихотворения:
На одном листе:
Зеленая прическа
Глупое счастье
Песни песни
[Серебристая дорога]
[Где ты отчий дом]
О муза друг мой
На другом листе:
Иногда
То не
О пашни
О муза
О муза
Глупое
[Пашни]
На третьем листе:
Песни
О муза
Разбуди меня
Я по первому снегу
Нивы сжаты
Я по первому
[Серебристая дорога]
Разбуди меня
Где ты, где ты, отчий дом
С.А. Толстая-Есенина была склонна трактовать эти записи как указание на то, что стихотворение было написано «только что», т. е. в 1918 году (Комментарий — ГЛМ). Однако в этих набросках в одном ряду с ним названы такие стихи 1917 г. как «Разбуди меня завтра рано…», «Песни, песни, о чем вы кричите…» и др. В самой тетради среди листов, заполнявшихся в 1918 г., каких-либо черновиков стихотворения нет. Поэтому, видимо, правильнее расценивать его упоминание в этих записях как указание, что оно было уже написано, но не обязательно только что. Это позволяет с бо́льшим доверием отнестись к авторской дате, тем не менее она иногда подвергается сомнению.
Стихотворение входит в круг произведений, связанных с формированием так наз. «новокрестьянской» группы поэтов и прежде всего с творческими взаимоотношениями Есенина и Клюева. В этой связи оно естественно читается в сопоставлении с «О Русь, взмахни крылами…» и может рассматриваться как своего рода его продолжение. Отсюда, в свою очередь, вытекает предложение датировать стихотворение 1918 годом, что косвенно как бы подтверждается и тем, что первая известная в настоящее время его публикация (П18) относится к концу этого года. Однако подобное умозаключение нельзя принять безоговорочно.
В стихотворении скорее следует видеть своего рода вариант «О Русь, взмахни крылами…», еще один взгляд поэта на историю становления того поэтического круга, который он несколько позже назвал «нашей крестьянской купницей». Это содружество сложилось в начале 1916 г., после успешных выступлений в «Красе» и «Страде». Именно тогда окрепли и определились творческие связи Есенина с Клюевым, которого применительно к 1916 году он мог по праву назвать «апостолом нежным». О том времени Есенин мог сказать: «Звездой нам пел в тумане Разумниковский лик». Открывая первый сборник «Скифов», Р.В.Иванов-Разумник писал, что он «складывался еще с весны 1916 года, в пасмурные, безвременные дни, в дни покорно согнутых спин, богомольно отбиваемых земных поклонов». В то время появилась статья Р.В.Иванова-Разумника «Земля и железо», посвященная сборнику Клюева «Мирские думы», в которой формулировались принципиальные для группы идеи о западной цивилизации и городской культуре («железе» по терминологии Р.В.Иванова-Разумника), которым противостоят мудрость земли и сила народного духа (газ. «Русские ведомости», М., 1916, 6 апреля, № 79). При взгляде на стихотворение, как написанное в 1917 г., легко и естественно прочитываются и другие временны́е определения в нем: «опять под дождик сыпкий», «опять весенним гулом» — т. е. вновь по отношению к весне 1916 г., «праздник светлый» — революция, освобождение, тот «весенний гул», который воодушевлял Есенина весной и летом 1917 г., и т. д. «Теперь мы стали зрелей» — подобным образом Есенин действительно мог охарактеризовать группу в начале 1917 г., но вряд ли он мог сказать так в 1918 г., когда выявилось, что единство во многом лишь «кажущееся». Трудно также представить себе, чтобы Есенин вскоре после предельно резких выпадов против Н.А.Клюева («…за последнее время сделался моим врагом», «только изограф, но не открыватель» — в письме к Р.В.Иванову-Разумнику от января 1918 г.), какие бы коррективы на сиюминутность реакции и конкретность повода ни вносить в эти оценки, мог несколько месяцев спустя назвать Клюева «апостолом нежным».
Стихотворение «О муза, друг мой гибкий…» вполне может рассматриваться как близкое по времени создания к «О Русь, взмахни крылами…». Во всяком случае, пока не обнаружены изначальная рукопись и другие материалы, раскрывающие творческую историю этого произведения, приходится воздержаться от пересмотра авторской датировки и сохранить датировку по помете в наб. экз. — 1917 г.
«Я последний поэт деревни…» (с. 136). — Т20; Т21; И22; Грж.; Ст. ск.; ОРиР; Б. сит.; И25.
Печатается по наб. экз. (вырезка из Грж.).
Автограф — ГЛМ, без даты. В наб. экз. ошибочно датировано 1921 г. В наст. изд. датируется по первой публикации. Е.А.Есенина свидетельствует, что стихотворение было написано во время приезда в КонС.А. Тиново в 1920 г. (Есенин был там в последних числах апреля — первых числах мая):
«На третий день, перед отъездом, Сергей сказал мне, а скорее самому себе:
— Толя говорил, что я ничего не напишу здесь, а я написал стихотворение.
В этот приезд Сергей написал стихотворение „Я последний поэт деревни…“» (Восп., 1, 54).
Стихотворение широко перепечатывалось в различных журналах, сборниках и альманахах: журн. «Творчество», Чита, 1921, № 7; кн. «Справочник-альманах», Берлин, 1922; сб-ки: «Поэзия революционной Москвы», Берлин, 1922; «Деревня в русской поэзии», Берлин, 1922; «Русская поэзия XX века», М., 1925; «Современные рабоче-крестьянские поэты», Иваново-Вознесенск, 1925; «Писатели-современники», М.—Л., 1925 и др.
