Старческая усталость. Разочарование в научных трудах. Изгнание, скитания. Сомнения в реализуемости своего учения. Одиночество. Мысли о близкой смерти.
987. По критерию: вес = 494, 75-е место. Претендент на авторство: Абу-л Атаи Ганджеви.
994. Седобородые – коллеги-ученые; это очевидно. Судя по сведениям о биографии Хайяма, последним периодом его жизни, когда он мог дружески общаться с учеными, даже приглашать их «туда, где пьют», были годы работы в обсерватории: до смерти Мелик-шаха в 1092 г., от силы плюс еще один-два года. Позже, когда Хайям преподавал в Багдаде, он был окружен не столько коллегами, сколько преследователями и вел, по свидетельству современников, жизнь замкнутую, практически ни с кем не общался. Следовательно, возраста в 70 лет Хайям достиг не позднее чем в 1094 г. Это еще один довод против того, чтобы 1048 г. считать годом рождения Хайяма, – в дополнение к аргументам, высказанным во вступительной статье. См. № 932, 1024.
997. Едва ли Хайям сокрушается здесь о том, что имел мужество переходить с устаревшей на новую систему взглядов. Скорей всего, «сто рукавов» – это труды, написанные ранее, которые, увы, не изъять из обращения, и невежды от науки будут смеяться, находя в них противоречия с трудами поздними, и утверждать, что Хайям был непоследователен.
1000 и 1001. Эти два четверостишия – заведомо авторские версии. Смысл – один, яркая завершающая строка – та же; но предыдущий текст пришлось автору, вспоминая свое рубаи, пересказать иными словами и иными образами. Эти «иные слова и образы» в обоих четверостишиях явно принадлежат одному автору. Кстати, так же воспринимали эту пару четверостиший и копиисты стихов Хайяма: пути этих рубаи по средневековым рукописям не совпадают, однако популярность их практически одинакова: № 1000 – вес = 273, 373-е место. № 1001 – вес = 280, 361-е место. Оба четверостишия впервые обнаруживаются в рукописях 1460 г. Табризи, сразу включив № 1000 в свою книгу, ко второму рубаи относился настороженно; но в конце концов и № 1001 он поместил в один из вариантов «Тараб-ханэ».
1005. Это довольно редкое четверостишие присутствует в книге «Тараб-ханэ» и в некоторых средневековых выписках из нее. Текст явно подпорчен в первой строке: «В саду когда-то был незрелый виноград кислым в начале /месяца/ Дея». По нашему календарю это конец декабря; откуда взяться в эту пору в саду «незрелому винограду»? Бессмыслица – именно благодаря слову ДЕЙ. Скорей всего, в авторском тексте было слово другое, например ВЭЙ (что графически очень похоже): «… при начале его /созревания/».
Благодаря чему виноград, вначале кислый, становится сладким? Как и откуда проникает «горечь», т. е. спирт, в вино?… Винная тематика обманчива: это – вопросы о главных законах Бытия. Завершается четверостишие предостережением от скоропалительных догадок: если кто-то валит топором дерево, чтобы сделать лютню, пусть тебе не кажется, что это срезают камыш на флейту.
Это четверостишие переводилось ранее на русский язык, видимо, только С. Кашеваровым:
Горек виноград в дее-месяце висит.
Пусть он станет сладким – да вино-то ведь горчит!
Можно из чурбана сделать лютню топором.
Но кто же твой топор во флейту превратит?
«Топор» в последней строке подсказывает, что текст, с которым работал С. Кашеваров, был еще более испорчен: БИШЕ (лес) благодаря простой описке превратился в ТИШЕ (топор), и четверостишие стало на редкость «загадочным»: «В топор, говоришь, кто-то превращает флейту?» – причем С. Кашеваров перевел эту строку с точностью до наоборот. См. также комментарий к № 1298.
1009. Известен перевод В. Державина:
Повторенье, подражанье – мира этого дела.
Если бы не повторенье, жизнь бы праздником была, -
Награждались бы старанья, исполнялись бы желанья,
Тень угрозы бесполезной навсегда бы отошла.
Разница в трактовках, как видите, огромная. Чем же она вызвана? Различным прочтением одного-единственного слова, которое может значить и «подражание», «копирование», и «следование какому-либо учению».
1010. См. № 1095.
1013. Здесь уже «саки» – условное лицо, символ всего земного мира. Многозначен художественный образ в третьей строке. «Вино» оказалось настолько игристым, что постепенно выпенилось из бутыли – все! «Обмахиваемую пену» можно понимать и как звезды, «смахиваемые» с ночного небосвода к утру, и как еженощно исчезающие с лица земли человеческие жизни, и, наконец, как условия жизни, которые в древности, в легендарный золотой век, были якобы заведомо лучше.
1014. В последней строке Хайям говорит, что, хотя его жизнь ХОШ (т. е. хорошо) не протекала, в целом она ХОШ-ХОШ протекла. В Издании 1959 г. переведено так: «хоть и не всегда шла хорошо, но все же иногда проходила приятно». То есть, надо понимать, «хорошо-хорошо». Соответственно звучат и основанные на этом подстрочнике стихотворные переводы.
Между тем ХОШ-ХОШ – понемногу, мало-помалу. Тот случай, когда удвоение слова меняет его смысл на почти противоположный. Здесь переводчик использовал аналогичный пример в русском языке (правда, в негативном отражении).
1015. Последняя строка – пословица, которой Хайям придал парадоксальный смысл, трактуя «путь» как путь от рождения до смерти.
1016. Выражение «моя пола в грязи (или: в крови, в слезах)», помимо прямого смысла, может означать также: «я опозорен».
1023. Здесь это четверостишие прочитано как трагичное; обычно же его переводили как шутливое, вот перевод Гл. Семенова:
О вращенье небес! О превратность времен!
За какие грехи я как раб заклеймен?
Если ты к подлецам и глупцам благосклонно,
То и я не настолько уж свят и умен!
1024. См. № 994.
1025. «Сбегу наружу…» не просто из «кабака», но из жизни.
1028. Даже если и существует переселение душ, никакой конкретный человек, увы, не возрождается заново.
1032. По критерию: вес = 579, 38-ое место. Претендент на авторство: Закани.
1033. Здесь я опирался на версию текста, которую нахожу безупречной во всех отношениях. Однако в книгах Никола и Тиртхи приведен иной вариант (ему соответствуют переводы А. Янова и Н. Леонтьева, а потом Р. Грищенкова). Там испорчена рифма. Нелепо звучит окончание первой строки: «Притеснений людских не домогаемся мы по ночам». Значит, днем – домогаемся? Один из возможных вариантов реставрации дал бы такой перевод: «Страданиям сердец людских не ищем мы порицания».
Последние строки четверостишия в тех изданиях также малопонятны, если ДЖАМОЛ переводить как «красоту» (как в избранной мною версии), поскольку отсутствует союз «и» в сочетании «богатство и красота», и получается: «На богатство красоты своей не опирайся, ибо то ночью украдут и это – ночью». Отсутствует предварительное перечисление. Введение союза «и» (по образцу моей версии) не объясняет: почему «красоту» украдут именно «ночью»? Времени, судьбе или «лихорадке» не заказан и день.
Впрочем, арабы «стадо верблюдов» и «нечто прекрасное» обозначают одним и тем же словом ДЖАМОЛ – с обоими этими смыслами оно и проникло в персидский язык. Если здесь понимать его как «верблюды», тогда и предшествующее слово читается уже не как просто «богатство», а как «имущество в виде скота»: «На имущество /в виде/ верблюдов своих не опирайся, ибо того украдут ночью и этого ночью».
Все это далеко от стиля Хайяма; но, возможно, именно таким запомнил кто-то это четверостишие – так и записал, придав ему новый интересный смысл, привлекавший потом многих переписчиков:
Неужто бросим мы упрек ночным сердцам
За вопли: «Господи!..» – по всем ночным дворам?
Не очень-то спеши считать своих верблюдов:
Приглянется один, другой ночным ворам…
1034. В некоторых вариантах не Нишапур, а Багдад.
1037. Когда багрянник, или иудино дерево, сбрасывает кору, обнажившийся ствол приобретает багрово-красный цвет.
1046. По критерию: вес = 473, 88-е место.
1050. Ревностные мусульмане побивают камнями нарушителей шариата.
1052. Небосвод, распластавшийся над землей, здесь похож на пьяного, который не может подняться с четверенек.
1056. По первой строке этого четверостишия мне удалось вычислить дату его написания: 15 марта 1111 года. В переводе эта информация сохранена.
В этот день праздновали бы Навруз – Новый год по солнечному календарю, приходящийся на день весеннего равноденствия. Однако накануне, 13 или 14 марта, начался Рамазан. Такое совпадение, почти день в день, пришлось на жизнь Хайяма лишь единожды, и неудивительно, что свою досаду он излил в едком экспромте.
1060. Иногда хайямовские стихи из разных рукописей образуют цепочку текстов между двумя сходными по форме и по рифмам четверостишиями, по сути же – различными. Когда отпали подозрения, что одно из них – подражание или «ответ», когда соблюдены стиль и уровень Хайяма, допустимо предположить, что оба они – авторские. Например, поэт пытался вспомнить давнее четверостишие, от которого в памяти остались ритмический рисунок, редиф и звучание рифмы. Или – сознательно переделал его… Внешнее сходство двух текстов потом провоцировало переписчиков создавать промежуточные варианты, в которых и образы обеднены, и мысли упрощены, и поэтическая логика нарушена.
