class="p1">С премудростью ближневосточной.
Екклесиаст о подарках
Подарки портят сердце! Много —
Волнение… За что дают?
А мало — гнать таких с порога,
С неподающим надо строго…
А люди — просто ни в тую,
Какой порыв на них накатит?
Что если ультрафиолет…
И лет на восемь? В результате:
Подарков на всю жизнь не хватит,
Кардиограмма — хуже нет,
Таблеток груда на подносе,
Левосторонние шумы
И санитары с миной постной…
Когда же сердце на износе —
Беги подарков, как чумы.
Конец всегда начала лучше,
Ведь человек кузнец и жнец…
А вот меня сомненья мучат.
Добавлю я на всякий случай —
Это смотря какой конец!
Коваль, судьбы своей дневальный
В орало меч перековал,
Да сам попал на наковальню…
Когда б он знал итог финальный,
Ковать бы век не начинал.
Подарки портят сердце! Много —
Волнение… За что дают?
А мало — гнать таких с порога,
С неподающим надо строго…
А люди — просто ни в тую…
Екклесиаст о смехе и печали
Ходить в дом плача об умершем
Куда главней, считал мудрец,
Чем пировать — ведь разомлевших
От пьянства и совсем не евших
Ждёт одинаковый конец.
С подобным кто ж не согласится….
И как поведал царь царей:
От смеха злы людские лица,
Но если горе приключится,
То скорбь их делает добрей.
Печаль в своей одежде мрачной
Не отправляется на бал,
Где высший свет в мазурке скачет.
И сердце мудрых в доме плача,
А сердце глупых там, где гвалт.
Уж лучше слушать обличенья
От мудрого, чем в песнь глупца
Вникать с особенным почтеньем
И ждать какого-то значенья
От ламца-дрица-гопцаца.
Смех глупых — что в костре терновник,
Треск хвороста из-под котла,
В котором плавает половник…
И слышать нам уже не внове,
Что это тоже суета.
А притесняющий кого-то
Иной влиятельный мудрец,
Каких бы ни достиг высот он,
С ним ясно всё до подноготной —
Глупец и в Африке глупец.
Баллада о "Лучше всех"
Себя с рождения всех лучше
Вдруг ощутить — спасибо, мать,
За данную нам свыше сущность —
Сомнением себя не мучив,
Свой путь особый осознать.
Ни комплексов тебе, ни стрессов,
Ведь ты назначен быть таким
Самим всевышним — повсеместно
Твои блюдёт он интересы
И набивает сундуки,
Сказав: «Всех прочих ты не очень,
Сын, сторонись, Моих — держись!»
И силой высших полномочий,
Авторитетов и пророчеств
За них мы держимся всю жизнь.
Жить с тайной миссией особой
Во все отпущенные дни,
Едва лишь выйдя из утробы —
Как это сделать, нам подробно
Изложит равви-духовник.
Его поймёшь ты, может статься,
Не так, как он хотел вменить
Нам всем… а ты уже зазнался —
Ты гений, а кругом мерзавцы
Тебя желают отравить.
Охолонись, они же стадо,
А ты для них что поводырь,
Всё делающий так, как надо,
Твердя заблудшим до упада —
«Не убивай, не лги, не тырь!»
Перекроить весь мир под кальку,
Как заповедовал пророк,
Ты призван — где немного тальку
Подсыпать, где убрать фекальку
Тебе вручили мастерок
И циркуль, чтобы перемерить
Точнейшей мерой из всех мер,
Где у туземцев зад, где перед,
И жить по совести, по вере —
Ты лучше всех, миссионер!
А если, эка незадача,
Какой-нибудь Авимелех
Про стадо думает иначе
И что-то выпишет на сдачу,
Ты и получишь больше всех.
(Из книги «Лучше всех или завоевание Палестины»)
Без харакири нельзя
Мир совершенен в своих катаклизмах
(Тем, кто одет и обут)…
Жить можно было при социализме.
Социализму капут.
Жить по понятиям принято в стае
Даже для тех, кто клыкаст.
Честь — это главное для самурая.
Нет самураев у нас.
Некому сделать себе харакири,
Чтобы отчизну спасти.
В мире с одною заботой, что стырить,
Честь у воров не в чести.
Рыцарем ордена был наш царь Павел.
Тот же печальный итог -
Сыном задушен был в собственной спальне,
Орден царю не помог.
Ложи людей не спасут и мундиры,
Суд Страшный не избежать…
(Что не мешает служителям клира
Алчить, блудить и стяжать).
Даже угодник всего лишь приспешник
Карты убогим кропить.
Что же тогда остаётся нам грешным? -
Жребий свой не торопить.
Даже с ножом у артерии сонной,
С грязи поднявшись в князья,
Можно прожить без братков и масонов -
Без харакири нельзя.
Смысл бытия
Для чего мы живём — для того, чтоб нас после спасали
И хранителей сонм неизменно над нами кружил?
Мы ж ответа не зная, в спасение веря едва ли,
Вновь и вновь повторяем безумства свои виражи.
Оправданья себе мы не ждём, но свободою воли
Выкупаем мы право надеяться, верить, любить,
И на землю с высот опадая осенней листвою,
Принимаем безропотно «не укради, не убий!».
Возлюби как себя самого — достоверней не скажешь,
Но единых рецепторов с нами у ближнего нет.
Только силой любви ощущая, что чувствует каждый,
Постигаем мы то, что поведал нам Новый завет.
Исповедуй любовь воплощеньем Божественной сути,
Что гнездится в душе, а не в нравоученьях святош,
На любом рубеже и тропе, большаке, перепутье
С ней ты счастье земное и смысл бытия обретёшь.
Тяга к правоте
Религия, прозрение, духовность…
А дальше что продолжит этот ряд?
Стремленье к идеалу безусловно,
Оно присуще даже упырям.
Благоговенья чувство всем знакомо,
А сколько бед с намерений благих…
Ведь тяга к правоте дана любому,
Себя кто отличает от других.
В какой она предстанет парадигме,
Одежде или вовсе в неглиже?
Коль истину искать в Священных книгах,
В Коране правда будет в парандже.
В буддизме ей ходить бритоголовой,
Для избранных — обрезанной слегка.
Для скептика она во всём условна
И в бубенцах для Ваньки-дурака.
Прелесть жизни несут озорные потоки
Прелесть жизни несут озорные потоки,
Норовящие всё поворачивать вспять.
Те потоки должны быть свежи и жестоки,
Чтоб барьеры крушить, чтобы рёбра ломать.
Где засоры и вонь, где господствует плесень,
Там соседствует вера с потребностью лгать.
Не с того ли в науку так верят балбесы,
Чтобы вечные истины ниспровергать?
К новой жизни Господь свой шлагбаум поднимет,
Наши ржавые рельсы исчезнут вдали.
Время смоет препоны и нас вместе с ними,
О пощаде его бесполезно молить.
Прелесть жизни несут озорные потоки,
Захлестнула меня их шальная струя.
Как бы ни были наши
