Стихи, оборванные пулей. Советские поэты, павшие на Великой отечественной войне - Коллектив авторов

Меж колючек ощеренных, словно

Злые жала, у стен, без движенья —

Два ряда номерованных, ровных, —

Мы стояли, готовы к мученьям.

А за нами, за каторжным полем,

Где трава порыжела от пыток,

Сердце снова стремилось на волю,

Порывалось к просторам открытым.

Лютый Питель глумился над нами,

А над карцера зданием хмурым

Тучи шли, собирались упрямо,

С юга, с севера двигались бури.

Тишина еще всюду стояла,

В небе краски заката горели.

Тучи, тронуты отсветом алым,

Шли, как мы в прошлогоднем апреле!

Словно рушились грозные скалы,

Повисая над тихой лазурью.

И стучало, стучало, стучало

Наше сердце, влюбленное в бурю.

И таким показался плюгавым

Строй жандармов, закон их позорный

Перед доблестью этой и славой,

Перед схваткой стихий непокорных.

И внезапно с небес этих гневных,

Обгоняя идущие тучи,

Словно радостный клич, прогремел нам

Первый гром, молодой и могучий.

Пали капли дождя, словно слезы

Не печали, а светлого счастья.

И вбирало все бури, все грозы

Наше сердце, открытое настежь.

Так мы слушали грома раскаты,

Свежесть ливня вдыхая всей грудью.

«Надо выдержать, выстоять надо,

Вы сильней, чем стихия, вы – люди!

Мир прекрасен в борьбе и дерзаньи.

Тот, что мира такого частица,

Тот пройдет через все испытанья,

Тот угроз и смертей не страшится».

… И хоть гнал нас охранник проклятый

И придумывал новые зверства,

Мы летели, как стая крылатых,

В мир на крыльях, растущих из сердца.

Ты, запев мой, гневный и горячий,

До поры скрывавшийся во мгле,

Дождались и мы такой удачи,

Чтоб идти свободно по земле.

Не терял я твердости и воли,

Загнанный, как зверь, в одну из нор,

Мог писать я только лишь в подполье,

Но писал – врагам наперекор.

А когда война зловещей тенью

К нам пришла и принесла беду,

Я украдкой слов своих плетенье

Закопал под вербою в саду.

Пусть шумят паны, пока не сгинут,

Для меня их злоба не нова.

И тогда своей жене и сыну

Завещал сберечь я те слова.

«Вы не лейте слез, – сказал я глухо, —

Я прошу вас песню сохранить.

Пусть меня убьют они, но духа,

Что остался в песне, не убить!»

… И опять я с волею простился,

И опять я брошен был во мглу,

И опять в Березе очутился

На холодном каменном полу.

Тысячи людей сухих, как жерди,

Согнанных тюремщиком в ряды,

Шли неотвратимо в лапы смерти

Под плетьми, без хлеба и воды.

Наконец однажды среди ночи,

Сквозь горячку голода и тьмы,

Услыхали голоса рабочих

За колючей проволокой мы.

Это рухнул строй гнилой державы,

Это старый мир исчез, как сон.

А с востока, вся в сияньи славы,

К нам свобода шла через кордон.

Полицаи в дебрях укрывались,

Их душили ненависть и страх, —

Но уже победно развевались

Красные знамена на домах.

Двадцать лет судьбы моей суровой —

Двадцать книг, загубленных в огне.

Но уже слова поэмы новой

Возникали радостно во мне.

Люди улыбались нам сквозь слезы.

Мы в толпе, как призраки, брели.

И когда настал конец Березы,

Я достал тетрадку из земли:

С командиром Армии Червонной

Песни мной на свет извлечены

В день моей надежды воплощенной,

В осень, что милей любой весны.

Ты бурлил взволнованной толпою,

Морем стягов и людских голов,

В час, когда я встретился с тобою,

Милый мой, освобожденный Львов.

Поднимайся, песня, на свободе!

Ты жива, ты долго будешь жить,

Чтоб прикончить панское отродье

И могильным камнем привалить.

Я во вражье сердце это слово

Будто кол осиновый всадил,

Чтоб не смел видением былого

Панский дух являться из могил.

Меня умчала тряская теплушка,

А вы вдали остались на заре…

Но помню я печальную улыбку

И волосы, что листья в сентябре.

Я обещал, что возвращусь,

Что с фронта

Меня вернет к вам

Глаз печальных власть,

Но эти дни осенние,

     как воры,

Ту клятву собираются украсть.

И если