Маяковский в Праге
Перевод Б. Слуцкого
Не парикмахер и не поп
Атлет с проворством антилоп
Предпочитал иным забавам
Стих с револьверным барабаном
Кто водку жрет кто ищет хлеба
Левой левой левой левой
Когда Маяковский приехал в Прагу
Я был в костюмерной
В кучерском цилиндре
Который сорвать было невозможно
Это был футуризм
Как и наши недолгие жизни
Как прекрасный скороход
Скакавший на левой ноге
Он слишком серьезен был для поэта
Слишком нервен с квакушами
И что бы только могло случиться
Будь жених и невеста из одного теста
Стыд
Рождает ненависть
Подобно слонам он ни перед кем не сторонился
Чем выше небо тем однотонней
Особенно в баре
Где восхищаются чарльстоном
Но он помнил как его пляшут в Гарлеме
Любил пальмы равно и картошку
Занавес
И Маяковский мертв
Он который в одиночестве плакал
Оба мы это прекрасно знаем
Какой прекрасной нам кажется Прага
Когда один из них приезжает
Погребки поднятые вверх дном квартиры
И Влтава пленительна словно банщица
Едем ночью
И на каком-то углу Маяковский машет шляпой
Бросаюсь стремглав
В стихи неопределимые как ночь
И Прага продолжает жить
Прелесть блондинок в сосисочных
До чего же красивы работницы
А мы и не замечали
Идешь и разговариваешь
Разбегаются перспективы
Красивые и потертые
Как твой коричневый пиджак
Знаю дом на окраине
Мы похожи друг на друга
Как поэзия на реальность
А реальность на свою сводную сестру поэзию
Не парикмахер и не поп
Атлет с проворством антилоп
Предпочитал иным забавам
Стих с револьверным барабаном
Кто водку жрет кто ищет хлеба
Левой левой левой левой
Приглашение к путешествию
Перевод Д. Самойлова
Я знаю край на свете
близ северного льда.
Туда с тобою вместе
уедем навсегда.
Нет, то не край за морем,
пустых иллюзий брег,
где, нищетой заморен,
свободы жаждет негр.
И не растут там пальмы,
и нету там секвой,
и не поют там псальмы
в честь девы пресвятой.
То край привольный, дивный,
то край, где нету зла,
и ты была б счастливой,
когда бы там жила.
Там труд очеловечен
и всем доступен труд.
Подобно птицам певчим
там любят и живут.
Там нет господ и нищих,
хозяев нет и слуг,
там черный пласт землищи
отваливает плуг.
Там преобразованье
природы и сердец.
Там слышно песнь чабанью
и блеянье овец.
Я знаю край, где правит
мудрец с крестьянским лбом.
Там юность не лукавит.
Пойдем туда, пойдем!
Я вдруг хочу бродяжить,
я снова жить начну.
Увидим лес и пажить,
блаженную страну.
Не плачь! Настало время!
Да сгинет старый мир!
Там вырастает племя,
исполненное сил.
Довольно разговоров!
Уедем в этот край.
Лишь в счастье миллионов
веселье, радость, рай.
С богом — и платочек
Перевод К. Симонова
С богом! Ну что ж! Как ни странно, мы оба не плачем.
Да, все было прекрасно. И больше об этом ни слова.
С богом! И если мы даже свиданье назначим,
Мы придем не для нас — для другой и другого.
С богом! Пришла и ушла — как перемена погоды.
Погребального звона не надо — меня уж не раз погребали.
Поцелуй, и платочек, и долгий гудок парохода,
Три-четыре улыбки… И встретимся снова едва ли.
С богом! Без слов — мы и так их сказали с избытком,
О тебе моя память пусть будет простой, как забота,
Как платочек наивный, доверчивый, как открытка,
И немножко поблекшей, как старая позолота.
С богом! И только не лги, что меня полюбила
Больше всех остальных… Все же легче нам будет в разлуке.
Пусть что будет — то будет, что было — то было.
И тобою и мной к новым судьбам протянуты руки!
С богом! Ну что ж! В самом деле! Ну да, в самом деле.
Мы не лжем, как врачи у постели смертельно больного,
Разве мы бы прощались, если б встретиться снова хотели?
Ну, и с богом! И с богом!.. И больше об этом ни слова!
Витрины
Перевод Д. Самойлова
Когда мне думается, что тебе я верен,
Когда от женщин отвожу глаза —
Знай, милая,
Что это и не фальшь,
Но и не правда.
Это — самообольщенье.
Я долго сам не понимал, что значат для меня витрины,
Не понимал я их очарованья
Ведь я у них в долгу за прелесть городских прогулок.
Люблю особенно писчебумажные лавчонки.
Я там беру зеленые чернила,
Не подозревая,
Что застигаю женщину с зелеными глазами,
А шелковистая бумага
Нежна, как женское белье.
Мне все предметы эти ни к чему.
Хотя бы портсигар из темной кожи,
Но он мне страшно нравится.
О женщины — курительные трубки,
Здоровые и стройные, изогнутые в ласковом поклоне.
О женщины, чувствительнейшие приборы,
С болтливым язычком часов,
С грудями выпуклыми, словно линзы
В пенсне,
С глазами, воздействующими, как лунный камень,
С губами, жаждущими, как горлышки бутылей,
С безупречными бедрами реторты,
С руками, как трубки сообщающихся сосудов.
С объятьями, как электромагниты.
Вечер.
Их зыбкие тени выступают из мглы,
Молящие руки протягивают перчатку,
Усмешка колеблется в зеркальных стеклах.
Я брожу часами,
Несказанно взволнованный,
И вижу ночью, как проступают они в уюте цветущих закутов.
Желанья их подобны орхидеям,
Мои желанья словно гладиолусы,
Они как пружинистое перышко часов,
Как вздрагиванье крышки на патентованной чернильнице,
Как блужданье гусеницы в розе,
Как щелканье затвора,
Как круженье кофейной мельницы,
Как сумасшедшие зрачки световой рекламы,
Как стрелка барометра —
Желанья, для которых нет названья,
Желанья, о которых не запишешь в дневнике,
Желанья, о которых не прочтут в моих томах,
Желанья, которые снуют во мне без рассуждений и усилий,
Как игла в проворных пальцах белошвейки,
Желанья, упрятанные колдовством,
Как платье в скорлупке,
Звезда в пламени,
Ручей в дереве,
Ликованье в слезе,
Жизнь в смерти,
Желанья, которые делают из меня лунатика.
О лунные ночи моих блужданий!
Когда мне думается, что тебе я верен —
Я лгу тебе, как никогда,
И ты мне лжешь, как никогда,
Ты, желающая приобрести весь мир,
Ты — нежная и верная,
Ты — женщина и малое дитя,
Женщина — и все что угодно из сущего,
Женщина — и все что угодно иное,
Женщина — и средоточье всех витрин и всех чудес.
Талисман
Перевод Б. Ахмадулиной
II
Будь терпелив и выжидай поры
Пока твоим окаменевшим оком
Не сотворится грозная слеза
Не выплавится из-под тесных век
Чудовищный предмет твоих раздумий
Который схож не с влагой
А с бревном
Пробившим брешь в заветном тайнике
Твоих мучений очевидных ныне
И схож с гигантской связкою ключей
От всех дверей и фонарей погасших
III
Упавшая слеза отобразит в себе
Весь мир замысловатый как игрушка
Так смятая бумажная салфетка
Воспроизводит муку лихорадки
В ее углах таится ночь любви
А посредине — золотой дукат
Сосредоточен на твоем раздумье
Покуда ты не думаешь и спишь
V
Дай вечеру подумать за тебя
Пускай раскинет гением луны
И выскажет тебе твои же мысли
Так станешь ты мудрей премудрой книги
Той над которой голову ломал
Покуда не взбрело тебе на ум
Ей предпочесть всезнание садов
И опыт отдыхающего плуга
Так станешь ты счастливей игрока
Чей выигрыш богатство Исфагани
VII
Исправленная кривда — это кривда усугубленная
Одной слезы не дам для плача о вчерашнем дне
Я точно знал что завтра это завтра
Пусть горше чем Вчера но не Вчера
Подправленное наспех чьей-то кистью
IX
Все души скоро отуманит осень
А в этих строчках лето расцветет
И потому радетельные пчелы
Пекитесь о читателях моих
Даруйте им раскидистое древо
Пусть постоят под ним на холодке
XV
Я издавна храню мой талисман
В единственно надежном месте
В сердце
Я никогда его не потеряю
Пока я верен моему бездумью
Ведь только в совершенстве тишины
Когда смолкает мельничный жернов
Вы сможете услышать и понять
Что жаворонок говорит с небес
Не повышая голоса до крика
Что значит пианиссимо струи
Что предвещают дождевые капли
И вечную молитву двух влюбленных
Взывающую верность верность верность
