Ли Бо - Дух старины

Сколь зелена-зелена гора Тайбо![46]
Звезды и созвездия висят над чащобами.
Иду к небу три сотни ли
И кажется, будто отбросил мир суеты.
Там старец с иссиня-черными волосами,[47]
Укрывшись тучей,[48] возлежит под заснеженной сосной.
Не улыбается и не произносит ни слова,
В скальной пещере — его сокровенное жилье.
Я пришел встретиться с праведником,
Преклоненный, расспрашиваю о драгоценном рецепте.[49]
Осклабясь, он раздвигает яшмовые зубы,
И я получаю рассказ об эликсире бессмертия.
Эти слова словно врезаются в сердце,
Он распрямляется и исчезает, как огнь небесный.
Смотрю вверх — достичь его невозможно,
И внезапно всколыхнулись все мои пять чувств.[50]
Я возьму киноварную пилюлю
И навсегда расстанусь с миром людей.

Конь из Дай и думать не думает о Юэ,
Птице из Юэ не любо в Янь.[51]
У живой натуры — свои привычки,
Местные нравы держатся за свою породу.
Вчера [солдаты] простились с заставой Врат гусиных
И уже к девятой луне идут походом на ставку Дракона[52]
Взвихренный песок затмевает солнце над Морем,[53]
Летящие снежинки затемняют небо варваров.
Вши рождаются под тигровыми шкурами и фазаньими перьями,[54]
Сердца устремлены за стягами и знаменами.
Победы в тяжких боях не вознаграждаются,
Верность и искренность трудно выразить.
Кто посочувствовал «Летучему генералу» Ли,[55]
Что до седых волос оставался в трех пограничных областях?

Некогда святой на журавле
Летел-летел и достиг Высшей Чистоты.[56]
Громко возвестил[57] за лазурными облаками,
Что это он — по имени Ань Ци.[58]
По обе стороны — отроки, прекрасные, как белая яшма,
Дуют в пурпурные свирели-фениксы.
Его удаляющегося силуэта вдруг не стало видно,
Лишь вихревой ветр принес небесный глас.
Поднимаю голову, смотрю вдаль на него,
Мчится, словно летящая звезда.
И я жажду отведать травы с золотистым свечением[59]
И стать вечным, как небо.

Я о Сяньян,[60] вторая-третья луна,[61]
Позолоченные ветви дворцовых ив.
Чей это парень в зеленом платке?[62]
Повеса, когда-то торговавший жемчугом,
А теперь на закате солнца возвращается пьяным,
Высокомерно погоняет белого коня.
Вид такой, что перед ним склоняются,
Уличные гуляки сторонятся того, кто поймал миг удачи.
А вот Цзыюнь[63] ничего в делах не понимал,
На закате жизни поднес государю оду «Чанъян».
Но когда это произошло, телом был уже стар,
Волосы поредели над рукописью трактата о Сокровенном.
Достойно сожаления, что он выбросился из окна Палаты,
Но тем повесой был бы осмеян за это.

Чжуан Чжоу[64] увидел во сне мотылька,
А мотылек превратился в Чжуан Чжоу.
Раз одно тело смогло так преобразиться,
То десять тысяч предметов — тем более.
Как знать, воды вокруг острова Пэнлай[65]
Не превратятся ли в мелкий ручей?
Человек, сажающий тыквы у Зеленных ворот[66]
В прошлом был Дунлинским князем.
Если таковы богатство и знатность,
К чем у тогда вся эта суета?

Были в Ци незаурядные ученые,
[Среди них] Лу Лянь[67] необыкновенно высоких достоинств.
[Словно] жемчужина луны, выходящая из морской пучины
И блистающая до утра.
Гласом героя он остановил Цинь,
И склонились потомки перед его незатухающим сиянием.
Тысячу золотых монет он не посчитал достойным вознаграждением
И посмеялся над властителем области Пинъюань.[68]
Я тоже чужд мирской суеты,
Сниму, как он, чиновные одежды.

Хуанхэ уходит в Восточную Бездну,
Белое солнце садится в Западное море,[69]
Исчезающий поток и уплывающее время
Уносятся, никого не ожидая.
Лик весны ушел, отбросив меня,
Волосы к осени поседели.
Жизнь человека — не сосна в холода,[70]
Разве можно годами оставаться тем же самым?
Мне бы сесть на дракона[71] и взмыть в облака.
Упиваться светом солнца,[72] остаться в вечном сиянии.[73]

Кипарис и сосна по природе своей одиноки и прямодушны,
Им трудно иметь облик персика и сливы.
Высоконравственный Янь Цзылин[74]
Свесил уду в волны пучины.
Тело сокрылось, как блуждающая звезда,
Сердце вольно, как плывущее облачко.
Отвесив долгий поклон властителю десяти тысяч колесниц,[75]
Он вернулся на гору Фучунь.
Порыв свежего ветра все вокруг[76] очистил,
Он так высоко, что туда не подняться.
И я буду долго восхищаться им,
Уединясь в глуши крутых скал.

Цзюньпин[77] уже расстался с миром,
И мир расстался с Цзюньпином.
Он прозрел изменения форм вплоть до Первоперемены,[78]
Проник к началу творения, когда рождалось все сущее.[79]
В молчании он сплетал нити суждений Дао,[80]
Полог пустоты объял его глубокие чувства.
Цзоуюй[81] зря не приходит,
Юэчжо[82] кричит, лишь когда настанет время.
Как узнать, что там, над Небесной рекой,[83]
У белого солнца подвешено высокое имя?
Морской гость[84] давно ушел,
И кому теперь дано понять бездны безмолвия?[85]

Заставы[86] у земель варваров заметены песком,
Пустынно с давних времен.
Деревья опадают, осенняя трава пожелтела,
Поднимусь повыше, взгляну на [деяния] варваров-жунов.
Там заброшенный город на огромной пустоши,
От поселений вокруг него и следов не осталось.
Выбеленные кости громоздятся тут тысячи лет,
Колючим кустарником покрылась их крутизна.
Позвольте спросить, кто же так истерзал нас?
«Небесные гордецы»[87] своей разрушительной силой.
Разгневался наш мудрый государь,
Отправил войско под грохот боевых барабанов.
Мягкий свет солнца сменился духом истребления,
Отправлены солдаты, встревожены Срединные земли.[88]
360 тысяч[89] человек [ушли в поход],
Скорбь скорбная, слезы — что дождь.
Печаль идет вместе с войсками,
Кто остался в деревне, чтобы собрать урожай?
Не видно парней, ушедших походом на варваров,
Кто знает, как трудно на горных заставах!
[Таких, как] Ли My[90] уже нет в мире,
И жителей приграничья пожирают шакалы и тигры.

Яньский князь Чжао пригласил Го Вэя[91]
И построил ему Золотой терем.
Цзюй Синь постарался прибыть из Чжао,
Цзоу Янь из Ци тоже приехал.
А что поделать с нынешними высокими мужами?!
Меня отбросили, словно пыль!
За жемчуг и яшму покупают песни и улыбки,
А мудрость и талант кормят мякиной.
Знайте, что я, как Желтый Журавль,[92] высоко взлечу
И тысячи ли буду блуждать в одиночестве.