65
Он придет! Он придет! И содрогнутся горы
Он придет! Он придет! И содрогнутся горы
Звездоперстой стопы огневого Царя,
Как под ветром осока, преклонятся боры,
Степь расстелет ковры, ароматы куря.
Он воссядет под елью, как море гремучей,
На слепящий престол, в нестерпимых лучах,
Притекут к Нему звери пучиной рыкучей,
И сойдутся народы с тоскою в очах.
Он затопчет, как сор, вероломства законы,
Духом уст поразит исполинов-бойцов,
Даст державу простым, и презренным короны,
Чтобы царством владели во веки веков.
Мы с тобою, сестра, боязливы и нищи,
Будем в море людском сиротами стоять:
Ты печальна, как ивы родного кладбища,
И на мне не изглажена смерти печать
Содрогаясь, мы внемлем Судьи приговору:
Истребися, воскресни, восстань и живи!
Кто-то шепчет тебе: «к бурь и молний собору
Вы причислены оба — за подвиг любви».
И пойму я, что минуло царство могилы,
Что за гробом припал я к бессмертья ключу…
Воспаришь ты к созвездьям орлом буйнокрылым,
Молоньей просияв, я вослед полечу.
(1912)
66
Как звезде, пролетной тучке,
Как звезде, пролетной тучке,
Мне отчизна — синева.
На терновника колючке
Кровь, заметная едва.
Кто прошел стезею правой,
Не сомкнув хвалебных уст?
Шелестит листвою ржавой
За окном колючий куст:
«Чтоб на Божьем аналое
Сокровенное читать,
Надо тело молодое
Крестным терном увенчать».
(1912)
I
Ах вы други — полюбовные собратья,
Ах вы други — полюбовные собратья,
Обряжайтеся в одежу — в цветно платье.
Снаряжайтесь, умывайтеся беленько,
Расцвечайтеся, как зорюшка, аленько.
Укрепитеся, собратья, хлебом-солью,
Причаститеся незримой Агнчьей кровью!
Как у нас ли, други, ныне радость:
Отошли от нас болезни, смерть и старость.
Стали плотью мы заката зарянее,
Поднебесных облак-туч вольнее.
Разделяют с нами брашна серафимы,
Осеняют нас крылами легче дыма,
Сотворяют с нами знамение-чудо,
Возлагают наши душеньки на блюдо.
Дух возносят серафимы к Саваофу,
Телеса на Иисусову голгофу.
Мы в раю вкушаем ягод грозди,
На земле же терпим крест и гвозди.
Перебиты наши голени и ребра…
Ей, гряди ко стаду, Пастырь добрый!
(1912)
II
Мне сказали — Света век не видать, –
Мне сказали — Света век не видать, —
Белый Светик и поныне во глазах.
Я возьму каленовострую стрелу,
На полете звонкоперой накажу.
«Не кровавь, стрела зубчата, острия,
Ни о зверя, ни о малого червя».
Не послушалась каленая меня,
Полетела за туманные моря.
За морями синий камешек лежит,
Из-под камня быстра реченька бежит,
Вдоль по речке лебедь белая плывет,
Выше берега головушку несет,
Выше леса крылья взмахивает,
На себя водицу вспляскивает.
Угодила звонкоперая стрела
В жилу смертную лебяжьего крыла.
Дрогнул берег, зашаталися леса,
Прокатилися по взгорьям голоса:
«Ныне, други, сочетался с братом брат:
С белой яблоней — зеленый виноград!»
III
Ты взойди, взойди, Невечерний Свет,
Ты взойди, взойди, Невечерний Свет,
С земнородными положи завет!
Чтоб отныне ли до скончания
Позабылися скорби давние,
Чтоб в ночи душе не кручинилось,
В утро белое зла не виделось,
Не желтели бы травы тучные,
Ветры веяли б сладкозвучные,
От земных сторон смерть бежала бы,
Твари дышущей смолкли б жалобы.
Ты взойди, взойди, Невечерний Свет —
Необорный меч и стена от бед!
Без Тебя, Отец, вождь, невеста, друг,
Не найти тропы на животный луг.
Зарных ангельских не срывать цветов,
Победительных не сплетать венков,
Не взыграть в трубу, в гусли горние,
Не завихрить крыл ярче молнии.
(1912)
70
Путь надмирный совершая,
Путь надмирный совершая,
Посети меня родная,
И с любовью
К изголовью,
Как бывало, припади,
Я забуду смерти муку,
С жизнью скорую разлуку,
Прозревая,
С верой чая,
Кущи рая впереди.
Не отринь меня, Царица,
Ангел, Дева, Дух и Птица,
Одиноким не оставь!
Предавая тело Змею,
Я затишья вожделею
Кипарисовых дубрав
Нераздельные судьбою,
Мы увидимся с Тобою
Средь лазоревых полей
И, грозя кровавым жалом,
На триумфе запоздалом
Зашипит тлетворно Змей.
(1912)
Под ивушкой зеленой,
На муравчатом подножьи травном
Где ветер-братик нас в уста целует,
Где соловушко-свирель поет-жалкует,
Доберемся-ка мы, други-братолюбцы,
Тихомудрой, тесною семейкой
Всяк с своей душевною жилейкой.
Мы вспоем-ка, друженьки, взыграем,
Глядючи друг другу в очи возрыдаем
Что-ль о той приземной доле тесной,
Об украшенной обители небесной,
Где мы в Свете Неприступном пребывали,
Хлеб животный, воду райскую вкушали,
Были общники Всещедрой Силы,
Громогласны, световидны, шестикрылы…
Серафимами тогда мы прозывались,
Молоньею твари трепетной казались…
Откликались бурей-молвью громной,
Опоясаны броней нерукотворной.
Да еще мы, братики, воспомним,
Дух утробу брашном сладостным накормим,
Как мы, духи, человечью плоть прияли,
Сетовязами, ловцами в мире стали,
Как рыбачили в водах Генисарета
Где Ты — Альфа и Омега, Отче Света?..
Свет явился, рек нам «мир вам, други!»
Мы оставили мережи и лачуги,
И пошли во след Любови-Света,
Воссиявшего земле от Назарета.
Рек нам Свете «с вами Я во веки!
Обагрятся кровью вашей реки,
Плотью вашей будут звери сыты,
Но в уме вы Отчем не забыты»,
Ныне, братики, нас гонят и бесчестят,
Тем Уму Христову приневестят.
Мы восплещем, други, возликуем,
Заодно с соловкой пожалкуем
С вешней ивой росно прослезимся,
В серафимский зрак преобразимся:
Наши лица заряницы краше,
Молоньи лучистей ризы наши,
За спиной шесть крылии легковейных,
На кудрях венцы из звезд вечерних!
Мы восплещем зарными крылами
Над кручинными, всерусскими полями,
Вдунем в борозды заплаканные нови
Дух живой всепобеждающей любови —
И в награду, друженьки, за это
Вознесут нас крылья в лоно света
(1912)
72
Ты не плачь, моя касатка,
Ты не плачь, моя касатка,
Что на Юг лететь пора,
Мне уснуть зимою сладко
Под фатой из серебра.
Снежный бор от вьюг студеных
Сироту оборонит,
Сказкой инеев узорных
Боль — любовь угомонит.
И когда метель-царица
Допрядет снегов волну,
О невесте-голубице
Я под саваном вздохну. —
Бор проснется, снег растает,
Улыбнется небосвод,
Сердце зимнее взыграет,
Твой предчувствуя прилет.