«Буду вспоминать тебя, как сказку…»
Буду вспоминать тебя, как сказку
Со счастливой светлою развязкой,
Где дурак не прыгал в молоко
И царю до свадьбы далеко,
Где удачный найден был прием:
Каждый остается при своем.
И никем не поймана жар-птица,
И живет в столице царь-девица,
И туда-сюда, наверняка,
Можно вновь отправить дурака…
Ведь иной конец у сказки этой
Не проходит по менталитету,
Где девица, истрепав все нервы,
Обернулась бы обычной стервой.
Где дурак, став мужем и отцом,
Сразу бы ударил в грязь лицом,
Где одно спасенье для лица,
Что у сказки вовсе нет конца.
1995«Твое лицо становится родным…»
Твое лицо становится родным,
Сближая наши души и заботы.
Мы в прежней жизни были несвободны
И в этой жизни тоже не одни.
Минувшему отмерена цена,
Но как бы позабыть его не чаял,
Всплывают в нас, на памяти качаясь,
Усопшие, казалось, имена.
Не к месту, не по делу, невпопад
Их страшное, как омут, притяженье.
Как будто направление движенья
У судеб наших – не вперед – назад!
Как будто все за нас предрешено
Движеньем этим замкнутым по кругу
И не дано нам позабыть друг друга.
Твое лицо родней и ближе, но…
1995«Грущу о тебе без печали…»
Грущу о тебе без печали.
Скучаю, почти не грустя —
Как будто мы не расстались
И встретимся час спустя.
Как будто во всем уверен.
Как будто – навек – не на миг,
Судьбою твоей измерен
Судьбы моей черновик,
Что был мной с другими начат,
Где были и боль, и печаль…
И все в нем переиначить
Нисколечко мне не жаль.
Чтоб утро улыбкой встречало,
Все и простив, и приняв,
Чтоб эта грусть без печали
Не покидала меня.
1995«Выдумывать изящные слова…»
Выдумывать изящные слова,
Записывать на лист бумаги белой
Мне б показалось непосильным делом,
Но в каждой букве ты, любовь, жива.
…Что остается? Имя начертать.
Благословенье вымолить у Бога.
Не для себя – к тебе одной дорога.
До самого последнего листа.
1994Из книги «Посредине жизни»
«Кончается век. Начинается век…»
Кончается век. Начинается век,
А век человека – короче…
И хочет прожить этот век человек,
По-человечески хочет.
Не мы отвечаем, в какой из эпох
Шагнем из столетья в столетье…
Но век человека и тем уж неплох,
Что шансы дает на бессмертье.
Вдали замирает серебряный звон…
Рождаемся и умираем —
Властители хрупких мгновений —
Времен,
Которых не выбираем.
1998«Там, за спиной, осталось сто разлук…»
Там, за спиной, осталось сто разлук.
Там, впереди, последняя – навеки…
А солнце совершает новый круг,
И вспять не потекут земные реки.
Но над тобою – Млечная река —
Имеет свойство изменять теченье.
И над страницею черновика
Витает дух грядущего прочтенья.
Признанья, возвращения на свет
Из сумрака холодного, немого…
Витает дух, и тлена больше нет,
Пока с тобою откровенно слово.
Витает дух. И, может, потому
Все чаще смотришь ввысь, а не под ноги.
Неся свой свет, легко идти во тьму,
Где нет разлук, а есть одни дороги.
1998Золотая опушка грозы —
Вышний свет над свинцовою тучей.
Как улыбка в преддверье слезы,
Непредвиденной и неминучей.
Сколько в мире тревог и сует,
Без которых и радости нету…
Ведь и тень появилась на свет,
Чтобы стать преломлением света.
Мы живем, ожиданья полны,
На пороге наитья и бреда…
Золотая опушка весны,
Грозовая окраина лета.
19981Мы изменились, а горы – все те же.
Их изменения нам не видны…
Купол Эльбруса все так же заснежен,
Звезды над ним, как снега, холодны.
Войны и голод, победы и тризны
Не переменят высокой судьбы.
Вечный покой – вот поэзия жизни,
Хоть и рождаемся мы для борьбы.
2Увидеть Млечный путь над головой,
Базальта твердь почувствовать стопою,
Чтоб осознать, что ты – еще живой,
И все живое все еще с тобою.
Когда по кругу пенится бокал,
И песня путешествует по кругу,
Чтоб осознать, кем был ты, кем ты стал,
Пожми тебе протянутую руку.
В разверзнутую пропасть загляни,
Где звезд полет венчается рекою,
Чтоб осознать, что считанные дни
Даны тебе до вечного покоя.
Живи и пой, пока твоя звезда
В ряду других сияет добрым светом!
Не вечен ты, но это – не беда:
До смерти можно позабыть об этом.
3В горах Кавказа, Богом избранных
Для сохраненья человечества,
Легко себя представить изгнанным
Из своего Отечества.
Легко поверить уверениям,
Что здесь твой век, иссякнув, кончится.
Но понимать, что жизнь – мгновение,
В раю земном совсем не хочется.
Вот и живем, любовью лечимся
Под пологом ковчега Ноева…
Еще – не странники во Млечности,
Уже – не пыль пути земного…
1997Пожелтело лето.
Побелела осень.
Снег, рожденный где-то,
Бьется телом оземь.
От зимы падучей
Есть одно спасенье —
Мартовский, мяучий
Призрак воскресенья…
Замерзают слезы
Только – до капели.
Зеленью береза
Лету ложе стелет.
И опять – до вьюги —
То жара, то ливни…
Друга ищем в друге
Посредине жизни.
1999Из разговора с Арсеном Титовым об увековечении памяти умерших писателей
Не хочу быть улицей – хочу быть переулком,
А еще сподручней, просто – тупиком,
Где бы в скромной булочной продавались булки,
А – напротив, в будке, пенилось пивко.
Чтоб любой гуляющий или же заблудший
Булку съел и кружку пива опростал.
В тупике подумал бы вдруг о доле лучшей
И от этой думы сам поэтом стал.
А когда щедрее время на поэтов,
Пусть и не на гениев – на таких, как я,
Тупиком быть радостно, даже с того света,
Где любая улица, в два конца, – твоя!
1998«Подняв на локоток хрустальные сто граммов…»
Подняв на локоток хрустальные сто граммов,
Полковник – на плече – занюхивал звездой,
Мечтая – в два глотка – что будет близок с дамой
Красивой и, при этом, очень молодой!
А локоток дрожал, и водка шла неровно,
Как шествует мадам под взглядом ста вояк…
Но, что судить, что пыл давно угас в жаровне,
Покуда не остыл дымящийся очаг.
А утро – на бровях – восходит так же хмуро,
Как входит теща в дом, пока жена в гостях…
Полковник пил вчера и жизнь казалась дурой,
Настырной, как судьба, упертой, как косяк.
Полковник пил вчера. Ну, кто его осудит?
И кто остудит пыл, который не иссяк?
А на просвет погон ложатся звезды судеб,
Как ноги тех мадам, которых он не… ах!
1998«Когда счастливо дни текут…»