Для этого были свои основания. Так называемые "темные века" британской истории 58-это период непрекращающейся изнурительной кровопролитной борьбы со следующими одна за другой волнами англосаксонских вторжений, борьбы, отмеченной отдельными частными успехами и цепью непрерывных поражений. Не приходится удивляться, что она выдвинула и своих героев. А мифо-поэтическая традиция, отражавшая самосознание кельтов, нуждалась в таких героях и создавала их.
Так, живший в VI в. монах Гильдас 59 описал в книге "О разорении и завоевании Британии" ("De Excidio et conquestu Britanniae") серию успешных операций бриттов, под предводительством некоего Аврелия Амброзия не раз наносивших саксам ощутимые удары. Одна из таких побед-битва на Горе Бадоне, происшедшая, вероятно, около 516 г. В результате этой победы кельты приостановили дальнейшее продвижение саксов, которые долго не могли оправиться от поражения. Вокруг этой битвы, о которой рассказал Гильдас, стали группироваться другие легенды о кельтских победах, что дало толчок возникновению образа Артура как неустрашимого и удачливого вождя. Но вот что интересно: текст Гильдаса настолько туманен и противоречив, что остается неясным, кто был предводителем кельтов в этой битве. Возможно, и не Аврелий Амброзии. Упоминает Гильдас некоего Ursus'a (т. е. медведя), и ученые справедливо предполагают, что здесь зашифровано имя Артура (ведь по-валлийски корень слова "медведь"-Atru или Matu) 60. Лесли Олкок специально останавливается на вопросе, почему Гильдас не называет Артура и кто возглавлял кельтов в битве на Горе Бадоне 61, и приходит к выводу, что со всей уверенностью ответить на этот вопрос затруднительно. Иной точки [219] зрения придерживается Ж. Маркаль. Проанализировав ряд памятников житийной литературы (т. е. вышедших из клерикальных кругов), созданных незадолго до 1100 г., а именно жития местных святых-Гильдаса (ум. 570), Кадока, Караннога, Падерна, он отмечает, что в их жизнеописаниях Артур неизменно изображается как предводитель полубандитских, полувоенных отрядов, сражавшихся с саксами, но и охотно занимавшихся грабежами и поборами среди местного населения, не очень соблюдая при этом неприкосновенность святых обителей. Видимо, солдатня Артура обобрала не один монастырь. "Монастырская традиция, — пишет Ж. Маркаль, — не делала из Артура "маленького святого", совеем наоборот. Создается впечатление, что все авторы упоминают Артура специально для того, чтобы изобразить его как злобного тирана, как выскочку, грабителя и совершенно бессовестного человека. Во всех этих текстах мы встречаем слова, отражающие ненавистное к нему отношение. Это подтверждает гипотезу о том, что у Артура были натянутые отношения с церковными деятелями его эпохи, что и объясняет молчание Гильдаса и Беды на его счет" 62.
Действительно, Беда Достопочтенный, знавший писания Гильдаса, в своем рассказе о борьбе с саксами выдвигает нового героя. Это король Нортумбрии Освальд, не раз наносивший поражения германцам. Он вряд ли мог послужить прообразом Артура и способствовать сложению мифа об этом короле.
Остановимся еще на нескольких произведениях, предшествовавших сочинениям Гальфрида, произведениях, которые он, скорее всего, хорошо знал.
Одно из них-это валлийский "роман" "Куллох и Олуэн" 63. Время его возникновения точно не установлено, но совершенно очевидно, что он предшествует книге Гальфрида.
Это произведение зафиксировано на стадии перехода от богатырской сказки к рыцарскому роману. Но по своей тематике, образному строю и стилистике оно все-таки ближе к сказке. Это типичный эпический рассказ о героическом сватовстве, о добывании невесты. Протагонист произведения ищет помощи и поддержки у Артура и его рыцарей. Посещение юношей королевского двора описано в духе эпических сказаний; здесь присутствуют мотивы инициациоиных испытаний, запретов и ограничений. Эпический колорит, наличие типично фольклорных тем и мотивов начиная с основного сюжета произведения- добывания невесты посредством преодоления заранее обусловленных препятствий и выполнения во многом стандартного набора заданий, а также повторы, стереотипные эпитеты, ретардации и т. п. — все это говорит о том, что "Куллох и Олуэн" является переходным произведением, в котором очень сильны элементы фольклора. Современный французский кельтолог Жан Маркс так отозвался об этом [220] произведении: "Эта сокровищница приключений, наполненная вызовами на поединок, странствиями, разыскиванием талисманов, узнаваниями, поисками заколдованных предметов, создает ту атмосферу, в которой благодаря литературным шедеврам, созданным поэтами-бриттами, несмотря на содержащиеся в их произведениях огромные лакуны, интерполяции, противоречия, можно отыскать ключ и источник чудесного, окрашивающий в неповторимые тона бретонские сюжеты" 64. Действительно, эта атмосфера пленительной феерии отразилась и в книге Гальфрида Монмутского, и еще в большей степени-в последующей артуровской традиции. Но здесь можно было бы отметить и другое. Наряду с архаизирующими мотивами (что роднит изображенный здесь двор Артура с двором Конхобара) и чертами племенного вождя, ощутимыми в образе Артура, последний предстает тут не просто отважным и опытным военачальником, но и мудрым, убеленным сединами королем.
Он совсем не таков в двух других произведениях, к которым мы сейчас перейдем.
Первое-это анонимные "Анналы Камбрии" ("Annales Cambriae"), созданные, видимо, в конце Х в. и иногда включаемые в отдельные списки "Истории бриттов" Ненния (после гл. 66). Здесь дважды упоминается Артур. Под 516 г. рассказывается: "Битва при Бадоне, во время которой Артур носил на своих плечах крест господа нашего Иисуса Христа три дня и три ночи, и бритты были победителями" 65. Под 537 г. сказано: "Битва при Камлане, во время которой Артур и Медрауд убили друг друга, и мор наступил в Британии и Ирландии" 66. Хотя здесь появляется важный [221] для дальнейшей артуровской традиции, в том числе и для Гальфрида, мотив вражды Артура с Модредом, ни личность Артура, ни ее трактовка автором "Анналов" остается неясной.
Иначе рассказывает об Артуре Ненний, писавший, видимо, в конце VIII в. Но в его хаотическом, многослойном произведении, в котором можно обнаружить не только следы разновременных интерполяций, но и почти механическое соединение разных в жанровом и хронологическом отношении частей, Артур остается прежде всего военным вождем. Он наделяется двенадцатью славными подвигами (как античный Геракл), самый замечательный из которых-сражение на Горе Бадоне. Но тут вот что следует отметить. Реальный Артур явно не мог совершить всех тех подвигов, о которых говорит Ненний. Географическая и временная локализация этих двенадцати сражений исключает это. Артур, первоначально вождь северных кельтов, мог быть причастен лишь к некоторым из них. Когда саксонские отряды устремились в Северный Уэльс и Шотландию, встала задача объединения кельтских племен для совместного отпора завоевателям. Исторический Артур, конечно, мог предпринять попытку возглавить такие объединенные силы кельтов 67, что, однако, вряд ли ему в полной мере удалось. Но это совершилось на уровне творимой о нем легенды, которая, нося компенсаторный характер, неизбежно должна была возникнуть. Возникнуть именно тогда, когда в ней появилась необходимость. Как писал Э. Фараль, "Артур, вождь северных бриттов, герой локальных сражений, приобретает в тексте "артурианы", в том виде, в каком она дошла до нас, черты героя, чьи подвиги распространяются на всю Британию и в котором последующие поколения призваны прославлять наиболее крупного государя британской национальной истории" 68.
Ненний поведал и о далеких предшественниках Артура начиная с легендарного Брита (Брута), потомка Энея. Почва для рассказа о правителях Британии и для создания образа Артура, короля бриттов, а затем и императора Запада, была подготовлена. Гальфрид Монмутский мог писать свою "Историю". Он не во всем следовал за Неннием, привлекая и другие источники, так как был усидчив, учен, талантлив и обладал изобретательной фантазией. Но Ненний послужил ему надежной канвой. Не была ли рукопись Ненния как раз той "стариннейшей валлийской книгой", которую архидьякон Оксфордский Вальтер и передал однажды своему другу и сотруднику, попросив переделать ее на новый лад?
5
Судьба сочинений Гальфрида, и прежде всего его главной книги, его "Истории", двояка. С одной стороны, ворчливое порицание подлинных "историков", обвинения в недостоверности, в выдумках и натяжках, с другой-колоссальная популярность, выразившаяся не только в нескончаемом потоке списков и копий, но и в обработках, пересказах, подражаниях, [222] наконец в возникновении устойчивой артуровской традиции, столь щедро обогатившей европейскую средневековую словесность.
