Ознакомительная версия.
Эдип в Коломне
шумно вздохнуло чудище и отвечало
рассуди сам по науке если философ
в термодинамике есть второе начало
и число ответов меньше числа вопросов
вот на эту разницу и живем с супругой
с утра наличных ноль но на кон ставлю смело
пораскинь чем бог над этой правдой сугубой
и взмахнуло лапой и убило и съело
жалко ослепнуть в зобу не прозрев ни разу
плохо кончить век дичью без избытка знаний
человек не чета идеальному газу
раз передний ум тормоз не вывезет задний
страшно когда среди природы постепенной
суслик пополам плугом с небес камнем птица
тепловая други мои гибель вселенной
по ту сторону шанса налить-похмелиться
домик допустим в коломне за вином прямо
ответ или-или судьба обыкновенна
здесь кто папу зашиб кому дала чья мама
вопрос не острый не австрия чай не вена
взыграет на солнце льдинкой прозвенит фикса
о берега стакана и в путь ко второму
а какие и гибнут то не в пасти сфинкса
с константой больцмана на устах в дар харону
Разговор с воображаемым другом который оказывается умер
Я
друг сергей или василий
как работа как семья
ты зачем внезапно синий
весь лиловый из себя
завела невзгода в угол
горе грянуло бедой
видно поздно я надумал
побеседовать с тобой
а спросить хотел всего-то
сердце совестью грызя
как семья и как работа
но теперь уже нельзя
ты обиделся наверно
нынче скромно словно мышь
или спящая царевна
в крематории лежишь
как же стал ты мертвым местом
был же голос и лицо
объясни хотя бы жестом
ты ли это или кто
ОН
очень слышать это мило
со слезами и слюной
раньше чаще надо было
разговаривать со мной
умирать светло и сухо
что вам поп ни говори
лишний визг не лезет в ухо
кашель кончился внутри
раньше жизнь была хреновой
больше зубы не болят
погорю теперь сверхновой
в трех минутах от плеяд
если снова спросит кто-то
из желающих внизу
как семья и как работа
я пошлю его в пизду
я и умер-то нарочно
выйти в звездные поля
но убей не знаю точно
это я или не я
«располагает возраст мой к умеренности…»
располагает возраст мой к умеренности
и трезвости но твердой нет уверенности
поскольку срок тяну не по бумажке я
реален риск пуститься во все тяжкие
тогда для тех кто вслед растет и учится
изящного примера не получится
для малых сих кто с выдержками слабыми
прельщаться склонны коньяком и бабами
и мелкими окрылены победами
рискуют возомнить себя поэтами
затмения считать упрямо проблесками
стать мэтрами и даже где-то нобелевскими
лауреатами подобно бродскому
за что спасибо моему уродскому
характеру с ненужными поблажками
себе и беготне за всеми тяжкими
ведь это жуть в какое положение
ввергает нас порой воображение
«кто камни тяжелил и руку правил богу…»
кто камни тяжелил и руку правил богу
чтобы родней всегда и так звеня земля
кто зодчий всех зверей и сочинил погоду
увы что был не я
когда в безоблачной но за полночь гилее
так млечно теплится узор подложных тел
стоять и видеть сон что есть одна милее
какую ты хотел
на свете бога нет но к куполу крутому
прильни где невелик зодиакальный круг
в танцующий бинокль мы говорим плутону
прощай холодный друг
кто щерился без глаз от пристани кромешной
кто опускал во мрак беззвучное весло
теперь в последний раз мерцает под одеждой
нагое естество
простые проводы стакан и осетрина
кость компаса дрожит берцовая в окно
за тот предел где лжешь ни ты ни прозерпина
не властвуют давно
«разбиваясь на векторы весь этот трепет и свет…»
разбиваясь на векторы весь этот трепет и свет
унаследован слепо но к старости сны откровенны
безопасно с утра что надежды фактически нет
только фазы любви под хитиновым кителем веры
ты снижаешься в бар сигаретный сигнал на борту
сквозь обломки футбола и ветреной феи наезды
после третьей прозренье пора постигать правоту
той последней любви за которой не нужно надежды
пусть корыстна тем люминесцентней на девушке бант
дальше кончится воздух и свет отмеряют по кванту
мудрено горевать если в горле застрял акробат
отстегнувший под куполом веру и выбравший правду
клубы алого дыма из дыр задубевших аорт
или если к последнему преображенью готовы
мир прозревшим проезжим кто девушку примет на борт
и швейцарам в шевронах в ночи отдающим швартовы
нынче третья попытка так прыгаем наверняка
в этот желтый манеж где такси прорубают орбиты
небо с беличью шкурку пока нам любовь велика
и кукушкины сестры в гнезде позади позабыты
вот кровать на ней подушка
тень струится с потолка
дело к вечеру подружка
я спою тебе пока
наша бедная каютка
аккуратна и мала
не горюй моя малютка
уплывем и все дела
птицы бледные как будто
рыбы грустные в воде
никому не видно пункта
назначения нигде
все явления природы
прочь словами на губах
спят отмучившись микробы
в очень маленьких гробах
спи уткнувшись в бок подушкин
если по сердцу процесс
мчится пушкин вьется пушкин
но всему придет дантес
даже нам с тобой малышка
носом в теплое плечо
сказку на ночь где же книжка
не написана еще
остаются неизвестны
жертвы ядерной войны
все мои простые песни
все безумные твои
он карточку вынул с покойным отцом
селедку соленым заел огурцом
румянцем подернулось рыло
ну слушайте значит как было
покойный папаша он здесь как живой
был тверд арматурой но слаб головой
и выставил грабли на память
чтоб часто в колодец не падать
смотрели по ящику поле чудес
потом припустили трусцой через лес
там звезды в глаза как булавки
спиртным разживаться у клавки
ответь мне украйна и туркменбаши
на что нажрались на какие шиши
в избе где ни лука ни хлеба
метни-ка селедочку слева
бежим себе значит внутри аппетит
а сверху стрекочет оно и летит
на русскую землю садится
вся в зубьях железная птица
выходит зеленый ушами пушист
на морду нормальный немецкий фашист
а может вообще штурмбанфюрер
аж чуть с перепугу не умер
родитель хоть был не философ но храбр
без слова зеленого хрясь между жабр
но чем-то сверкнул этот житель
и в пыль разлетелся родитель
тут я спохватился но сразу облом
другие фельдфебели в сотню числом
отделали вмиг как хотели
и в свой израиль улетели
я пыли отцовской с пригоршню собрал
чтоб знали в милиции что не соврал
такая стеклянная вроде
в стакане держу на комоде
чума ты очкарик глотай по второй
за то что папаша народный герой
зеленым позор анашистам
и всем оккупантским фашистам
печально икая он кончил рассказ
и рылом надолго в капусте увяз
пока расширялась большая
вселенная сну не мешая
«чтоб ничком в это зарево речки с угрями внутри…»
чтоб ничком в это зарево речки с угрями внутри
черный гриб-ночевик и бычками по обручи бочку
раз кукушка-норушка твое остальное умри
весь измучишься жить если впредь пропадать по кусочку
тускло дневи во мрацех так выспать из плеска весло
перечислить в сопращуры иже зареза редедю
что ни утро то в чуни с которой ноги повезло
фотокарточку квасом всердцах и в ягдташ по медведю
шустро блядина речка но каждому жидко в конце
будто блеклое болдино бородино и непрядва
вальс в лесу из отверстий фальцет о татарском отце
столько мужества и торжества хорошо что неправда
то ли марш нереститься в залитые квасом луга
из медвежьей икры набежало героев и ладно
вся кощеева хунта и ты дорогая яга
разве я себе тихо сиди или жуй меня жадно
кто стрелок в соловья или голову в пах попинал
стихотворно восславлен илюша ты помнишь алеша
только здесь неудобно откуда понятен финал
фотошопом пейзаж перекошен и стязи падоша
Ознакомительная версия.
