И как, мой Мир, тобой болею!
Безудержно люблю тебя.
В горстку пепла превратились все слова
В горстку пепла превратились все слова
И не важно: кто был прав, кто виноват…
Перед прошлым вечно будущность права,
А у ней всегда, на всё – особый взгляд.
Когда весь ужас горя выпит
Когда весь ужас горя выпит,
Тогда хоть смейся, хоть кричи…
Опустошенный как Египет
После налёта саранчи.
Кто Там , откликнись, на Той Стороне?
Кто Там, откликнись, на Той Стороне?
Кто Там встречает меня?
Тёмная Ночь в Незнакомой Стране
Или раскрытость Дня?
Бездны ль зияющий чёрный зев?
Или, средь синевы,
Мой золотой Сияющий Лев,
С Гривой Живой Волны?
Кем я Там? В Гриве ли волоском?
Лучиком ли в Глазах?
Или сухим, зыбучим песком
В проворачивающихся веках.
Мир, в дрожании зеркал, отражается нами
Мир, в дрожании зеркал, отражается нами.
Мы и сами не ведаем всех отражений.
Мы и спим и не спим, чем-то бредим меж снами:
Миражи состояний с миражами движений.
Отражая весь мир, отражаемся сами.
Злят в других миражах наши нас же пороки.
И как будто меняемся вечно ролями:
То мы “нищие Духом”, то почти что “Пророки”.
Мы, в наивности, ищем секрет постоянства,
Точку мира и власти в вихреньях течений…
Но в безмерных пустынях не пустого пространства
Ничего, кроме нас – миражей отражений.
Опять наступает пора отторженья
Опять наступает пора отторженья,
Отринутых листьев, круженья, круженья…
Последнего с ветром прощанья, прощанья…
Последние танцы времён увяданья.
Прижаться… забыться… поверить касаниям,
Незримым таинственным перетеканиям,
Распасться на тысячи мелких мгновений,
Расплыться безмыслено средь ощущений.
Год за годом плывут,
Не меняя привычных извилин дороги.
В шелестеньях минут,
Мы, наивные люди, подводим итоги.
Начинанья опять,
Оставляем на некий рубеж изначалья…
Бытия Благодать,
Затененность Сиянья…
Но за гранями снов,
Где кружит, НЕ кружась, Изначальная Сила,
Где Основы основ
Бытия Бытиё в Бытие заложило,
Ни Концов, ни Начал,
Ни Открытости, ни Откровенья…
И на Тот Пьедестал
Поднимают нас Жизней мгновенья,
Испытуют и мнут,
Снова лепят и вновь разрушают…
Мы – лишь хрупкий сосуд,
Где Предвечные Искры нетленно пылают.
Миры отраженья… Миры отражённые…
Миры отраженья… Миры отражённые…
Миры, отразившие сонмища их…
Все ищем спасенья: И мы – прокажённые,
И вы, что внесли себя в списки “святых”.
И те, кто в оковах великой сумятицы,
И нашим и вашим кивает: “Да”, “Да” …
Все жаждем, что мир наш любовью освятится
И жизнь новым Светом умоет Звезда.
И кто мы? Кто может сказать нам, наверное,
Кто прав в этой жизни и кто в ней не прав?
Мы, словно кутята, слепые и нервные,
Пришли и уйдём, ничего не узнав.
У всех дорог есть свой конец, своё начало
У всех дорог есть свой конец, своё начало.
Но человек – такое существо,
Что сколько бы дорог не пролегало,
Одна, своя, должна быть у него.
Она – быть может лучше, может хуже,
Быть может тупиком, концом всего …
Но человеку собственный путь нужен
И он всегда всех лучше для него.
Лишь приподнявшись над стезёй убогой,
Увидим, вдруг, сквозь нищенство своё:
Мы ВСЕ ВЕКА ИДЁМ ОДНОЙ ДОРОГОЙ
По-разному петляя вдоль неё.
Раздвинулись границы дня,
В объятьях солнечного света,
И все вопросы без ответа
Переместились в глубь меня.
Я больше их не задаю,
Не удивляю окруженье,
Не погружённое в прочтенье
Того о чём я говорю.
Произнесение – суть ложь.
Оно для мысли – омертвление.
В словах теряется значенье,
Как только их произнесёшь.
Любите, любите врагов и друзей!
Любите, любите врагов и друзей!
Любите, любите, любите людей!
В делах, и в забавах, в обидах до слёз.
Любите, любите, любите всерьёз!
Ведь всё, чем сегодня мы окружены,
Всё это создали другие, не мы.
Любите деревья, любите зверей!
Но прежде, любите, любите людей!
Нет чистого листка.
Исписана бумага.
Как хорошо пока
Не высохла вся влага,
Когда ещё живы
Свеченья, полыхания,
И зарева листвы
И сполохи дыханья.
Но дни плывут, шурша.
И им летят вдогонку
И сердце и Душа,
Сквозь времени заслонку.
И ВСЁ вернётся вспять,
К СВОИМ первоначалам,
В дрожании усталом
ПУСТОТЫ заполнять.
Вновь отказав прекрасному Пьеро
Вновь отказав прекрасному Пьеро,
Пытаемся, под маской Буратино,
Увидеть то, чего и не дано
Бездушной деревяшке с носом длинным.
Бестактность – называем простотой,
Проказами – жестокие проделки …
И ждём, как сказку, “ключик золотой”
От потаённой и заветной дверки…
Но вот пружина жизни взведена.
Очаг бумажный лопается с треском
И там, за паутинной занавеской,
Глухая отсыревшая стена.
Стихи наивны через призму лет
Стихи наивны через призму лет.
Слова корявы, чёткой рифмы нет,
Но, хоть красней за них, а хоть бледней,
Не отказаться, словно от детей.
Когда Вы ощущаете, что Вас несёт в атаку
Когда Вы ощущаете, что Вас несёт в атаку,
Вы не спешите воевать до той поры, пока
Вы не поймёте для чего, и кто затеял драку,
Чтобы не быть в чужой игре на роли дурака.
Вам говорят: “Быстрей! В атаку!”
А Вы в ответ, спокойно так:
“Тот, кто затеял эту драку,
Пусть сам понюхает кулак”.
Но, кто затеял – в стороне,
Он не дурак быть на войне,
Ведь на войне стреляют,
И даже убивают,
И, если даже будешь жить,
То после могут осудить.
Они умеют воевать
Так, чтоб самим не умирать
И не терпеть лишения.
Они пошлют другого в бой,
А сами будут, за спиной.
Придумывать сражения.
Они глядят со стороны.
Они не чувствуют вины,
Страдания и боли,
У них своя игра идёт,
Для них не люди, а народ,
Статистика, не более.
И радости проходят и печали
И радости проходят и печали.
Проходит и любовь и не любовь.
И остаются нам – тоска ночами,
И оболочки опустевших слов,
И серый камень над сырой могилой
И память, что не воскресит родимой …
И всё. И наш всё ближе Рубикон.
И мы с годами ближе к пониманью,
К пренебреженью к оболочкам слов.
Мне не найти отдохновенья
Мне не найти отдохновенья.
Мозги – сто загнанных оленей
На узком клаптике земли.
Они от горя ошалели,
Мои несчастные олени,
И боли, словно батареи,
Их беспощадно иссекли.
И мечутся они в испуге.
Напрасны слабые потуги
Из клетки черепа сбежать.
Ох, бестолковые копыта.
Всё ими выбито, изрыто,
Истоптано за пядью пядь.
Пошёл снег, и рябь подёрнула гладь озера
Пошёл снег, и рябь подёрнула гладь озера.
Загляни в глубины – там молчание.
Упал с горы камень и всколыхнул озёрную гладь.
Но мягко погрузился он в глубины,
не потревожив сон рыбы.
Что наша жизнь: пунктиры чьих-то мнений
Что наша жизнь: пунктиры чьих-то мнений,
Полоски неудач и озарений,
И, сквозь мираж бесчисленных мгновений,
Всё беспощадней резкий свист осенний.
Перед лицом вселенского всесилья.
Кто в безутешности не сложит крылья?
И что нам ждать от жизней наших милости,
Перед пустым лицом Неотвратимости?
Мы – мотыльки, трава. Мы – лишь мгновения,
Лишь звенья в бесконечности вращения.
