Том 2. Стихотворения 1820-1826 - Александр Сергеевич Пушкин

Оставя честь судьбе на произвол,

Давыдова, живая жертва фурий,

От малых лет любила чуждый пол,

И вдруг беда! казнит ее Меркурий;

Раскаяться приходит ей пора,

Она лежит, глаз пухнет понемногу,

Вдруг лопнул он; что ж дама? – «Слава богу!

Всё к лучшему: вот . . . . .»

Не притворяйся, милый друг,

Соперник мой широкоплечий!

Тебе не страшен лиры звук,

Ни элегические речи.

Дай руку мне: ты не ревнив,

Я слишком ветрен и ленив,

Твоя красавица не дура;

Я вижу всё и не сержусь:

Она прелестная Лаура,

Да я в Петрарки не гожусь.

Христос воскрес, моя Ревекка!

Сегодня следуя душой

Закону бога-человека,

С тобой целуюсь, ангел мой.

А завтра к вере Моисея

За поцелуй я не робея

Готов, еврейка, приступить –

И даже то тебе вручить,

Чем можно верного еврея

От православных отличить.

«Куда вы? за город конечно,

Зефиром утренним дышать

И с вашей музою мечтать

Уединенно и беспечно?»

– Нет, я сбираюсь на базар,

Люблю базарное волненье,

Скуфьи жидов, усы болгар

И спор и крик, и торга жар,

Нарядов пестрое стесненье.

Люблю толпу, лохмотья, шум –

И жадной черни лай свободный.

«Так – наблюдаете – ваш ум

И здесь вникает в дух народный.

Сопровождать вас рад бы я,

Чтоб слышать ваши замечанья;

Но службы долг зовет меня,

Простите, нам не до гулянья».

– Куда ж? –

«В острог – сегодня мы

Выпровождаем из тюрьмы

За молдаванскую границу

. . . . . . Кирджали».

Мой милый, как несправедливы

Твои ревнивые мечты:

Я позабыл любви призывы

И плен опасной красоты;

Свободы друг миролюбивый,

В толпе красавиц молодых

Я, равнодушный и ленивый,

Своих богов не вижу в них.

Их томный взор, приветный лепет

Уже не властны надо мной.

Забыло сердце нежный трепет

И пламя юности живой.

Теперь уж мне влюбиться трудно,

Вздыхать неловко и смешно,

Надежде верить безрассудно,

Мужей обманывать грешно.

Прошел веселый жизни праздник.

Как мой задумчивый проказник,

Как Баратынский, я твержу ¹:

«Нельзя ль найти подруги нежной?

Нельзя ль найти любви надежной?»

И ничего не нахожу.

Оставя счастья призрак ложный,

Без упоительных страстей,

Я стал наперсник осторожный

Моих неопытных друзей.

Когда любовник исступленный,

Тоскуя, плачет предо мной

И для красавицы надменной

Клянется жертвовать собой;

Когда в жару своих желаний

С восторгом изъясняет он

Неясных, темных ожиданий

Обманчивый, но сладкий сон

И, крепко руку сжав у друга,

Клянет ревнивого супруга

Или докучливую мать, –

Его безумным увереньям

И поминутным повтореньям

Люблю с участием внимать;

Я льщу слепой его надежде,

Я молод юностью чужой

И говорю: так было прежде

Во время оно и со мной.

 Лечись – иль быть тебе Панглосом ¹,

Ты жертва вредной красоты –

И то-то, братец, будешь с носом,

Когда без носа будешь ты.

Добра чужого не желать

Ты, боже, мне повелеваешь;

Но меру сил моих ты знаешь –

Мне ль нежным чувством управлять?

Обидеть друга не желаю,

И не хочу его села,

Не нужно мне его вола,

На всё спокойно я взираю:

Ни дом его, ни скот, ни раб,

Не лестна мне вся благостыня.

Но ежели его рабыня

Прелестна… Господи! я слаб!

И ежели его подруга

Мила, как ангел во плоти, –

О боже праведный! прости

Мне зависть ко блаженству друга.

Кто сердцем мог повелевать?

Кто раб усилий бесполезных?

Как можно не любить любезных?

Как райских благ не пожелать?

Смотрю, томлюся и вздыхаю,

Но строгий долг умею чтить,

Страшусь желаньям сердца льстить,

Молчу… и втайне я страдаю.

  Князь Г. – со мною не знаком.

  Я не видал такой негодной смеси;

  Составлен он из подлости и спеси,

  Но подлости побольше спеси в нем.

  В сраженье трус, в трактире он бурлак,

В передней он подлец, в гостиной он дурак.

Наперсница моих сердечных дум,

О ты, чей глас приятный и небрежный

Смирял порой страстей порыв мятежный

И веселил порой унылый ум,

О верная, задумчивая лира

. . . . . . . . . .

Я не люблю твоей Корины,

Скучны любезности картины.

В ней только слезы да печаль