знал когда-то очень многих…»
«Подпрядова вот — например…». Подпрядов — приятель Лимонова. Встречается также в идиллии «Золотой век» (том I).
«Нежный ночью слышен шум…»
Стихотворение датируется 17 декабря.
Три положения рабочего (III «вошла мне в комнату жена моя…»)
Описанный в стихотворении эпизод также встречается в «Дневниковых записях» из «Третьей тетради» и в книге «У нас была Великая Эпоха…» (1987).
«Сумерки белые платья содрали…»
Стихотворение датируется 17 декабря.
«Бледные руки, пахнущие мочой…»
Стихотворение датируется 18 декабря.
«Спать желается очень сильно…»
Стихотворение датируется 20 декабря.
«Задолго до меня жил прадед…»
«Задолго до меня жил прадед / высокий ловкий осетин». Мы уже касались этой истории, когда комментировали стихотворения «А Киев мирно он лежит…» и «как немчура приехал я на дачу…» (том I), но сейчас можно привести более развёрнутые размышления и разыскания Эдуарда Лимонова из книги «Седого графа сын побочный»: «Бабка рассказала мне, что “твои корни по отцу, Эдинька, выходят из слободы Масловка. Прадед твой был кавалерийский офицер, осетин-сотник, то есть командовал сотней. Он был начальником личной охраны генерала Звягинцева (позднее я выяснил, что точная фамилия генерал-лейтенанта Звегинцов). Этот офицер-сотник, осетин, женился на экономке генерала, оттуда и пошла наша семья”. Осетин-сотник меня, я помню, взволновал, хотя мать моя скептически рекомендовала мне не слушать “бабкины бредни”. Вопреки матери, я уверовал в бабкино скупое сообщение о нашей семье. <…> Бабка в тот единственный приезд свой больше никаких запомнившихся мне сведений о нашей семье не сообщила. Я теперь сквозь годы думаю, что отец мой Вениамин Иванович провёл с бабкой разъяснительную работу, когда вёз её к нам с вокзала. Объяснил, что можно говорить внуку, а что — нельзя. Впрочем, от бабки тогда поступило ещё одно сообщение, ещё одна деталь, подчёркивающая осетинскость нашей крови. Бабка утверждала, что во время русско-турецкой войны она ехала с дедом по железной дороге и деда на некоторое время задержала полиция, настолько дед оказался похож на сбежавшего в Воронеже из-под стражи турецкого пленного. Сейчас, разглядывая фотографии деда (их мне недавно удалось получить какое-то количество), не вижу никакого сходства деда с турком. На Украине так каждый второй мужик походит на турка. Но зато я теперь вижу, как умно меня склоняли к тому, чтобы я уверовал в подсказанное бабкой наше происхождение. Бабке эту версию сообщил мой дед, но вот верил ли он сам в неё — остаётся большим вопросом».
ШЕСТАЯ ТЕТРАДЬ
«Шестая тетрадь» содержит около 65 зачёркнутых стихотворений — отдельные из них написаны целиком и перечёркнуты, у отдельных написаны только первые строки, у отдельных вычеркнуты только последние строфы.
Также в «Шестой тетради» есть ряд отдельных строк и строф, которые мы не можем расценить как отдельные стихи, но приводим здесь, в примечаниях.
* * *
В европейском поле бегают собаки.
* * *
Наталья, экзерси́с одинокий
я помню беды, что толкали меня
Наталья, упокой меня боже
только я дотянусь до тебя
И были живы те, к которым восклицали
к которым звали мы,
А нас ведь нет совсем
я помню Вас живой,
прекрасная Наталья,
Ах, пусть уж сотня лет
Или ещё того.
* * *
Луна никогда не пойдёт на зверей
Те звери мохнатые шкуры
и белые доски слепых берегов
ползут вдоль воды постепенно…
* * *
Белой красавицей голой и ма́сляной
в коже, как в красивом мешке
лежала она и щёки накра́снены
и ботинки стояли внизу на полу.
* * *
И ночные жёсткие растенья
У пустыни дети неприятные.
мёртвые зудят с песком совместно
стукают о доски аккуратные.
* * *
2 января 1969 г.
И я был жив когда-то, запутанно-великий
Имея вид неловкий и длинное пальто
Ломалась шея тонкая,
трещал и туфель тёплый.
* * *
О любви, да господи, да что вы
Разве можно в слове о любви
Снимешь прочь одёжные оковы
и совместно счастие лови…
* * *
С банкою восточной кушал я икру
На дороге древней ел я колбасу
и на табурете вечернею порой
находилось моё тело свеженовое почти.
* * *
11 января 69 г.
Были сны драгоценны, а дни растяжимы
были ве́черы пышны, а воздухи наги…
с деревянных скамеек не слезали ребёнки
и далёкие листья светились, качались.
* * *
Зачем страдающую шапку
так очень рано ты надел
Зелёной ночью не играешь
ещё ребёнком, а молчишь.
* * *
Холодно…
Тихо господь пропитание ищет, ссутулясь.
* * *
Я помню мир чудес и раковин и плаванья великого вдоль берегов цветов, которых побоялись мухи и я стоял так — мелкий человек.
* * *
Основное — чтоб жена жила
Ранее меня не умирала
Был бы мне её большой живот
под пропахшим нами одеялом.
* * *
Подбородка-то нету у сего мужика
Ну а это ведь главное — ха-ха-хи, ха-ха-ха!
«Была здесь чудная больница…»
Стихотворение датировано 24 декабря.
«Обступает меня жёлтый гул…»
«В это утро Москва, как петух / Я одет во второе пальто / Из широких сырых рукавов / руки белые вьются вперёд <…> / Как приехавший из деревень / я стою возле них целый день». Ср. с воспоминаниями Ю. М. Кублановского: «Я был одним из первых, кто его встретил в Москве. Метро “Университет”. Он стоит в длинном драповом пальто, в ботинках с галошами. Первые его недели в Москве. Мы пошли к поэту Александру Величанскому. Я пристроил его».
«Меж теми же садами, и в тех самых вишнях…»
Стихотворение датировано 10 декабря.
«Под скалою три женщины снялись…»
В этой же «Шестой тетради» есть иной вариант этого стихотворения.
* * *
Под скалою три женщины
снялись у южного моря
нам невидимо
