— Я жду.
Недовольно ворча, Рубен вышел к нему:
— Чего тебе?
— Не мог, что ли, вчера на пару часов нас оставить одних?
— Больше ты ко мне никого не води, — ответил Рубен и хотел было уйти, но Вардан задержал его:
— Постой… Ты это… Если жена спросит, где я был, скажешь, что мы с тобой до двенадцати в шахматы играли.
— Не впутывай ты меня в свои дрязги, как брата тебя прошу, не впутывай.
— Погоди ты… Если не скажешь, быть скандалу…
— Ладно, скажу.
— Постой, кто эта девушка?
— Тебе-то что?
— Почему она сидит у тебя?
— Значит, нужно, вот и сидит.
— Познакомь, а?
— Проваливай! — Рубен вернулся в свою комнату и закрыл дверь.
— Кофе был очень вкусный, — заметила Сона. — Спасибо.
— Вам понравился? — обрадовался Рубен.
— Хочу кое о чем вас спросить, только боюсь, обидитесь…
— Не обижусь, спрашивайте.
— Почему вы работаете инженером по технике безопасности?
Рубен на мгновение смешался:
— Кто-то ведь должен… Работа как работа…
— Неудобно как-то говорить, но вы так основательно все объяснили мне…
— Ну, уж основательно, — потупился он. — Так, разбираюсь немного…
— Не знаю, — сказала Сона, чувствуя, что ей все больше нравится смущение Рубена, — по-моему, вы могли бы найти более подходящую работу.
— Я с людьми не умею работать, — еще сильнее смутился он. — Меня не слушаются.
— А почему?
— Откуда я знаю… Я кричать не умею и не люблю.
Покачав головой, Сона оглядела каморку:
— И как вы здесь работаете, в этом закутке?..
— Привык, не обращаю внимания, — махнул Рукой Рубен.
— Вы могли бы работать конструктором.
— Я пробовал, ничего не получилось.
— Правда, пробовали?
— Не люблю я чертить. Без помарок, аккуратно… Не по мне это дело.
Помолчал.
— Можно от вас позвонить? — спросила она.
— Конечно. Если в город, наберите сперва девятку.
Сона набрала номер:
— Товарищ Саркисян, я с утра на заводе. Заведующий конструкторским бюро запер все бумаги в сейфе, а сам ушел… — Она послушала с минуту, потом не без злорадства проговорила — Ну, я не отвечаю за их порядки! — И повесила трубку.
Опять помолчали.
— Может, Манукян уже пришел…
Рубен позвонил в конструкторское бюро, но заведующего все еще не было.
— Хотите, я перепишу коэффициенты, потом позвоню и продиктую их вам, — предложил он. — Чтобы вам долго не ждать.
Сона и сама не поняла, как у нее сорвалось с языка:
— Вы хотите, чтобы я ушла?
— Нет, что вы…
— Ведь вы, наверное, заняты, а я вам мешаю…
— Занят… — усмехнулся он. — Да я только и делаю, что ищу кого-нибудь, с кем можно поговорить, чтобы день побыстрее прошел.
Сона взглянула на часы, подумала и сказала:
— Если вам нетрудно, узнайте про коэффициенты, пожалуйста, и позвоните. Вот служебный и домашний… — Она протянула Рубену листок с номерами телефонов.
— Сколько метров вы сдаете? — спросил Даниелян.
— Наша двухкомнатная — тридцать четыре и мамина однокомнатная — двадцать. Всего пятьдесят четыре метра, — объяснила Сона.
— И хотите обменять на трехкомнатную в шестьдесят пять квадратных метров, — улыбнулся Даниелян, — не так ли?
— Так, — кивнула Сона.
— Вот видите! — развел руками Даниелян.
— Но ведь обменивающиеся стороны согласны.
— Обменивающиеся стороны могут на многое согласиться, — усмехнулся он.
— Что вы хотите этим сказать?
— Хочу сказать, что в подобной ситуации стороны нередко вступают в сговор. Тот, кто отдает большую площадь, берет взамен деньги. Это раз. Второе: обществу выгоднее, чтобы п квартире большей площади жила более многочисленная семья. В данном случае шестьдесят пять метров для пяти человек — это слишком много.
— Вы же говорили, что-нибудь придумаете. Третий месяц я к вам хожу, сил моих больше нет…
— Я ведь не один. — Даниелян указал на стенку. — И надо мной есть начальство, и я за свои решения должен отвечать…
Сона неожиданно поднялась, выбежала из кабинета Даниеляна и скользнула через приемную в дверь напротив.
— Артем Никитич! — кинулась она к столу, за которым восседал лысый человек небольшого роста. — Одна двухкомнатная и одна однокомнатная… — И Сона заплакала.
— Погодите, погодите! — поднял руку Артем Никитич, другой рукой отыскивая кнопку селектора. — Даниелян, зайди. Не надо плакать, гражданка, не надо огорчаться…
— Слушаю, Артем Никитич, — покорно сказал Даниелян, входя в кабинет.
— Возьмите эту гражданку и срочно решите ее вопрос в рамках закона.
— Хорошо, Артем Никитич. — Даниелян повернулся к Соне: — Прошу!
Они вернулись в кабинет Даниеляна.
— Что с того, что пожаловалась? В рамках закона! — сказал Даниелян.
— Но я же человек! — Сона еле сдерживалась, чтобы не крикнуть. — Троих полусирот ращу…
— Успокойтесь! Успокойтесь, я вам позвоню… Хорошая вы девушка, но вот нервы у вас никуда не годятся, — дружелюбно сказал Даниелян.
— Простите. — Сона вытерла платком глаза и вышла из кабинета.
Дети подбежали к Соне, бросились ей на шею. Она присела на корточки, прижала их к себе, застыла.
— Меня Карен побил… — сообщила младшая дочь и надула губки.
— Только не хныкать! — Сона повернулась к матери: — Они поели?
— Да. Поешь и ты, я сейчас подогрею. Ты опоздала сегодня.
— Ты же знаешь, куда я ходила…
— И что там говорят?
— Тянут…
— Не надо медлить, — мать взяла стул, присела рядом. — Ведь и мне трудно. Одна нога здесь, другая — там. И соседи могут пожаловаться, что я зря квартиру занимаю…
— У меня голова болит, я тебе потом все расскажу, — сказала Сона.
— Сегодня какой-то мужчина звонил, тебя спрашивал, — вспомнила мать.
— Какой мужчина?
— Не знаю. Просил, чтобы ты ему позвонила. Я записала номер, вон на бумажке возле телефона.
Сона подошла, взяла листок. Позвонила.
— Слушаю, — ответил низкий мужской голос.
— С кем: я говорю?
— Вы — Сона? Это Рубен. Я обещал узнать вам коэффициенты…
— А… Ну и как, узнали?
— Возьмите карандаш и бумагу, я вам продиктую. Взяли?
Сона помолчала и неожиданно спросила:
— Вы очень заняты?
— Вовсе не занят. Должен пойти играть в шахматы, но ждал вашего звонка и не пошел.
— Мы можем встретиться? Отдадите коэффициенты.
— Сейчас? — Рубен обрадовался, и Сона это почувствовала.
— Через полчаса. На улице Барекамутин, возле цветочного магазина.
Рубен пришел в роскошном костюме, модном галстуке, начищенных до блеска туфлях, и это не понравилось Соне.
— Измучила я вас. Вы, наверное, собирались куда-нибудь пойти, — оглядев его с ног до головы, сказала она.
— Нет… — смущенно покачал головой Рубен.
— А вот мне нужно идти. Возьму коэффициенты и пойду.
— Жаль. Я думал, мы немного побудем вместе.
— Конечно, — грустно вздохнула она, — если женщина сама назначает свидание, мужчина может подумать что угодно…
Рубен беспомощно улыбнулся:
— Выходит, свидание надо было назначать мне?
— Принесли коэффициенты?
Рубен достал из кармана бумаги и протянул их Соне.
— Спасибо. Я пошла…
— Уже? Поговорили бы немного…
— Все ищете, с кем можно поговорить? На работе это еще как-то можно объяснить. А здесь — о чем нам говорить?
— Не знаю, — расстроенно ответил Рубен. — Может, все-таки где-нибудь посидим?
— Хорошо, — согласилась Сона. — Посидим, подышим немного чистым воздухом, и я пойду.
Они молча пошли в скверик, сели на скамейку.
— Говорите же, я вас слушаю, — сказала она.
— О чем?
— Вот видите, вам даже говорить не о чем…
— Хотите, я уйду, — не выдержал он.
— Ребенок обижается…
Рубен подумал, взглянул на луну, красовавшуюся в небе, и сказал:
— И до луны добрались, все испортили.
— Луну?
— Ну да. Как подумаешь, что на ней побывали люди, все кажется таким обыденным.
— У вас что, внизу забот мало? О луне он думает! Разве бывают семьи без забот?
— Так у меня нет семьи, — улыбнулся Рубен.
— Вы разведены?
— Вообще никогда не был женат.
— Ну и ну!.. Я пойду.
— У вас, наверное, муж ревнивый…
— Очень ревнивый.
— А дети у вас есть?
— Есть. Трое.
— Вы шутите…
— Вот как? Тогда я вам скажу правду, которую вы желаете услышать: нет у меня ни мужа, ни детей, гуляю в свое удовольствие.
— Не похоже…
— Не похоже? — кокетливо повела она головой. — Так почему же вы не хотите, чтобы я ушла?
— Не знаю… — вздохнул Рубен.
— Вам грустно?
— Немного…
— Это пройдет, — сказала она, вставая.
