Командный пункт космодрома. Задняя стеклянная стена зала отгораживает амфитеатр кресел, сюда же выведены динамики громкой связи, по которым звучат обычные предстартовые команды. Через стекло виден огромный, в полстены, светящийся экран - короче, здесь обычный космический командный пункт, не лучше - не хуже других.
Зуев и космонавты примостились в уголке. Академик упрямо твердит свое:
- ...Мы должны действовать наверняка, но для того, чтобы действовать наверняка, мы мало знаем. Я понимаю ваше нетерпение, желание активных действий, Господи, какой я ни старый человек, я все понимаю, и не надо меня агитировать. Но ни я, ни один человек на Земле ничего определенного вам сейчас не скажет. Поэтому работайте, прошу вас, по старому графику. Не прошу, я требую, чтобы вы работали по старому графику. Что у вас там? "Атлантида"? Вот извольте работать на "Атлантиде". Кстати, эта лазерная антенна, которую мы туда отправили, - вещь совершенно новая и тонкая. Научитесь ее монтировать и работать с ней. Она очень может нам понадобиться... И не бойтесь, о вас не забудут...
- Извините, Илья Ильич, но я вас совершенно отказываюсь понимать, вдруг взрывается Лежава. - Произошло поистине фантастическое событие, космическое чудо, а вы не хотите даже на день сокращать программу марсианских испытаний! Только что мы провели двое суток в тренажере, имитируя отказ теплоэлементов, при одновременном аварийном выключении всех солнечных батарей. Кому это все надо, когда рядом с нашей планетой висит космическая радиолампа, которая, может быть, предвещает выход человечества в другой мир, другую галактику, другое измерение...
- Именно поэтому, - жестко прервал его Зуев, - вы должны быть готовы к немедленным действиям, а чтобы быть готовым, надо не ждать, не томиться, а работать. Надо быть в форме. А мы тем временем попытаемся кое-что разузнать...
- Вы ничего не разузнаете до тех пор, пока не пошлете к излучателю человека, - парирует Леннон. - Нужно верить в разум и добрую волю тех, кто прислал сюда этот гигантский динамик.
- Ах, "верить в разум"! - встрепенулся академик. - Да мы с вами, господа хорошие, на одной планете живем, и друг на друга, как две капли воды, похожи, а с каким трудом "верить в разум" научились, Вспомните... хотя вы молодые, вы не помните. А я помню 72-й год, свою первую поездку в Хьюстон. Так что не будем о других галактиках говорить! Ну, в общем, вот так... - Голос Зуева стал на минуту официальным и чужим. - Как член международной Специальной комиссии и как председатель Советско-американского комитета заявляю вам официально: до тех пор, пока хоть некоторая ясность не наступит, ничего в вашей подготовке мы ни менять, ни форсировать не будем. Ни-че-го, - раздельно произнес он. - А сейчас давайте спускаться вниз, мне уже пора... Да не грустите вы поверьте, у меня чутье, - без вас здесь дело все-таки не обойдется... - Он хитро подмигнул космонавтам...
На экране телевизора видят космонавты, как поплыла вверх к люку челночного корабля коробочка лифта.
- Зачем он летит? - спрашивает молчавший до сей поры Стейнберг. - Он не доверяет своим сотрудникам на орбитальной станции?
- Человек, которому Зуев не доверяет, не смог бы проработать на орбите и одного часа, - спокойно отвечает Седов. - Но Зуев не пустит "Гагарина" даже до Луны без того, чтобы сам он не проверил каждую кнопку, вне зависимости от того, существуют пришельцы, или не существуют. Зуев - это Зуев. Это невозможно объяснить. У него нет в жизни ничего, кроме "Гагарина", как до этого не было ничего, кроме "Мира", а до "Мира" ничего, кроме "Звезды", а до "Звезды" - "Салюта", а до "Салюта" - "Союза"...
По трансляции разнесся голос:
- Объявляется готовность один час. Повторяю: часовая готовность. Начать эвакуацию старта...
По ракете стекал, клубясь, белый туман кислородных паров.
31 августа, воскресенье. Москва.
Кухня в квартире Александра Матвеевича Седова. Пожалуй, только в воскресенье удается позавтракать всей семье вместе.
- Вера! Как ты сидишь? - раздраженно говорит отец. - Где твои ноги? Сядь прямо. Почему мы об этом столько говорим?
Девочка усаживается за столом, исподлобья глядя на сердитого отца. Жена Александра Матвеевича молча наливает ему кофе.
- Что за моду взяли у нас на почте! - снова язвительно и капризно говорит Седов. - Девять часов - газет нет!
- А ты радио послушай, - примирительно говорит жена.
- Ну при чем здесь радио?
Девочка тихо сползает с табуретки и уходит.
- Что нужно сказать маме? - кричит ей вслед отец.
- Спасибо, - тихо доносится из коридора.
- Ну что ты, Саша? - ласково говорит жена. - Ну мы тут при чем?
Плохо Седову, муторно, стыдно. Права Вероника, кругом права. И подло это - срывать на них свое нетерпение. Да, действительно, не те уже у тебя нервы, Александр Матвеевич, что раньше. И, может быть, прав Зорин со своей командой, когда не хочет тебя в космос пускать. А то и там вот этак начнешь психовать. Ну ладно, ждать недолго осталось... Сегодня все выяснится...
Седов ловит руку жены и говорит уже совсем другим, покорным и усталым голосом:
- Ты знаешь, что меня больше всего раздражает? То, что они всегда изображают из себя самых загруженных людей, я это давно заметил. Комиссия заседает в воскресенье! Все надеются, что их за усердие похвалят... Они необыкновенные мастера имитации бурной деятельности. Сколько показухи! Ты бы на космодроме посмотрела: марлевые намордники, таблички "Рукопожатия отменены", необыкновенная озабоченность на лицах. Ты думаешь, только наши такие? Американцы еще хуже! Космонавты идут по коридору, так сирену включают, и люди встречные разбегаются, как от чумных. И сегодня: "Комиссия"! Право же, это не проблема - списать Седова на свалку или дать старику попрыгать еще немного... Надоело, Вероника, ох, как все надоело! Знаю, знаю все, что ты скажешь. Да, я уже налетался, я все уже знаю, все видел, но именно поэтому мне необходимо быть там! Я там нужен, понимаешь? Эти клистирники не могут понять грандиозности случившегося! Ведь от того, как все там... - он ткнул пальцем в люстру, - ...повернется, зависит, может быть, будущее всех нас!
