— А зачем?
— А там единственная в мире туманная станция. И Коля был там — шестым. И кошку им принес туда! А жил у механика радиомаяка. Жил там — ты только представь, — где рождаются туманы и никогда не затихает ветер. Там даже трава вообще не растет! Эх, Горошкина, мы даже во сне такого не видели!
— Он, Петь, ну прямо как у Джека Лондона!
— Сказала! Почище, Горошкина! Между прочим, он с севера такой закаленный приехал. Ведь у него сегодня температура сорок была!
— Ты же сказал — ничего особенного! — голос у нее стал тревожный.
— Потом стало ничего — а сначала… Он, знаешь, как от простуды лечится? Заворачивается в мокрую холодную простыню, прямо ледяную!
— Сумасшедший! — прошептала Горошкина.
— Это называется «эффект Кристаллова», сокращенно «эффект Никриса»…
Неожиданно он замолчал, почувствовал вдруг, как устал болтать, и вымученная улыбка его и бодренький голос совсем исчезли.
— Петь, ты что? — забеспокоилась Горошкина.
— Машка, ты будешь спать?
Она тихо засмеялась:
— Ага… Если засну!
Седьмые и восьмые классы 23-й школы вышли на субботник.
Субботник проходил на заросшей редкими кустиками замусоренной площадке рядом с большой стройкой; здесь разгребали мусор, копали ямы для посадки деревьев.
Работа — работой, а все-таки там, где был Копейкин, ребята стояли, опершись на лопаты, и слушали. А Копейкин увлеченно рассказывал, вернее, показывал, какие-то спортивные приемы.
Ласточкин окликнул проходящего мимо Колю Кристаллова.
— Ты ведь в команде разыгрывающий? Точно?
— Да.
— Ну, что я тебе говорил! — торжествующе обратился Ласточкин к приятелю Славке.
— Но ведь Копейкин…
— А что Копейкин? Врет твой Копейкин. Перед Горошкиной хорохорится. Купили тебе! — И он повернулся опять к Коле. — Представляешь, тебя тут в центровые зачислили. Говорят, провинция, мол, какая уж тут технике!
— Прыжке никакого! — подхватил Славка. — О скрытом пасе вообще понятия не имеет.
— А в баскетбол тебя взяли только из-за роста! — закончил Ласточкин. — А так… чухонец!
Кристаллов нахмурился:
— А мастер ваш сам кого играет? — сдержанно спросил он.
— Он в баскет не играет! Но спортсмен — супер, ничего не скажешь!
— А кто он?
— А вон… — Ласточкин кивнул в сторону Копейкина. — Ящики перебрасывает. Реакция действительно отличная.
— Этот недомерок? — презрительно фыркнул Кристаллов.
— А вот это не надо! Рост — наше слабое место. Не прощает он этой темы, не любит он этого, понимаешь?
— Чихать мне на его прощение!
— Ну не скажи. Парень он боевой. Нам еще тут драки не хватало. Ладно, пошли работать!
— С ком драться-то? — Кристаллов искренне недоумевал.
— Да брось! Не заводись… — Ласточкин улыбнулся и, взяв за плечи Славку, пошел на рабочее место.
Кристаллов несколько раз посмотрел в ту сторону, где Копейкин все еще что-то рассказывал, а ребята громко смеялись. Вместе с напарником он норовил пройти с тачкой поближе к этой компании.
Копейкин ничего не замечал, не заметил он и как Кристаллов оказался сзади. В это время Копейкин показывал какой-то прыжок, прыгнул и налетел на Кристаллова. Тачка опрокинулась, мусор рассыпался, мгновение — и оба мальчика оказались друг против друга.
— Извинись! — жестко, едва сдерживаясь, приказал Кристаллов.
Копейкин даже сначала не понял — но тон Коли его насторожил. Он, как всегда лучезарно, улыбнулся:
— Только — взаимно! Ты ведь на человека налетел!
— Не на человека, а на муху! — сказал Кристаллов ток, чтобы все слышали.
Ребята обомлели. Копейкин застыл, словно приготовился к прыжку.
— Белкин, кто это вафля на ходулях, которая еще раз подтверждает, что дураки бывают не только круглые, но и длинные? — тоже громко спросил он.
— Баскетболист из 8«а»! — мрачно вымолвил Белкин. — Кристаллов!
Копейкин смутился, прикусил губу, на лице его опять мелькнула беззащитная улыбка. Он молча смотрел на Кристаллова. Ребята не верили своим глазам…
Повисла пауза.
— Убери мусор и не выкаблучивайся! — опять приказал Кристаллов. — А то сгребу тебя и вместе с мусором на тачку!
Но Копейкин уже пришел в себя.
— Вот, ей богу, — начал он спокойно, — не люблю ссориться!.. Но если меня к этому вынуждают… Пойдем, поговорим!
— Мне — с тобой? — рассмеялся Кристаллов. — Мальчик с пальчик, ты что, серьезно?
— Пойдем вон в ту трубу! — еще громче и резче сказал Копейкин. — Слышишь? Очень серьезно! Серьезно — как никогда!
Кристаллов разозлился, лицо его залилось краской, он еле сдерживался.
— Ну смотри… — только и сказал он.
И мальчики вошли в гигантскую трубу.
Со всех концов площадки бежали ребята 8«б».
И компания Ласточкина тоже подходила. Они шли не торопясь, в вразвалочку, как будто их меньше всего все это интересовало.
Все застыли в ожидании. Никто не проронил ни слова. Молчали, прислушивались, пытаясь понять, что там происходит.
Их не было долго — Копейкина и Кристаллова.
А потом они вышли, но вышли с другого конца, пройдя трубу насквозь, — и оказались довольно далеко.
Потрясенные ребята не верили своим глазам: маленький Копейкин и огромный Кристаллов шли рядом и мирно разговаривали. Нет, они не просто мирно разговаривали: нужно было видеть, как Копейкин что-то говорил, держась, как всегда, независимо и уверенно, а Кристаллов… робко заглядывал ему в глаза и был какой-то виноватый, заискивающий.
Конечно же, ребята не могли слышать, о чем они говорили.
— Это правда, да? Правда? Ну, не может быть! Поклянись, а!
— Ну что одно и то же повторять! — снисходительно говорил Копейкин. — Я же не заезженная пластинка!
— Врежь мне как следует! — попросил Кристаллов.
— Зачем? — пожал плечами Копейкин. — Приходи вечером к нам во двор, что-нибудь сообразим!
— Тогда — прости! Я таким кретином себя чувствую!
— Да брось ты! Считай, что все забыто! Финита!..
Ребята готовы были ослепнуть, такого не могло быть: Копейкин и Кристаллов пожали друг другу руки!
А вечером, когда во всех окнах зажглись огни, а детская песочница опустела, во дворе встретились Коля Кристаллов и Петя Копейкин.
Взволнованный Коля терпеливо ждал, пока Петя пробежал глазами исписанный листок.
— Слушай, старый, это не годится! Это Пушкин. Можешь наколоться!
— Может, что-нибудь у Есенина посмотреть? — с надеждой спросил Коля, — вроде мы его не проходим, а?
Но Петя холодно оборвал его.
— Еще хуже. Есенин — ее любимый поэт!
— Так что же делать?
— Что-нибудь свое!
— Мое?! Я не пишу стихов!
— Значит, ты не понял. Нужны твои стихи! — ледяным тоном сказал Копейкин.
Коля Кристаллов подавленно молчал. Наконец сказал решительно и твердо:
— Я не буду писать стихи! Не умею! Встретимся и поговорим!
Копейкин презрительно фыркнул:
— Струсил? Не ожидал! Вот — посмотри! — Он протянул ему листок со своими стихами и какими-то рисунками.
— Что это?
— Стихи!
— Чьи? — Кристаллов все еще ничего не понимал.
— Мои. А что? О них никто не знает. Отдай их!
— Но… это же нечестно! — вспыхнул Кристаллов.
— Почему? — невинно спросил Петя. — Ты же не крадешь. Я тебе сам дарю.
Это показалось Коле убедительным и поставило его в тупик.
— А… потом? — почему-то задал он глупый вопрос.
— Что — потом? — беспощадно резал Копейкин. — Потом — суп с котом! Уже поздно, она ждет, и мне пора! Ну, пойми, она очень любит стихи. Очень. Ну и пусть будет, как она хочет. Что тут плохого?
Это окончательно доконало Колю. Он только и мог торжественно и растроганно вымолвить:
— Спасибо, Копейкин.
— Нормалёк!
Ночью, когда все уже спали, Горошкина в ночной рубашке, босиком тихо выскользнула из комнаты, взяла телефонный аппарат и направилось в ванную. Там она пустила воду, укуталась в махровую простыню, устроилась поудобнее прямо на полу и набрала номер.
