— Скажи-ка мне, мусорщица с Джакку, ты помнишь наш прежний разговор?
Та растерянно моргнула, не сразу взяв в толк, что женщина имеет в виду.
— Ну как же! Ты сказала мне, что разбираешься в технике. В устройстве механизмов, где каждая деталь исполняет свою роль, позволяя конструкции в целом работать, как надо. Но о своей собственной роли, о цели своей жизни ты тогда еще не решилась рассуждать*.
Наконец Рей кивнула — немного медлительно и отстраненно.
— Да, теперь я припоминаю…
Она действительно смутно помнила что-то подобное. Но право же, к чему госпожа спрашивает об этом?
— Так вот, — Маз ласково улыбнулась ей, — я вижу, что твоя цель сама тебя нашла.
***
Вскоре Рей и Трипио в самом деле отогнали «Саблю» чуть дальше в лес, укрыв ее в небольшой рощице за гроздьями листвы в гуще плотно растущих плакучих ив.
Бен так и не приходил в сознание, хотя с их прибытия на Такодану прошло уже больше суток. Несколько раз он открывал глаза, однако, не возвращался, оставаясь во власти беспамятства и причудливых видений больного рассудка, из-за которых он иногда сдавленно стонал и бормотал что-то нечленораздельное.
Случалось, что во сне — сколь бы непродолжительным ни был ее сон — Рей тоже видела эти странные, абстрактные образы; эти мрачные серые пятна, наползающие со всех сторон. Тени. Живые, шепчущие угрозы, окружающие, подавляющие и волю, и разум… Память о проклятом замке, где его держали слишком долго; так долго, что ужасы Святилища успели отложиться глубоко в подсознании узника; и девушка боялась даже гадать, сумеет ли он когда-нибудь изгнать эти кошмары из своей головы.
Сумеет ли он оправиться? Только время могло дать ответ. Однако если бы кто-нибудь спросил, что сама Рей думает по этому поводу, та, немного поразмыслив, сказала бы, что любой другой на месте ее подопечного, возможно, и остался бы инвалидом на всю оставшуюся жизнь. Однако Бен Соло от природы наделен невероятной твердостью духа, которую никто не отважился бы оспаривать; уж если кому и суждено выплыть там, где остальные пойдут на дно, так это ему.
Рей не была врачом. Все ее знания в этой области зиждились исключительно на собственном опыте, впрочем, весьма не бедном. Переломы, рваные раны — все это распространенные травмы среди грабителей могил. Старые имперские жестянки могут таить множество ловушек. Никогда не знаешь, где напорешься на острие, торчащее из стены, где подвернешь ногу, а где раздробишь плечо — и помочь себе можешь только ты сам; так что, навыками оказания первой помощи приходится овладевать поневоле.
Для начала они с Трипио кое-как перенесли раненого из капсулы на обыкновенную койку (ноша, не составившая для Люка никакого труда, увы, даже сейчас оставалась слишком тяжелой для крохотной девушки и старого протокольного дроида; рыцарь значительно исхудал, но его фигура была такой же крупной, как прежде). Наблюдая за показателями его состояния и сверяя их с собственными, какими-никакими, а все же знаниями, Рей сделала вывод, что по крайней мере глубокая кома Бену сейчас не грозит, а ухаживать за ним было проще вне медицинского саркофага.
Рей тщательно обтерла влажной губкой бесчувственное тело, на котором буквально не было живого места. Некоторые повреждения стали заметны лишь теперь, когда она стерла грязь и копоть.
Чем больше она вглядывалась в картину боли, запечатленную на его теле; картину столь свежую, что краски на ней еще не успели высохнуть, — тем сильнее проклинала свою былую самонадеянность. Ведь что еще, как не глупая, бессознательная самонадеянность заставила ее прихватить Рена с собой, когда они улепетывали со «Старкиллера»?
Наивная дура! Идиотка, внезапно решившая поиграть в благородство! А ведь не сделай она этого, Бен не остался бы калекой. Не было бы ни ареста, ни суда, ни мнимой казни, ни пыток, ни этого замка, который едва не свел его с ума — ничего из того, о чем Рей узнала частично со слов Люка, а частично из обрывков воспоминаний самого юноши.
Если бы они с Чуи оставили его на «Старкиллере», Бен бы погиб. Или нет?.. Возможно, его успешно подобрали бы свои; тогда их дороги мирно разошлись бы до поры, и ни она, ни он не были бы обречены возвратиться к началу вот таким ужасным путем. Но что толку теперь гадать?
И откуда, в конце концов, ей было знать, что в Республике отыщутся люди, вроде Диггона, которые пожелают обратить ее порыв к выгоде для себя, поправ справедливость, поправ человечность?.. Как она могла подумать, что Лее не удастся уберечь сына; что власти государства, которое генерал Органа самоотверженно защищала на протяжении всей жизни, поступят так вероломно с нею и с Беном…
Она хорошо помнила то изящное и опасное существо, каким Кайло Рен впервые предстал перед нею — его горделивую, потустороннюю грацию и кажущуюся невероятной мощь. Это существо было страшно. Но одновременно в нем присутствовало что-то завораживающее и величественное.
Этот человек пытал ее и едва не убил. Но ведь на «Старкиллере» он снял маску во время ее допроса. Он освободил ее от оков. Тогда она не придала его жесту должного значения; откуда ей было знать, что прежде он не поступал так ни с одним из пленников? Он не хотел, чтобы она боялась его. Впервые он не хотел, чтобы его боялись. И позднее он гнался за нею в надежде обрести спасение — спасение, прежде всего, от самого себя, от всеобъемлющего ужаса своего поступка. Она не поняла этого раньше, но понимала теперь.
Неужели все должно было так ужасно закончиться?
Калека… паралитик… Человек, прошедший через пытки, изуродованный пережитым и навек обреченный существовать в кошмарном бреду. Вот и все, что осталось от его былого жутковатого величия.
В те редкие моменты, когда бархатные его глаза слабо распахивались, и с пересохших губ скатывался стон, Рей не видела ни Кайло Рена, ни Бена Соло — она видела лишь блеклую тень, которая остается от человека, когда страх, боль и отчаяние всецело овладевают его разумом, подменяя собой саму человеческую суть, саму личность. Подобное она не раз наблюдала на Джакку, среди людей, обреченных на смерть в нищете, и знала, что нет зрелища более печального. Если судьба или сама Сила все еще наказывают его таким образом, то неужели наказанию нет предела? Или мало того, что ему уже довелось пережить?
Калека…
Воистину, после всего, случившегося ранее, новый удар казался какой-то невероятной насмешкой, бессмысленным и жестоким издевательством над его гордостью и стойкостью. Как будто провидению всего-навсего угодно проверить, когда же эти крепкие стены, наконец, рухнут.
Проклятье… ведь Бен отлично знал, на что он идет. Знал, что ему нельзя убегать, оставаясь без контроля медиков. Его ведь предупреждали, хатт подери!..
И все же, он пошел на риск — и Рей отлично понимала, почему, как понимал и Люк. Ни он, ни она не осудили бы юношу за его решение. Напротив, Рей полагала, что, случись ей оказаться в сходной ситуации, она поступила бы точно так же.
Но почему, почему, во имя Силы, Бен раньше не позвал ее на помощь или просто не сообщил ей, что с ним происходит?! Почему пытался как только мог закрыть сознание, почему намеренно гасил свои чувства и их связь вместо того, чтобы дать и ей прочувствовать то, что чувствовал сам — хотя бы ради элементарной мести? Ведь у него была масса возможностей до тех пор, пока он не оказался в Святилище Вейдера: когда его арестовали, когда беспрестанно накачивали наркотиками, когда судили, допрашивали, истязали…
Но нет же, нет! Он молчал до последнего, и она, Рей, не ведала, что натворила. Отчего он не открылся ей? Боялся? Чего? Ее равнодушия? Или ее жалости?.. Дурак! Ох, прости Сила, какой же он дурак, если думал, что ей будет все равно.
Рей устроила настоящий рейд в медотсеке, жадно разыскивая все, что может ей пригодится, и по давней привычке мусорщицы заглядывая даже в самые отдаленные углы. Порывшись в аптечке, девушка без труда отыскала толстую медицинскую иглу-«крючок» и органическую нить для зашивания ран, клубки эластичных бинтов и балончик с обеззараживающей жидкостью; уж с этими-то инструментами она знала, как обращаться. Но настоящее богатство обнаружилось наверху в одном из шкафов. Остатки бакта-раствора в широкой пластиковой банке были запрятаны так глубоко, что Рей подумала, будто мастер Люк и сам в свое время позабыл про них.
