Посреди дороги автобус вдруг остановился, шофер выскочил из него и кинулся под откос, в джунгли. Паники в автобусе, однако, не произошло, все сидели и терпеливо ждали. Минут через пятнадцать из зарослей карликового бамбука показался тягач, который тащил по почти отвесному склону грузовик с дровами. За рулем грузовика сидел наш шофер, а рядом с ним какой-то белобрысый парень, который смущенно улыбался. Тягач вытащил грузовик на дорогу, наш шофер уступил место за рулем в грузовике, вернулся в свой автобус, и мы поехали дальше.
У въезда в Южно-Курильск, прямо на отливной полосе, воткнувшись головой в песок, лежал человек. Ба, мы же совсем забыли: сегодня тут большой праздник — День рыбака, последний день с водкой. С завтрашнего дня на всех Курилах — сухой закон!
В поселке праздник в самом разгаре: на рейде болтается множество сейнеров и грузопассажирский пароход «Курильск» (несколько лет спустя я путешествовал на нем, причем не один, а со своим театром). На остров завезли двадцать пять бочек пива, которое несут по улицам прямо ведрами. В столовой (есть даже сметана!) все столики заняты. От одной компании к другой кочует пьяненький старичок в морской фуражке с крабом. У старичка сизый нос и слезящиеся голубые глазки, он произносит бесхитростные тосты, непрестанно извиняясь. Какая-то длинноногая блондинка идет по мостовой на четвереньках, заливаясь от хохота. Пьяные «сайры» прямо на улице просятся к любым встречным рыбакам «в коечку». На стадионе большой спортивный праздник: поднятие гирь, перетягивание каната, эстафеты и венец состязаний — футбольный матч между рыбаками и пограничниками. Несколько нахальных «сайрочек», окружив крытый военный грузовик, просят взять их с собой, в казармы. Молодой старший лейтенант, явно смущенный пикантностью ситуации, отбивается от девушек, как только может:
— Вам же завтра с утра на работу, рабочий день ведь завтра...
— Да мы утречком по холодку в момент добежим.
— Да в какой же момент-то?! От нас до поселка двадцать пять километров, вы же их с похмелья-то целый день идти будете.
— Да мы ничего, мы добежим... Возьми, начальник, а?..
— Да не положено в казарму посторонним...
— Какие же мы посторонние, мы свои...
— Да мне за вас майор голову снимет!
— Кого там снимет! Майор, поди, тоже мужчина, ему тоже небось бабу охота...
(Черт его знает, может, все-таки в рассказах о «сайре» и есть большая доля истины.)
С утра наш геолог Володя ходил на местную погранзаставу за пропусками и разрешениями на следующий маршрут, до северной оконечности Кунашира, и узнал, что итоги вчерашнего праздника в Южно-Курильске таковы: двое убитых, один покалеченный, еще за двумя гонялись с ножами, но, слава Богу, не догнали. По здешним меркам результат средний (бывает, праздник обходится дешевле, бывает, дороже). Но есть и новость: экипажи нескольких сейнеров, объединившись, обратились в поселковый Совет с просьбой праздновать не День, а Неделю рыбака, потому что так и так всю неделю никто работать не будет — все будут похмеляться.
Часов в одиннадцать утра в сильный туман мы вышли с полными рюкзаками (немного еды, посуды, личные вещи, маленькая палатка, чехлы от спальных мешков) на север Кунашира. Идти туда океанской стороной острова не менее трех дней.
Километрах в пяти от поселка возле селения Отрадного (селение конечно же брошенное) нас остановил пограничный наряд с прекрасной умной овчаркой пепельного цвета. Пограничники долго и тщательно проверяли наши документы, но, поскольку все у нас было в полном порядке, разрешили следовать дальше, пожелав счастливого пути.
Тем временем туман еще более сгустился, идем, словно в молоке. Ветер стих совершенно, но океан, раскачанный двухдневным штормом, все еще продолжает бушевать, выбрасывая нам под ноги медуз, маленьких крабов, морских ежей, а также различные пластиковые сосуды, поплавки, щепки, обрывки сетей и прочие предметы.
А километрах в десяти от поселка, в заливе Космодемьянский, стояла табором бригада рыбаков колхоза «Россия». Лагерь их обустроен как следует: большая армейская палатка на деревянном каркасе, в ней нары, стол. Возле палатки, на берегу — большая железная печка, над нею — навес. Кругом лежат горы новеньких капроновых сетей и большие желтые пенопластовые круги поплавков. Сейчас рыбаки готовят грузила — набивают песком большие «крапивные» мешки. Нас рыбаки встретили приветливо и сразу же потащили за стол обедать.
— Извините, ребята, рыбы пока нет, — смущенно улыбаясь, разводил руками молодой повар, — суп с тушенкой. Рыбаки, а без рыбы. Вы когда обратно-то пойдете?
— Да, наверное, через неделю, может, дней через десять, — солидно отвечал наш Володя.
— Ну, через неделю-то мы уж вас точно и балычком угостим, и икоркой, это не сомневайтесь.
Среди рыбаков вертится рыжий веснушчатый мальчишка лет десяти.
— А чего же это вы без ружья идете? — спрашивает он нас.
— Да на что нам лишняя тяжесть? — отвечаю я вопросом на вопрос.
— А говорят, возле Тяти мишек полно...
— А мы песню заорем, засвистим, заулюлюкаем, мишка испугается и убежит, — снисходительно улыбаясь, говорю я маленькому нахалу.
— Ну, это смотря какое ваше счастье, — встревает в разговор длинный костлявый рыбак в телогрейке, надетой на голое тело, — я в прошлом году и пел, и свистел — ни хрена! Бежит за мной — и на тебе! Спасибо, под горку бежать пришлось — медведь под горку слабо бежит. Добежал я до моря, залез на камень и сижу там, как попка на жердочке. А он, скотина, ходит по отливу, смотрит на меня да облизывается. Часа три этак ходил, а я все сидел как столпник... Потом шлюпка с сейнера подошла, и сняли меня с камня ребята.
— А почему же в море-то за вами медведь не полез? — испуганно спросил наш Коля.
— Что он — дурак, в море-то лезть? —- засмеялся рыбак.
Так мы и не поняли, шутил рыбак, стращая нас, или рассказывал действительный случай.
Поблагодарили рыбаков за гостеприимство и двинулись дальше. На прощанье мальчишка пожелал нам:
— Чтобы вас в бамбуках мишенька скушал.
Чем-то мы ему не понравились.
Опять идем вдоль по отливной полосе. Туман потихоньку развеивается, открывая нам совершенно непуганый мир зверей, птиц и вообще всякой живности. Причем все что-то едят. Вон валяется огромный дохлый сивуч, морской лев, в боку у него три больших дыры — следы разрывных пуль. Кто стрелял в этого красавца, для какой надобности? Этого сивуча с разных концов пожирают, опасливо косясь друг на друга, лисы и стервятники. Причем стервятники клюют голову, а лисы, вымазавшись в крови, как вурдалаки, рвут сладкое загнившее мясо возле ран. Чуть подальше три лисы доедают труп сивучонка и тоже не обращают на нас ни малейшего внимания. Даже обидно, ей-богу! Тысячи уток и бакланов кормятся у самого берега и на наши крики, свистки, даже камни, которые Коля в остервенении швыряет в их скопления, отвечают поразительным равнодушием. Вдалеке видим медведя, который тоже что-то жрет в устье мелкого ручья, но медведь при нашем приближении, правда, нехотя бросает свою трапезу и не торопясь скрывается в бамбуках.
