Я боялся, что он перепрыгнет через сетку и убежит, и схватил его на руки. Он не вырывался, но не спускал глаз с летящей вороны, а когда я его спустил на землю, стал снова носиться по загону, не обращая внимания на мясо, которое я ему совал в самый нос.
Это странное, непонятное поведение заставило меня назвать лисенка «Сумасшедшим».
Тут я убедился, что все мои четыре лисы имели совершенно разные повадки и манеры.
Рахитик казался более доверчивым, подходил ко мне своей эластичной медленной походкой, брал мясо с вилки осторожнее других. При прикосновении к спине, он поднимал зад и искривлял хвост, как это делают при поглаживании кошки.
Когда он тянулся мордой к моей руке с мясом, то делал вид, что оно ему не больно-то нужно, и даже отворачивал голову в сторону.
Но стоило мне неосторожно опустить руку с мясом ниже, как он моментально хватал кусок и отбегал с ним или пожирая его, или зарывая в землю про запас. Неуверенность плавной, точно крадущейся походки Рахитика я приписывал сначала искривлению его ног, но, видя, как он играет, переменил мнение.
Он подкрадывался к Желтку, как-то плавно приседая, точно на пружинах, и прыгал на него всеми четырьмя лапами. Он первый начинал игру и кончал ее почти всегда победителем.
В игре всегда виден будущий характер животного. Даже находясь один в загоне или в комнате и гоняясь за мухами, Рахитик подкрадывался к ним, выползая из своего укромного уголка, как змея, и бросался так ловко, что было очевидно, — рахитизм ему нисколько не мешает.
Как бы он ни был голоден, он держал себя очень сдержанно при кормлении; хотя лисы, как и барсуки, долго не отвыкают хватать с вилки мясо накалываясь, Рахитик с двух раз стал осторожно снимать мясо с вилки.
Иного нрава был Желток. Он держал себя как-то прямее, искреннее, в то же время самостоятельнее, и действия его казались как бы более продуманными. Если он чего-нибудь боялся, то вовсе не подходил, а если подходил, то просто, сразу, не останавливаясь на полпути. И манера ходить у Желтка была совсем иная. Он не приседал, а шел, держа ноги прямо, а короткий, пушистый хвост — горизонтально.
Хвостом он вилял очень редко, не то что Рахитик, голову держал высоко и уши редко прижимал к затылку, а, наоборот, держал их, что называется, начеку. Визжал Желток очень редко, злость и трусость выражал тявканьем и оскаливанием зубов. Очень редко Желток применял и приседание к земле, как Рахитик.
Не был похож на этих двух лис и мой новый питомец — Белок. Белок был очень вял и казался больным или ушибленным. На ходу он никогда не махал хвостом; движения его были медленные и легкие до воздушности, повороты головы ленивые; даже когда он был голоден, то вел себя так, что я иногда начинал считать его глухим.
И резким пятном между этими тремя лисами был Сумасшедший. Быстрота движений, какая-то гордость и алчность проглядывали в каждом его движении. Он никогда не пригибался грудью к земле, хвост держал трубой и не вилял им даже тогда, когда бывал сыт. Он подходил к другим лисам смело и будто не замечал окружающих, что резко бросалось в глаза…
Когда у него была цель, он летел к ней стремительно, уверенно, прямым путем, без раздумья.
Подмечая особенности характера того или другого животного, я их старался использовать при дрессировке. Я развивал какую-нибудь особенность моего воспитанника и из нее составлял интересный номер для цирка.
Так было и с лисами.
VII Мои акробаты
Лисы, кроме Сумасшедшего, посажены в свои клетки. Я сажаю Сумасшедшего на тумбу, где положено мясо. Покружившись вокруг себя на тумбе, Сумасшедший начинает высоко поднимать голову и смотреть на решотку, приноровливаясь к прыжку через нее.
Момент, и он прыгает на решотку и, не удержавшись, летит, на землю, потом вскакивает на ноги и принимается снова бегать взад, и вперед, вдоль сетки.
Вот Сумасшедший остановился возле тумбы, поднял голову к мясу, лежащему на тумбе, понюхал воздух, как-то сразу вскочил на ноги и принялся снова носиться взад и вперед вдоль сетки.
Вдруг он остановился около тумбы, поднял голову, понюхал воздух и сразу прыгнул на тумбу, едва коснувшись ногами лестницы.
Проглотив жадно мясо, Сумасшедший перебежал по доске на другую тумбу, где и получил с вилки кусок вареного мяса. Я перешел с мясом к первой тумбе, и Сумасшедший мигом был на ней.
Эти перебегания я повторил несколько раз, до полного насыщения Сумасшедшего.
На следующий день, как только выпустили из клетки Сумасшедшего, он бросился к тумбе и в одну минуту вскочил на нее по лесенке. Наука была усвоена очень быстро, и он радовал меня, перебегая по доске и ожидая на тумбах награды.
Сообразительность Сумасшедшего меня приводила в восторг: он быстро научился бежать в клетку по звонку.
Я не забывал и старых моих учениц и продолжал их учить. Скоро Рахитик у меня завальсировал под дудочку, на конце которой я прикрепил кусочек мяса. Я подносил к мордочке Рахитика дудочку с мясом и заставлял кружиться, играя на ней, а когда песенка кончалась, Рахитик получал мясо.
Вкусопоощрением я заставил Рахитика, вскакивать на табурет и там подниматься на задние ноги. Этим я подготавливал Рахитика к качелям.
Я устроил особые качели или, вернее, качающуюся площадку. Когда Рахитик вскочил на табуретку, я повадко-приманкой, т.-е. мясом, заставил его вскочить на качели. Когда он собирался соскочить с качелей, я удерживал его мясом. Рахитик мало-по-малу свыкался с неустойчивой почвой, получая кусок за куском, а в конце урока уже удерживал равновесие, балансируя хвостом, стараясь на площадке удержаться и скорее насытиться.
Занятия с Сумасшедшим шли своим чередом. Этот лис оказался до того талантливым и быстрым, так скоро усвоил приемы акробатики, что я его прозвал скоро Вихрем.
Действительно, он, как Вихрь или молния, носился с тумбы на тумбу, и я стал все более увеличивать между тумбами расстояние.
Тумбы уже стояли друг от друга на расстоянии двух аршин, а потом и трех.
За хитрость и подкрадывание я переименовал Рахитика в Патрикеевну.
У Желтка я заметил хорошо развитые задние ноги и, воспользовавшись этим, заставил его перевертываться вокруг себя на задних ногах.
С тумбы на тумбу я перекинул деревянную доску с прикрепленными к ней металлическими пьедесталами в виде железной ограды без верхушки. Вихрь, не задумываясь, пошел вдоль пьедесталов по доске на другую сторону, падая и вскакивая обратно на тумбу, вновь пытаясь пройти по доске, цепляясь за нее когтями и вновь падая.
Для выполнения задачи я положил между каждым пьедестальчиком по кусочку мяса. Вихрь стал проходить между ними, глотая кусок за куском, пока не достигал тумбы.
