Но не успел Мистер Зельц произнести про себя эту речь, как звук голоса Вилли отвлек его.
— Черт побери! — сказал хозяин. — Тысяча чертей и еще раз тысяча чертей!
Мистер Зельц завертел головой, пытаясь понять, что стряслось.
Заморосил дождик, такой слабый, что Мистер Зельц даже почти не почувствовал, как эта морось падает на его мохнатую спину. Но в бороде хозяина заблестели капельки, а его черная футболка вся покрылась пятнами влаги. Это было плохо. Только промокнуть и не хватало Вилли для полного счастья, но если такова была воля неба, кто мог ей противостоять? Мистер Зельц окинул взглядом тучи над головой. Если ветер внезапно не переменится, то не пройдет и часа, как морось превратится в полноправный ливень. «Проклятие, — подумал он, — сколько нам еще тащиться до этой Калверт-стрит?» Они бродили по окрестностям уже почти полчаса, а дома Би Свенсон так и не было видно. Если они не найдут его тотчас же, то не найдут никогда, потому что у Вилли не хватит сил продолжить путь.
Учитывая сложившееся положение, Мистер Зельц менее всего ожидал, что хозяин вдруг разразится смехом. Но именно это он и сделал. Смех сотрясал его всего до основания, нарушая покой воскресного дня. На какое-то мгновение псу показалось, что Вилли просто пытается прочистить горло, но когда за первым «ха» последовало второе, а затем еще одно, когда эти звуки слились в сплошное «ха-ха-ха», ему все-таки пришлось поверить ушам своим.
— Глянь-ка сюда, старина! — воскликнул Вилли своим ковбойским голосом. Этот голос Вилли использовал только в особых случаях, к такому акценту он прибегал исключительно тогда, когда намеревался продемонстрировать глубочайшую иронию. Хотя Мистер Зельц и недоумевал, он все же попытался с пониманием отнестись к этой внезапной перемене в настроении хозяина.
Вилли остановился. Все вокруг разило бедностью, но, несмотря на кучи неубранного мусора, они стояли перед самым очаровательным домиком, какой Мистеру Зельцу когда-либо доводилось видеть. Это было игрушечное зданьице из красного кирпича с зелеными ставнями, зеленым же крыльцом и дверью, выкрашенной яркими белилами. На стене виднелась табличка, и Вилли начал вслух читать надпись на ней, с каждой секундой все более и более убедительно изображая пастуха с техасского ранчо.
— Норт-Эмити-стрит, 203, — читал он. — В этом доме Эдгар Аллан По жил с 1832 по 1835 год. Открыто для посещения с апреля по декабрь, среда, четверг, пятница, с двенадцати до пятнадцати сорока пяти.
Все это показалось Мистеру Зельцу довольно сомнительным, но как он мог осмелиться оспаривать хозяйский восторг? Голос Вилли звучал веселее, чем когда-либо за последние две недели, и хотя, прочитав надпись, он разразился новым приступом кашля (мокрота, хрип, дрожь в ногах — ему даже пришлось вцепиться в водосточную трубу, чтобы не упасть), он очень быстро оправился после него.
— Ну и вляпались мы, лапочка! — сказал Вилли, выплевывая последние капли слизи из разложившейся легочной ткани. — Это не дом миссис Би, что верно, то верно, но дай мне полную волю, и я бы из всех мест на земле выбрал это, чтобы в нем сдохнуть. Этот старина По мне завроде дедушки, ибо доводится вроде как пращуром всем янки-бумагомаракам. Без него и меня не было бы, и всех прочих в этом роде. Мы забрели в евонные места, в По— льшу, то есть туда, откуда была родом и моя покойная мамаша. Не иначе, как ангел нас сюда привел, так что я тут посижу из почтения к старику. А раз я уже и шагу не могу сделать, то вы составьте мне компанию, Мистер Зельц. Да, да, присаживайтесь рядышком, пока я дам копытам отдохнуть. А что до дождя, так мы не сахарные, не растаем!
Вилли испустил долгий сдавленный стон и сел на землю. Мистеру Зельцу было тяжело на это смотреть, сердце его обливалось кровью от жалости к хозяину, ведь Вилли буквально каждое движение давалось с трудом. Мистер Зельц не мог объяснить, откуда он знал это, но он был совершенно уверен, что на ноги хозяин не поднимется никогда. Их совместной жизни пришел конец. Часы отсчитывали последние секунды, и сделать ничего было нельзя — оставалось только сидеть и смотреть, как постепенно угасает свет в хозяйских глазах.
И все же путешествие их в определенном смысле удалось. Они искали одно, а нашли другое, и, надо сказать, Мистеру Зельцу то, что они нашли, нравилось гораздо больше. Они очутились в Польше вместо Балтимора. Каким-то чудом, какой-то игрою случая Вилли умудрился попасть обратно к себе домой. Он вернулся в землю предков и теперь мог умереть спокойно.
Мистер Зельц поднял заднюю лапу и принялся скрести у себя за ухом. Вдалеке он увидел мужчину и маленькую девочку, которые шли в их сторону, но они были ему не интересны. Они пройдут мимо, и он никогда больше не вспомнит их. Дождь усилился, ветер принялся гонять по улицам конфетные фантики и бумажные кульки. Мистер Зельц обнюхал воздух раз, другой, а затем безо всякой особой причины зевнул. Потом свернулся на земле калачиком рядом с Вилли, глубоко вздохнул и стал ждать, что случится дальше.
Но долгое время ничего не случалось. Казалось, что вся округа затаила дыхание. Исчезли пешеходы и машины, никто не выходил на улицу из домов. Дождь, как и предвидел Мистер Зельц, лил как из ведра, но затем вдруг ослаб, вновь превратился в морось, а потом и вообще тихо сошел на нет. За все это время Вилли ни разу даже не шевельнулся. Он лежал, прислонившись к кирпичной стене домика, с закрытыми глазами и приоткрытым ртом, и если бы не ржавые, скрипучие звуки, которые ритмично вырывались из его легких, Мистер Зельц мог бы заключить, что хозяин уже отправился на тот свет.
Именно туда после смерти попадали люди. После того как душа отделялась от тела, тело хоронили в земле, а душа отправлялась на тот свет. Вилли непрестанно рассуждал на эту тему несколько последних недель, и к настоящему моменту Мистер Зельц не имел ни малейших сомнений в том, что тот свет — это реально существующее место, которое называется Тимбукту. Тимбукту, насколько понял Мистер Зельц, расположен где-то посреди пустыни, вдали от Нью-Йорка и Балтимора, вдали от Польши, вдали от любой точки на земле, где они побывали за время своих странствий. Вилли то описывал это место как «оазис духов», то говорил, что «там, где кончается карта мира, начинается карта Тимбукту». Для того чтобы добраться туда, сначала необходимо долго пробираться через жаркие пески, через царство вечной пустоты. Мистеру Зельцу подобное путешествие показалось малопривлекательным, но Вилли заверил его, что это не так и что все огромное расстояние можно преодолеть в мгновение ока. Зато, очутившись в Тимбукту, уже никогда больше не придется думать ни о еде, ни о крове, ни даже о том, где теперь помочиться. Ты остаешься там наедине со всей Вселенной, словно крупица антивещества, попавшая в божественное сознание. Мистер Зельц с трудом мог представить себе жизнь в подобном месте, но Вилли говорил о ней с таким восторгом, и в голосе его звучала такая нежность, что пес даже и не стал пытаться. Тимбукту. У Мистера Зельца поднималось настроение от одного звучания этого слова. Определенные сочетания гласных и согласных трогали его до самой глубины души, и когда бы эти три слога ни срывались с губ хозяина, волна восторга пробегала по всему собачьему существу Мистера Зельца, как будто само это слово было залогом будущего счастья.
