Однажды среди холмов и долин Роххефельдберге и Комсберге он целый день проторчал на самых верхних и тонких ветвях огромного дерева, а его мучители, павианы, играли и искали друг у друга блох, время от времени поглядывая на него снизу и скаля клыки.
В другой раз он поиграл с ними в смертельно опасную игру, спрятавшись в остове старого брошенного мотоцикла.
Карие глазищи бабуинов посверкивали вокруг, высматривая кота сквозь проржавевший до дыр металл, он слышал топот их лап у себя над головой и страдал от страха и отвращения.
Бабуинов он ненавидел даже больше, чем каракалов и леопардов, и уж конечно больше загадочных львов.
Продвигаясь среди здешних низкорослых кустарников — человеку они были по колено, но коту все же казались настоящим лесом из спутанных черных стволов и ветвей, — он крался, как маленький леопард, и местным мелким крысам казался, должно быть, чуть ли не великаном.
На склонах похожих на американские горы холмов порой встречались целые участки, заросшие дикой рожью, от которой эта горная гряда и получила свое название; здесь всегда было полно крыс и полосатых полевок. Пятница здорово наловчился охотиться на них, всегда стараясь залечь возле проложенной ими тропки, а потом одним ударом сразить жертву. Впрочем, на рассвете ему частенько приходилось оставаться с носом и потом долго моргать глазами среди пыльной листвы, если вспугнутая им капская куропатка, серая и жирная, похожая на обыкновенную курицу, вдруг взлетала совсем рядом, громко хлопая сильными крыльями.
Однажды он поймал взрослого зайца и весьма удачно избежал удара его когтистой задней лапы, промелькнувшей на волосок от его глаза; зайцу он тут же перекусил шейные позвонки. Такое получилось у него впервые, и после удачной охоты он позволил себе вдоволь попрыгать и покувыркаться, помурлыкать и помяукать. Но заяц оказался слишком тяжел, и в воздух его подбросить не удалось, хотя Пятница попытался сделать это и сам неуклюже повис головой вниз, перекувырнулся, смущенный таким оборотом дела, и еще три раза проделал тот же самый трюк, притворяясь, что именно этого и хотел с самого начала. Это был небольшой капский заяц, примерно в два раза легче Пятницы, с красновато-рыжей шерстью, хотя ни шерсть, ни мягкий пух на брюхе Пятницу не интересовали, и он легко ободрал с зайца шкуру когтями.
Его самоуверенность и беспечность после поимки второго зайца, что произошло тремя днями позже, чуть было не стоили ему глаза; это случилось среди пшеничных полей к востоку от Матрусберге. Этого длинноухого зверька он схватил, как и предыдущих, за горло, однако это оказался совсем другой заяц и весил он столько же, сколько и сам Пятница. Кот вцепился в его мягкую шерсть и совершенно неожиданно оказался на скачущем зайце верхом, но тут же получил удар сбоку по голове и полетел на землю, оглушенный и совершенно потерявший ориентацию.
На шоссе всегда можно было найти падаль, хотя сам Пятница пользовался этим не часто. Днем пестрые вороны, парившие над дорогой на своих широких крыльях, камнем падали вниз, и их чрезмерно близкое соседство ему не слишком-то нравилось, как и соседство ястреба-тетеревятника или пустельги. Вряд ли имело смысл штурмовать черные отвесные утесы, хотя вперед он продвигался очень медленно, но и обходные пути стали трудны, и все реже удавалось поймать какого-нибудь грызуна, которого он теперь хорошо приспособился определять по запаху. Исчезли и бесконечные отары пасущихся овец, порой причинявшие ему столько беспокойства, особенно когда пастух перегонял их с одного места на другое и как раз там, где Пятница улегся вздремнуть в дневные часы. Отары овец сопровождали не только пастухи, но и собаки, хотя и сами пастухи не могли устоять перед соблазном швырнуть палку в любого, даже самого маленького и удирающего от них зверька.
Здесь, в теперешней его жизни, встречались порой лишь черноголовые высокогорные овцы со всей своей «свитой», и их отар следовало избегать точно также, как и отар мериносов.
Было и кое-что совершенно новое: появилось ощущение «конца туннеля». Присев на камень и глядя на раскинувшуюся внизу обширную долину, перегороженную рядами холмов, Пятница понимал, что здесь совсем иные края и все здесь иначе. Когда вставало солнце, он видел не только ту черную дорогу, которой держался, но и другую, еще более широкую, пересекавшуюся с первой. Здесь гораздо чаще попадались предметы, которые он привык ассоциировать с людьми: похожие на стальную паутину линии высоковольтных электропередач, серебрившиеся в утреннем свете, телефонные столбы, движущиеся по шоссе автомобили, поезда на железной дороге, дома и амбары.
Ощущение места, где сейчас находилась Анна, было чрезвычайно сильным, и Пятница ждал, сидя на вершине холма, пока солнце взойдет достаточно высоко, чтобы получить ясное представление о раскинувшейся впереди горной гряде.
В ту ночь он обошел кругом конечную железнодорожную станцию, широкими прыжками перемахнул через шоссе и некоторое время отдыхал, восстанавливая дыхание, прежде чем начать очередной подъем. Когда он снова отыскал нужную дорогу, то она вела прямо на юг, и он все время держался ее обочины, видя, как мимо проносятся машины, и ощущая под лапами теплый асфальт.
Однажды — и это был последний урок осторожности, который преподнесли ему дороги, — он присел перед останками огромного филина, ставшего жертвой собственной неосторожности, и с любопытством их разглядывал, когда его задело колесо мчавшейся на большой скорости машины.
Вот и теперь, крадясь по обочине дороги, он вдруг услышал стук металла по кости и увидел очередного мертвого зверька — ушастую лисицу прямо у него перед носом бесформенной грудой отшвырнул в кусты налетевший на нее автомобиль. Пятница не растерялся и вдоволь набил брюхо.
Глава одиннадцатая
В ЧЕРНЫХ ГОРАХ
Потребовалось немало времени, чтобы преодолеть бесконечные горные долины и подняться по заросшим густым кустарником склонам, — от новолуния до полнолуния, — однако же Пятнице эти полмесяца особенно долгими не показались.
Для него это был просто очередной короткий отрезок пути и жизни, к которой приходилось приспосабливаться. В густых зарослях он довольно быстро вспомнил кое-какие приемы охоты, которыми пользовался в прежней своей жизни на самом юге Африканского континента, только здесь было холоднее и гораздо реже светило солнце. Мыши и слепыши далеко от своих нор не отходили, зато ему удавалось гораздо чаще, чем в пустыне, ловить птиц, например нектарниц, очень теплых и вкусных, хотя и крошечных, на один глоток каждая.
