Развести костер на почерневших камнях печки было делом одной минуты. Добывание топлива осложнялось тем, что приходилось вылезать под дождь и в темноте собирать валявшиеся на поляне обломки. Утром выяснилось, что они остановились на пепелище хуторка, когда - то захваченного сильным лесным пожаром, пощадившим одну только старую баню.
Едкий дым начинал наполнять тесное помещение. Сизыми слоистыми волнами он плавал сначала под крышей, заставив друзей согнуться, затем опустился до уровня полка, вынудив мальчиков ползать на четвереньках, и, наконец, достиг пола. Он щипал и разъедал несчастным глаза, забирался в легкие, заставляя кашлять, чихать, обливаться слезами, смеяться, снова плакать и ругаться. Наконец друзья не выдержали и выскочили под дождь. Только заткнув сеном все дыры, щели и оконце, мальчики добились того, что дым поредел и прямо от костра потянулся через двери на волю. В бане потеплело, друзья протерли ружья, скинули куртки, сушились, обогревались и начинали дремать. Гриша, забравшись на сено, вскоре заснул. Севка, еще не вполне просохший, сидел у огня, грелся и клевал носом. За стеной бушевала непогода, лес скрипел и стонал при каждом порыве ветра, торопливый дождь хлестал так, словно наступили дни потопа...
IX. Западня. Дождливый день. Новое пристанище
"Севка... Севка!.." — ответа не было. Гриша, проснувшийся от холода, еще раз скользнул рукой там, где должен был спать его спутник. Место было пусто, сено — совсем холодное. Видимо, мальчик исчез давно. "Севкаааа!.." — в ответ слышалс ровный, однообразный шум дождя да мрачный гул леса. Огонь угас, баня была погружена в полную тьму. Гриша слез с полка, обулся и зажег клочок сена — ружье Севки стояло на месте, а самого его не было. Гриша раздул огонь, посидел у костра, решив, что Севка отправился за дровами, но прошло минут пятнадцать — пропавший не возвращался. Десятки предположений, одно другого мрачней, замелькали в мыслях мальчика. Он взял ружье Севки, как более надежное, его патронташ и вышел из бани.
Дождь лил, как и раньше, небо заметно посветлело, видимо, близился рассвет. Мальчик присел, чтобы окружающие предметы яснее вырисовывались на небе. Кругом торчали лишь черные, обуглившиеся столбы, дальше виднелись расплывчатые очертания берез и темный, беспокойный лес. Людей не было и следа... "Севкааааа!.." — "О - гооо, Гришаааа!.." — послышался ответ откуда - то снизу, точно из - под земли. Обрадованный мальчик кинулся на голос. "Тише... тише, а то полетишь!" — кричал невидимый Севка. "Где ты?" — "Здесь, смотри под ноги, не задави меня!". Он, действительно, скрывался под землей, в глубоком и тесном колодце с гнилым, трухлявым срубом. Там на дне он топтался и барахтался в кучке снега, не имея сил вылезти на поверхность. "Как ты сюда попал?" — "Как, как, — передразнил Севка. — Тащи скорее жердь какую - нибудь, замерз я — крыши - то ведь нет!"
Жердь была принесена, и мокрый, иззябший Севка заковылял к бане, рассказывая другу, как было дело. Оказалось, собирая ночью дрова для потухающего костра, он подошел к большому черному пятну, которое принял было за кучу обломков, наклонился и только протянул руку, как почувствовал, что падает, ударился обо что - то головой и потерял сознание. Очнулся он в этой яме, когда - то служившей хуторянам погребком, от боли в ноге, от холода и дождя, падавшего на лицо. Попытки выбраться были неудачны: сруб разваливался, рассыпался под руками, да и боль в ноге сильно мешала — мальчик растянул сухожилия ступни. "Кричал, кричал, охрип только... Разве такого, как ты, разбудишь!"
Они снова натопили свою избушку и залегли спать: оба измучились за эти два дня. Дождь, по всем признакам, "зарядил надолго", и заря не сулила никаких радостей.
Утро этого "третьего дня в лесах" проснулось серым, мокрым, тоскливым. Ветер почти затих, дождь то переставал, то снова с ожесточением принимался барабанить по крыше. Мальчики проголодались и с приготовлением завтрака провозились первую половину дня. Гриша отправился на разведку, пока Севка обдирал шкурку с тетерева, чтобы набить ее по приходе домой, а мясо сварить для обеда и ужина.
Гроза краснолесья — пожар, когда - то истребивший тысячи гектаров сосняка на запад от бани, одним краем захватил хуторок, сравнял его с землей и остановился у поляны с болотцем, тщетно пытаясь перекинуться к старому бору, куда сейчас направлялся мальчик. Высокоствольный сосновый лес без подседа, всегда поражает малочисленностью птичьего населения. А в этот серый дождливый денек Гриша прошел километра два, не встретив даже и признаков жизни. Намокший и унылый мальчик оживился, когда лес помельчал, и темная зелень елей с подседом из липок, осин и берез глянула из - за желтых стволов сосен. Здесь молча перелетал дятел, с полянки поднялся рябчик и копошились в ветвях синицы, стряхивая дождь брызг при каждом движении.
Снег оставался в немногих местах лишь там, где он отличался особенной плотностью. Потемневшая, покрытая мхом, напитанная водой почва податливо сминалась под ногой, но сейчас же упруго расправлялась и след пропадал. Чтобы не заблудиться, Гриша шел по компасу и делал на деревьях зарубки. Громадная сосна с оголенным толстым стволом и большой шапкой ветвей у вершины служила первой естественной меткой на пути. Почерневший улей для диких пчел — колода, как его зовут пчеловоды, был прочно привязан на высоте двенадцати метров к мощному стволу этого дерева. Ниже уль виднелось странное сооружение из толстых досок, сколоченных в форме квадрата, плотно охватывающего сосну.
Много позднее Гриша узнал, что деревянная площадка называется "кроватью". Она служит улью защитой от медведей — больших любителей меда. Мальчик пожалел тогда, что не догадался в свое время поискать следов когтей на коре дерева. Одна сторона "кровати" была поломана, в чем едва ли стоило подозревать хозяина улья. Полугнилые стенки колоды во многих местах были пробиты дятлами. Прутья, мочало и мох торчали из этих отверстий. Снизу они были едва заметны. Гриша еще не подозревал, что покинутый пчелами улей — удобный кров для любого из питомцев леса, ищущих покоя в уютном дупле. Четвероногие, начиная от куницы, белки, летяги, кончая летучими мышами, живущими колониями, многие пернатые — утки, нырки, совы, сычи, кобчики, черные и зеленые дятлы до маленьких гаичек и хохлатых синиц включительно, крупные шершни и мелкие осы - все находят себе кров в темной каморке, пропитанной запахом меда и воска, если в лесу недостаток естественных дупел. Звери, птицы и насекомые, по очереди захватывая улей, сменяются тогда в самых причудливых сочетаниях. Иной седобородый владелец рассеянных по лесам колод и бортей[11] только руками разведет да плюнет с досады, когда из летка улья, рискуя запутаться в его бороде, кинутся десятки "поганых" летучих мышей или вылетит, чуть не в лицо, большеглазая серая сова.
