Стал я осьминога искать в каюте, смотрю: мокрый след, как будто тряпкой по полу провели, ведёт прямо под койку. Заглянул я под койку, а там осьминог лежит. Вытащил я его оттуда и посадил в ящик, закрыл крышкой, а на крышку сверху положил сапоги на всякий случай.
Стал я после этого за осьминогом следить, чтобы не выполз из ящика. Всё равно не уследил. Приподнял он крышку, из ящика вылез и в угол забился, где электрическая грелка стоит, обогревает каюту.
Когда я с вахты пришёл, осьминог был уже мёртвый: кожа на нём от тепла высохла.
Так и не довёз его до дому.
В отлив море ушло, и на берегу осталось много лужиц, маленьких и больших.
Сел я около большой лужи и стал караулить, потому что некоторые рыбы не успевают в море уплыть, притаятся на дне и ждут прилива.
В луже было темно и ничего не видно, только по камням карабкались водяные паучки.
Я уже хотел уходить, и тут воду прорезал солнечный луч. И затолклись, заплясали в этом луче не то мошки, не то пылинки. Это была стайка рыбок, только совсем маленьких — мальков.
Я разглядел у них головку и хвост. Мальки ловили водяных блох, а у некоторых и рта ещё не было, они просто так плавали. Для них эта лужа — целое море.
Сорвал я прутик и хотел прогнать мальков, и вдруг — я даже не заметил откуда — выскочила рыбёшка, сама с мизинец, на спине у неё острые колючки торчат, и ну трепать мой прутик. То с одной стороны заплывёт, колючкой его уколет, то куснёт ртом, а у самой от злости глаза горят синими огоньками. Растрепала весь прутик, стал он как кисточка для клея, а сама спряталась под камень и оттуда смотрит, помахивает плавничками — попробуй мальков тронь!
Мальков ловить я не стал, а то колюшка всю руку исколет, она и большой трески не боится, бросается в драку.
И совсем она не колюшка, а храбрюшка.
На одном корабле жил ручной медведь Михаил.
Как-то раз корабль пришёл из долгого плавания во Владивосток. Все матросы стали сходить на берег, и Михаил с ними. Хотели его не пустить, заперли в каюте — он стал дверь царапать и страшно реветь, так, что на берегу слышно.
Выпустили Михаила и дали ему железную бочку катать по палубе, а он её в воду швырнул: не хочет играть, на берег хочет.
Дали ему лимон. Михаил его раскусил и страшную рожу скорчил; поглядел на всех недоуменно и рявкнул — обманули!
На берег Михаила капитан не хотел пускать, потому что был такой случай.
Играли на берегу в футбол с матросами другого корабля. Михаил сначала спокойно стоял, смотрел, только лапу кусал от нетерпения, а потом не выдержал, как зарычит, как кинется на поле! Всех игроков разогнал и стал гонять мяч. Лапой как зацепит, как зацепит! А потом ещё как зацепит, мяч только — пук! И лопнул. Как же его после этого пускать на берег?
И не пустить нельзя, такая громадина: пока маленький был — шарик, а вырос — целый шар. Катались на нём верхом, он даже не приседает. Силища такая, что начнут матросы канат тянуть — все, сколько есть, а Михаил с другого конца потянет — матросы на палубу падают.
Решили пустить Михаила на берег, только с ошейником, и внимательно смотреть, чтобы собака не встретилась, а то вырвется и за ней побежит.
Надели на Михаила кожаный ошейник. Боцман Клименко, самый сильный на корабле, намотал ремешок на руку, и пошёл Михаил с матросами в краеведческий музей.
Пришли в музей, купили билеты, а Михаила привязали около входа, в садике, за чугунную пушку, уж её-то он с места не сдвинет.
Ползала в музее обошли, прибегает директор:
— Уберите своего медведя! Он никого не пускает!
Побежал Клименко на улицу, смотрит: стоит Михаил в дверях, на шее обрывок ремешка болтается, и никого в музей не пускает.
Людей целая толпа собралась.
Это Михаил на корабле привык взятки брать. Как матросы сойдут на берег, он ждёт у трапа; матросы знали: идёшь с берега — обязательно надо Михаилу конфету дать, тогда пропустит на корабль. Без конфеты лучше не показывайся — прижмёт, не пустит. Клименко разозлился, закричал на Михаила:
— Как тебе не стыдно, обжора!
Михаил испугался, даже уши прижал и глаза зажмурил. Он одного Клименко боялся и слушался.
Клименко взял его за ошейник и привёл в музей.
Михаил сразу притих, от матросов никуда не отходит, осматривает портреты на стенах, фотографии, чучела зверей за стеклом.
От чучела медведя еле его оттащили. Долго стоял, раздувал ноздри. Потом отвернулся.
Мимо всех чучел прошёл, даже на тигра не обратил никакого внимания, а почему-то понравилась Михаилу сойка, глаз не мог оторвать и всё облизывался.
Наконец пришли в зал, где оружие развешано и кусок борта от парусного корабля «Разбойник». Вдруг Клименко кричит:
— Михаил сбежал!
Оглянулись все — нет Михаила!
Выбежали на улицу — нигде нет Михаила! Пошли по дворам искать, — может, за собакой погнался?
И вдруг видят: бежит по улице директор музея, очки в руке держит, увидел матросов, остановился, галстук поправил и как закричит:
— Сейчас же уберите медведя!
Оказывается, Михаил в самом дальнем зале, где всякие жучки и букашки, лёг в углу и уснул. Разбудили его и на корабль привели. Клименко ему говорит:
— Эх ты, тебе бы только брезент рвать на шлюпках, а не в музей ходить!
До вечера исчез Михаил. Только когда к ужину дали сигнал, вылез из машинного отделения. Вид у Михаила был виноватый, от стыда спрятался.
После плавания поставили наш корабль в док — от ракушек и морской травы чистить. Столько их на корабельном днище развелось, что кораблю плыть мешают. Целая борода волочится за ним по морю!
Вся команда чистила: кто скребком, кто щётками, а некоторые ракушки приходилось отбивать долотом — так крепко пристали к днищу.
Чистили мы его, чистили, а боцман говорит:
— Как выйдем в море, снова обрастём: в море-то всякие рачки да улитки только и ищут, на ком бы поселиться. Так их много развелось, дна морского не хватает, на корабельном дне селятся!
И правда, упорные они, никак не хотят расстаться с кораблём.
Наконец всё дно вычистили. Начали красить. Подходит ко мне боцман и спрашивает:
— Это ты нос чистил?
— Да, — говорю, — я.
— Там, — говорит, — у тебя здоровый морской жёлудь торчит, надо его отбить.
Пошёл я отбивать морской жёлудь.
Это такая ракушка белая с крышечкой, а внутри притаился рачок, ждёт, когда наш корабль выйдет в море, тогда он откроет крышечку и высунется.
