Теперь я направилась прямо в соседский подвал. Так и есть! Бобка лежал, посвистывая, у двери в котельную, как на посту. Это было неспроста, и я поручила Андрейке узнать, в чём дело.
Оказалось, у истопника того дома была собака – симпатичная чёрная мохнатая дворняжка. Уходя по делам, хозяин запирал её всегда в тёплую котельную – жил он на втором этаже в населённой квартире, где жильцы не любили собак. Бобка познакомился со своей подружкой, наверно, через лазейку в заборе, а теперь решил навещать её в заточении.
С поразительной настойчивостью он стал удирать из дома. Откроет Хая Львовна ненароком кухонную дверь – Бобка, чутко прислушиваясь, вскочит с подстилки, бесшумно скользнёт на кухню, и будь здоров – только его и видели! Можно поручиться, уже дежурит возле котельной: не выйдет ли Лохматка на волю.
Мы с Андрейкой заделали дыру в заборе. Хитрый Бобка умудрялся проскочить наши ворота и, галопом обежав переулок, проникал в соседний двор.
Запирать его дома? Мне казалось это жестоким. Не лучше ли поговорить с хозяином Лохматки? Пусть тот пускает её иногда поиграть с нашим фоксиком…
Из разговора ничего не вышло.
Хозяин Лохматки, мрачный верзила, когда я пришла к нему, ответил грозно:
– Если ваш паршивый кобелёк ещё хоть раз в котельную прибежит, я его поленом пришибу. Мне из-за него и так жильцы покоя не дают. Давеча не у котельной, возле двери в квартиру часа два, зануда, скулил…
Я не могла понять, как грубость этого человека уживалась с нежностью к черномазой Лохматке. Говоря, он всё время ласково гладил её большой заскорузлой рукой. Но делать было нечего. Пришлось нам стеречь Бобку как узника…
Он затосковал. Перестал есть: выходя гулять, рвался на соседний двор, царапал заделанную в заборе дыру и грустно свистал.
Все эти дни я была очень занята: кончала большую работу, следила, чтобы Андрейка готовился к экзаменам, собирала Васю в очередную командировку… И как раз в эти дни проглядела нашего любимого пса!
Я вернулась с вокзала, проводив Васю на поезд. Было поздно, около часа ночи. Андрейка, конечно, спал, как и все в квартире. Я тихо отворила дверь в переднюю. Цокая коготками, как маленькая белая лошадь копытцами, из нашей комнаты тотчас выбежал Бобка.
Мне сильно жали новые туфли, я открыла из кухни дверь во двор, шепнув:
– Иди гуляй…
В ту же секунду он скрылся в темноте.
Переобувшись, я взяла поводок и вышла следом. Во дворе было черно, тихо. Показалось, что в воротах мелькнуло что-то светлое. Был ли это Бобка? Разве я могла думать, что вижу его последний раз?
Сердясь, побежала я переулком к Лохматкиному двору. Обутые наспех тапки слетали с ног, я с трудом добралась до подвала. Дверь в котельную освещала заросшая паутиной лампочка. Нет, конечно, Бобки там не было; наверно, он наверху, у Лохматкиной квартиры… Но его и тут не оказалось! А в доме все спали. И никаких решительно следов, что Бобка успел побывать здесь, я не обнаружила. Два здоровенных кота с горящими глазами чинно сидели на лестнице, прянув в стороны, когда я решила осмотреть её.
Озадаченная, спустилась я снова в подвал – пусто. Возможно, он и не прибегал сюда совсем; в подвале тоже бродили кошки.
Но где же он тогда?
Я поплелась домой. Вдруг Бобка ждёт меня уже у двери? Нет. Его не было нигде. Ни в нашем дворе, ни в соседних, ни в ближних переулках…
Я разбудила Андрейку, хотя назавтра у него была контрольная, и мы оба долго ходили, звали, искали… Куда же ты девался, наш маленький Боба-Бэмби, белый барашек на стройных лапках? Неужели над тобой зло подшутили или тебя подстерегла нежданная беда?
Светало. Небо над крышами порозовело, фонари побледнели. Прогромыхал за углом первый трамвай. Дворничиха вышла из ворот с метлой и большим совком.
– Вы что это, – удивлённо спросила она, – ни свет ни заря встали?
– Бобка у нас пропал… Всю ночь ищу.
– Прибежит, эко чудо… – Она сладко зевнула. – Спать бы шли.
Андрейку я давно уже отослала досыпать. А сама всё оглядывала пустой переулок, тёмные подворотни, первых прохожих…
Дворничиха подмела тротуар, ушла. Вдруг вернулась. Сказала таинственно:
– Вчера, чуть завиднелось, собачники у нас в районе ездили. Бездомных, говорят, ловили. Может, и нынче были?
У меня защемило сердце. На Бобке был, конечно, ошейник с регистрационным знаком. Ещё раз обошла я соседний двор, спустилась в подвал к котельной, поднялась на второй этаж. По лестнице шёл истопник.
– Здравствуйте, – сказала я. – Скажите, наш Бобка сегодня ночью к вам не прибегал? Он исчез. Понимаете, исчез! Давно уже.
Истопник ответил сумрачно:
– Я за вашей собакой не слежу.
– Очень вас прошу: если прибежит – не гоните его, не бейте… Мы придём за ним.
– Что я, зверь? Меня жильцы заездили. Не желаем твою псину терпеть, и всё.
Он косо, как-то странно посмотрел мимо меня и пошёл. Что значили его слова? Я решила побывать у его соседей.
Люди по-разному относятся к собакам. Одни – равнодушно, другие – с восторгом, многие – со злобой. Жильцы Лохматкиной квартиры встретили меня тоже по-разному.
Да, они все видели белого пёсика у двери, ещё он надоедал своим визгом.
– Когда последний раз-то прибегал? Вчера?
– Нет, что вы путаете, не вчера, давно уже.
– Давайте точно вспомним, человек ведь беспокоится!..
– Стану я из-за всякой твари мозги себе ломать! Не был он у нас давно, и кончен разговор.
– Скажите, а Лохматка… то есть собака вашего истопника, она сейчас дома? – спросила я.
– Её уж третий день хозяин в деревню свёз.
– Что грязи носила, что шерсти…
– Не говорите, славная была собачонка!
– Делать ему нечего, со всякой заразой возиться…
Я ушла.
Значит, Лохматки третьи сутки не было в доме. Неужели Бобка, каким-то образом почувствовав это, бросился на поиски? Говорят, у собак поразительное чутьё… А вдруг и правда его забрали собачники? Весной они вылавливают в городах бродячих и бездомных псов… Бобка, Бобка, что же я наделала, ты-то ведь был не бродячий, не бездомный!..
На душе у меня скребли кошки. Не порадовала даже Андрейкина пятёрка за контрольную. Сын собрал дворовых товарищей, рассказал о нашей беде. Ребята рассыпались по ближним переулкам и улицам, стали выспрашивать, искать…
Я не могла бездействовать. Взяла Бобкину фотографию – он сидит, подняв лапку, лукаво и весело смотрит в аппарат – и поехала в приёмник, куда свозят выловленных собак. Долго плутала я по бесконечным незнакомым улицам где-то за Ленинградским шоссе. Нашла приёмник. Грустное это было зрелище! В тесных, громоздившихся ряд за рядом клетках томились, хрипло и безнадёжно лая, собаки. Каких тут только не было! Их держали на карантине, чтобы потом раздать в лаборатории и институты. Сразу вспомнился маленький Мазепка… Принёс ли он пользу науке?
