Джеки сидела за столом и писала, а наш первый броненосец с важным видом бегал по комнате. Оказалось, он весь день развлекался тем, что рвал проволочную сетку, которой была затянута клетка, и уже выбрался в кусты гибискуса, где Джеки и поймала его. Вернув его в дом, она решила до нашего возвращения оставить зверька в комнате. На время ужина мы пустили броненосцев бегать по полу, и они стучали и гремели своими коготками, как кастаньетами. Остаток вечера мы с Рафаэлем посвятили ремонту клетки; сняв проволочную сетку, мы прибили вместо нее деревянные планки. На ночь мы оставили клетку в доме, чтобы убедиться в ее полной надежности. Наутро оказалось, что планки немного обглоданы, но держатся крепко, а все пленники, свернувшись в клубок, мирно спят в своей спальне.
Решив вопрос с клеткой, я считал, что трехпоясные броненосцы не причинят мне больше хлопот, так как обычно броненосцы хорошо переносят неволю. Они питаются мясом и фруктами, причем не обязательно, чтобы предлагаемая им пища была очень свежей — в естественных условиях они довольствуются и загнившим, червивым мясом. Во всех учебниках говорится, что трехпоясный броненосец питается насекомыми и гусеницами; поэтому я решил на первых порах давать пойманным зверькам их излюбленную пищу, а затем постепенно приучать их к заменителям. Не жалея времени, мы собрали тошнотворную коллекцию насекомых и предложили их броненосцам. Но вместо того чтобы с жадностью наброситься на червей, гусениц и жуков, которых мы с таким трудом набрали, броненосцы испугались и стали шарахаться от них с явным отвращением. После этой неудачи я попытался перевести броненосцев на обычную их диету в неволе — рубленое мясо с молоком; они полакали немного молока, но к мясу не притронулись. Это было возмутительно. Они вели себя так в течение трех дней, и я всерьез начал опасаться, что они ослабнут от голодания и мне придется их отпустить. Броненосцы стали несчастьем нашей жизни, нас то и дело осеняли все новые идеи, и мы мчались к клетке с очередным приношением, для того только, чтобы в который раз увидеть, как зверьки с отвращением отворачиваются от принесенной пищи. В конце концов благодаря чистейшей случайности мне удалось состряпать мешанину, которая снискала их расположение. Она состояла из растертых бананов, молока, рубленого мяса, сырых яиц и сырых мозгов. Все вместе это выглядело тошнотворно, но броненосцам месиво очень понравилось. В часы кормежки они сломя голову мчались к миске, обступали ее со всех сторон, отталкивая друг друга, и утыкались носами в пойло; при этом они фыркали и сопели, а иной раз кто-нибудь громко чихал, обдавая соседей фонтаном брызг.
Наладив питание зверьков, я решил, что теперь-то все трудности позади и, согласно всем законам сбора животных, нашим хлопотам с броненосцами пришел конец. И действительно, вначале все было как будто в порядке. Днем зверьки мирно спали в клетке, свернувшись в клубок или лежа на боку, полураскрывшись и тесно прижавшись друг к другу. В половине четвертого они просыпались, выходили из своей спаленки и начинали, словно балерины, прохаживаться на цыпочках по клетке; время от времени они подбегали к решетке, высовывали головы наружу и нюхали воздух розоватыми носами, пытаясь определить, не несут ли им пищу. Иногда, в очень редких случаях, самцы затевали драку. Это выглядело так: один из зверьков загонял другого в угол и старался поддеть его головой за край панциря, чтобы перевернуть; положив противника на бок, победитель тоже ложился на бок и, отчаянно работая когтями, пытался выпотрошить его. После первых таких поединков я стал внимательно следить за броненосцами. Хотя они и не причиняли друг другу особого вреда, крупные броненосцы использовали преимущества роста и силы во время кормежки и отгоняли от миски более слабых своих сородичей. Тогда я решил разместить зверьков парами, состоящими из самца и самки примерно одинакового размера. Для этого пришлось построить клетку, которую Джеки назвала Синг-Синг[31] . Новая клетка представляла собой несколько отдельных «квартир», расположенных одна над другой, каждая со своей спальней. К тому времени у нас было уже десять броненосцев, из них составилось четыре пары, два самца остались холостяками. По какой-то непонятной причине самки попадались охотникам реже, чем самцы: нам приносили много самцов и лишь изредка самку. Женатые пары жили очень дружно в апартаментах Синг-Синга, и поединков во время кормежки больше не было.
Как-то раз, кончив кормить броненосцев, Джеки пришла показать мне крупного самца. К тому времени зверьки стали совсем ручными и уже не сворачивались, когда мы брали их в руки. Джеки была чем-то озабочена, а броненосец, лежа на спине в ее раскрытой ладони, блаженствовал, пока она гладила его розовое мохнатое брюшко.
— Посмотри на его лапы, — сказала Джеки, протягивая мне зверька.
— А что с ними такое? — спросил я, взяв наполовину загипнотизированного зверька и рассматривая его.
— Вот смотри… Он совсем стер себе подошвы задних лап.
— Черт возьми, действительно. Отчего бы это?
— Мне кажется, — сказала Джеки, — что эти зверьки обойдутся нам слишком дорого. Они уже и так причинили нам больше хлопот, чем все остальные животные, вместе взятые.
— А как у других броненосцев?
— Я не смотрела. Я бы и у этого ничего не заметила, если бы он не упал в тот момент, когда я поставила в клетку еду; я подняла его и тогда только заметила рану на ноге.
Мы осмотрели остальных броненосцев и, к своему ужасу, у всех обнаружили на задних лапах круглые потертости величиной с шестипенсовую монету. Единственное объяснение, на мой взгляд, состояло в том, что деревянный пол клетки был для зверьков слишком тверд, и, имея привычку бегать по клетке, они стерли себе мягкую кожицу на подошвах задних лап. Теперь мы ежедневно выносили всех заключенных из Синг-Синга, клали на землю рядком, словно тыквы, и натирали задние лапы пенициллиновой мазью. Надо было что-то сделать и с полом в клетке. Сначала я попробовал покрывать его толстым слоем мягкой земли, но из этого ничего не вышло — во время кормежки броненосцы самым ужасающим образом расплескивали свою похлебку по клетке, а затем плотно утаптывали получившуюся массу, и она затвердевала в цемент не только на полу клетки, но и на лапах зверьков. После нескольких экспериментов я решил, что лучшим покрытием служит толстый слой опилок, на который кладется слой сухих листьев и травы. Пол клетки был застлан таким образом, и через две-три недели лапы у броненосцев поджили и больше не болели.
Многим может показаться, что мы напрасно затратили столько сил и энергии ради каких-то маленьких, малоинтересных зверьков, но для нас это был настоящий триумф. Отыскание и поимка редких животных, их устройство в неволе, перевод на рацион, заменяющий им питание, которое они получали в естественных условиях, борьба с болезнями и многие другие проблемы — такова трудная, утомительная, временами скучная работа зверолова, но успешное разрешение всех этих проблем доставляет огромное удовольствие и моральное удовлетворение. Животное, которое хорошо чувствует себя в неволе, никогда не болеет и ест все, что ему дают, пользуется любовью у зверолова. А если зверек хитрый, упрямый и нежный, то разрешение всех этих задач — дело чести для зверолова, и как бы трудно ему ни пришлось, успех в этом случае гораздо больше радует его.
