А-ран изменил имя и звался теперь А-хо, — в соответствии с древней лисьей традицией имя лиса должно в зеркальном отражении повторять имя его подруги. Оба были так молоды, что жизнь представлялась им сплошной чередой занимательных открытий. Они поведали друг другу, что происходят из хороших семей: выяснилось, что родители у обоих были достойными лисами, неглупыми и здравомыслящими, но, разумеется, им не хватало той ясности ума, глубины суждений и широты взглядов, которыми столь щедро была наделена молодая чета.
— Конечно, для своего времени они вполне годились, — великодушно заметил А-хо. — Да только время их давно ушло. Мир сейчас совсем не тот, что несколько зим назад. Взять хотя бы охоту…
Они лежали в норе, тесно прижавшись друг к другу, и делились своими наблюдениями и соображениями — каждый наконец-то нашел собеседника себе под стать. Порой О-ха принималась облизывать нос лиса, а он клал голову на ее хрупкое плечо, зарываясь в мягкий пушистый мех. Оба были счастливы и вполне довольны обществом друг друга.
— Тебе нравится, как пахнут сосновые иголки? — спрашивала О-ха.
— Сосновые иголки? Еще бы! Дивный запах. Никогда не упускаю случая их понюхать. Да и смола тоже отлично пахнет.
— Да, да, ты прав, смола тоже…
И оба в который раз принимались удивляться, что их вкусы и пристрастия так замечательно сходятся. Как здорово, что они нашли друг друга, как здорово, что оба любят запах сосновых иголок… особенно весной.
— Лучшего времени, чтобы всласть подышать сосной, не найдешь, это уж точно.
Была ли еще на свете пара лис, которые так подходили друг другу? Существовало ли столь неколебимое единство мнений? Нет, в столь юном возрасте не часто встретишь подобную мудрость, наблюдательность и трезвый расчет, а ведь они оба к тому же полны жажды новых знаний. Конечно, их встреча — это настоящее чудо. В этом молодые супруги тоже были вполне согласны.
— Только перед другими хвалиться ни к чему, — предусмотрительно заявил А-хо.
Осень оказалась для молодой пары восхитительным временем. В чистом, прозрачном воздухе все запахи ощущались особенно остро, и охота неизменно приносила удачу. Лисы почти не разлучались. Но вот в травах задул Завывай, принося с собой холод, и им пришлось чаще покидать нору поодиночке.
Зима перевалила за середину. Ни единого дуновения не ощущалось в жгучем морозном воздухе.
Уже несколько дней А-хо не отходил от подруги ни на шаг, и возбуждение его все возрастало — об этом говорил хвост, который лис держал высоко, словно пушистый вымпел. О-ха прекрасно понимала, что с ним творится, но иногда раздражалась — уж слишком настойчиво он прижимался к ней, не давая двинуть лапой. Он не сводил с нее блестящих беспокойных глаз. Такое неотвязное внимание, даже со стороны самого красивого и умного лиса на свете, ей порядком поднадоело. Впервые между ними возникла натянутость, — казалось, им тесно вдвоем в норе. В О-ха тоже просыпалось желание, но нетерпеливый А-хо опережал события, и как-то раз, когда он захотел близости, она остудила его пыл, чувствительно куснув в бок. Смущенному лису пришлось отскочить ни с чем.
Однако настал день, когда по телу лисицы разлилась приятная сладкая истома, — она сама ощущала, что от нее исходит благоухание, дивный аромат, который превратил блеск в глазах А-хо в жаркое пламя. Она ждала, а он ходил за ней тенью, и каждое его движение было исполнено желания.
Внезапно О-ха вскочила и бросилась к выходу; она лизнула собственный нос, проверяя по лисьей привычке, не принесет ли ветер запаха опасности, и, убедившись, что все спокойно, выскользнула наружу. Как и всегда, тысячи запахов нахлынули на нее, но мозг лисицы мгновенно сортировал их, отбирая лишь самые важные. Человеческий нюх не в состоянии различить и сотой доли этих тончайших, слабых запахов.
Было холодно, и солнце над верхушками Леса Трех Ветров сияло по-зимнему ослепительно. Лисица нашла небольшую проталинку, поросшую травой, и устроилась там, подставив свою шубку слабым солнечным лучам. А-хо последовал за ней.
Нагнав подругу, он слегка коснулся ее бока передней лапой. Лисица почувствовала, что он весь дрожит, и по ее телу словно электрический разряд пробежал. А-хо прижался к ней, нежно тычась носом в шею. Она чувствовала его горячее дыхание, чувствовала, как язык его вылизывает ее шелковистую шерсть. Глубокий гортанный звук вырвался из ее горла.
А он терся об нее все настойчивее, облизывал ее мех и зарывался в него носом. Это доставляло ей удовольствие. Она прикрыла глаза, наслаждаясь мягким пульсирующим ощущением, пронизывающим все ее существо. Это было чудесно. С ним было чудесно. Вновь открыв глаза, она взглянула на лиса. Гордый и сильный, он был прекрасен. Темные острые уши, блестящий пушистый мех. А эти крепкие челюсти — они неотразимы. Конечно, ни у одной другой лисицы нет такого красавца мужа. Она укусила его, на этот раз ласково, — переполнявшие ее чувства требовали выхода. Как приятно, когда тебя любят. Провались мир в это мгновение, А-хо и не заметил бы. Он видел лишь ее, а она — лишь его. Яркий мех лиса пламенел в траве как огонь, исходившее от него тепло едва не прожигало ее насквозь. О-ха еще долго казалось: она ощущает во рту медовый вкус зрелых плодов.
Наконец, словно очнувшись от забытья, она опять бросила взгляд на А-хо и долго любовалась его вытянутой изящной мордой, ушами безупречной формы, роскошной рыжей шубой. Он был на вершине блаженства. Лежа в траве, он не сводил с нее прищуренных глаз, то и дело высовывая кончик языка.
— Убери язык! — приказала О-ха.
— Почему?
— Потому…
Она огляделась вокруг, проверяя, не наблюдает ли кто за ними. Не то чтобы мысль о возможных свидетелях приводила ее в смущение — вряд ли кто-нибудь заинтересовался бы столь обычным и естественным делом. Но теперь, когда все было позади, к лисице вернулась природная осторожность.
А-хо три раза тявкнул, потом отрывисто взвизгнул и взглянул на О-ха, склонив голову набок, — он знал, это действует на нее безотказно.
— Хорошо, растрезвонь хоть по всему свету, — сказала лисица. — Если тебе так хочется. Лично я большой нужды в том не вижу. Ну ладно, пусть все узнают, что ты стал наконец взрослым лисом.
— Такова традиция, — с притворным равнодушием проронил он.
— Знаю я эту традицию, — небрежно заметила О-ха. — И от кого только она пошла? Наверняка от какого-нибудь недотепы, который едва выучился играть с подружкой в догонялки. — Она подтрунивала над ним.
Все следующие три дня они были неразлучны. Казалось, в воздухе, словно аромат спелых фруктов, витают надежды, наполняя все вокруг пьянящим благоуханием. Запасай давно уже улетел, оставив голые деревья, влажные стволы которых покрывала плесень. На кустах не было ни листика, ни ягодки. Землю в Лесу Трех Ветров покрывал толстый ковер прелых листьев. Здешним хищникам — совам, ястребам, ласкам — приходилось прикладывать немало усилий, чтобы добыть себе мясо. Рацион лисицы состоял на три четверти из мяса. Надо было изворачиваться вовсю, чтобы не остаться голодной. Зимой О-ха нередко удавалось поймать птицу, а когда земля стала влажной и теплой, в ней закопошились жирные вкусные черви. К тому же О-ха таскала с чужого — фермерских полей, окружавших лес, — мерзлую капусту. А вскоре после того, как пора любви осталась позади, лисице посчастливилось обнаружить изгородь, увешанную ханыром. На колючей проволоке висели дохлые вороны и горностаи. Несколько штук лисица зарыла про запас, оставив возле кладовой свои метки, а одну ворону отнесла домой, для А-хо. В благодарность он нежно облизал подруге ухо. Теперь, когда любовные игры закончились, отношения между лисами стали более спокойными и ровными. Прикосновения по-прежнему были полны ласки, но томительное, распаляющее напряжение исчезло.
