Нахал даже не обернулся. Он продолжал упорно чавкать. И тут откуда-то сбоку послышался слабый писк. Кто-то вежливо попросил его пропустить. Девчонка – Что? Тоже хочешь? – Поинтересовался я. В ответ незнакомка лизнула меня в нос. Я разомлел. – Давай, подтягивайся, девчонкам нужно уступать. А ты хорошенькая, и губки у тебя нежные. Укладывайся рядом, вдвоем теплее…
«Мама, – Мама, я так тебя люблю. Дай поцелую – А спать хочется – Почему, интересно? – Все, была, не была – Спать».
* * *
Время летело, – утро, вечер, – утро, вечер, – и наконец-то я понял, что родился собакой.
Это значит, что у тебя четыре лапы и хвост, и говоришь ты как-то странно. Тебя, конечно, понимают – свои, но люди – То ли не слушают, то ли языка нашего не знают. Я уж и так, и этак объясняю, чего хочу. А они, как нарочно, все наоборот. Конечно, не всегда, но часто.
Зато все тебя любят, гладят, ухаживают за тобой, а сильнее всех тебя любит мамка. Лижет, целует, защищает. У нас ведь у каждого свой характер. Один веселый и добрый, другой задиристый и нахальный. Вот и приходится день за днем отстаивать свое место под солнцем.
Иначе заклюют.
Ну, вот, опять – Подвинься, слышишь, подвинься. Мне холодно.
– Ты кто? Поинтересовался я, обнюхивая незнакомку.
– Я? – Вики, с синей ниточкой. Меня вчера привезли. Я у Тамары жила. Она меня к себе забрала. Зачем? Не знаю, но там грустно было, никакого внимания. Даже поиграть не с кем. А тебя как зовут? Я тебя помню, мы рядом лежали, и ниточка у тебя зеленая, и сам ты ничего.
Только тощий.
– Не тощий, а стройный! Я же не девчонка, – возмутился я, а затем представился: – Вообще-то я Боря.
– Ну и что, Боря? – Хочешь сказать, что девчонки толстые и не красивые? – Да? – Кажется, я попал. Как бы не обиделась – Ну вот, сопит, злится, – точно обиделась. Ну, ничего – Что ты! Ты очень красивая, и шерстка у тебя мягкая, пушистая. А у меня видишь какая жесткая и гладкая? Потрогай – Убедилась? Меня потому и не берут – Фу, кажется, обошлось.
Вроде пожалела, – Вон Ромку и Ильюху вчера сразу же увели, хотя характер у ребят и не сахар.
И Тоську тоже. Девчонка, но приглянулась. Только очень уж она не хотела к ним идти, плакала, жаловалась. Почему? Не знаю. Но что тут сделаешь? Мы ничего не решаем. Как они скажут, так и будет. Я тяжело вздохнул.
Уже несколько дней приходили разные люди, смотрели, щупали, гладили. Одни добрые и желанные, другие вредные и надутые, а бывали и просто злые. Вон вчера один захотел кобеля на цепь посадить. У него неделю назад один уже сдох. Хорошо, Лариса не отдала, а то выл бы на Луну, гремел кандалами и через год-другой точно издох. Бог миловал.
– Не сгущай краски, все в наших руках, – откликнулась Вики, игриво посматривая на меня.
Ее взгляд мне совсем не понравился, никакой серьезности. Чем я ее так развеселил? Подошел к стеклянной тумбочке и вгляделся в свое отражение.
Какой-то я маленький, субтильный, – правда, окрас яркий, рыже-черный, в общем то красивый.
Подняв мордочку и нахмурив кустистые бровки, я строго взглянул на сестру. Видимо вид при этом у меня был донельзя уморительный. Она чуть в открытую не расхохоталась, но, осознав, что я могу обидеться, сдержалась.
– Яна, Яна! Послышался с кухни хозяйский голос.
– Вот, вот, ее сейчас накормят, а нам потом опять объедки сунут, – проскулила Вики, чем здорово удивила меня.
– Да ну, мне пока обедать совсем не хочется. Недавно только курицу ели. С некоторым непониманием сообщил я.
Почему девчонки такие обжоры? Ладно бы косточку дали, зубки почесать. А то сунут какой-нибудь творог или йогурт, сладкий, противный, колом в горле встает, и ешь его.
– Курицу?!!! Вопрошающе, чуть ли ни с рыданиями воскликнула Вики.
– Да – удивился я. Делает вид, что не ела.
– Курица! – Какая курица?! – Мясо, – жесткое, несъедобное, едва прожевала – И дали-то один кусочек. Аж живот с голодухи подвело.
Ха, сам видел, как уплетала за обе щеки, даже у меня кусок стащила. Я не в обиде, ешь на здоровье. Мама Лариса всегда добавки даст, если попрошу. Только бы не обиделась, а то заметит, что улыбаюсь, и точно щеки надует. Сделаю вид, что смутился. Фух, – кажется, удалось.
– Не волнуйся, следующий раз я тебе кусочек оставлю. Мне не жалко, – предложил я.
– Спасибо, ты настоящий брат. А остальные так и норовят последнее забрать, – обидчиво поблагодарила Вики.
– Борька, Вики, по мне! Кушать, ребята.
* * *
– Проходите, пожалуйста, – послышалось из коридора.
Опять кто-то явился. И что им неймется? Походят, посмотрят и уйдут, а тут, как дурак, волнуйся, переживай. Конечно, я пес умный, видный, выгляжу серьезным не по годам, вот и приходиться изгаляться – Побегай, попрыгай, погавкай, полижи. Все, надоело! Больше не буду – Была не была, остаюсь с Ларисой – А, что? – Мысль правильная. Конечно, у нее Яна есть, и еще эту, мелкую, Ирму, оставили. Да, ничего, в тесноте, да не в обиде. Места на всех хватит – Борька! Борька, иди сюда. Покажись – Ну, что еще?
Ха, тетка с девчонкой. Вроде ничего, но все уже решено, буду валять дурака.
Осторожно, главное не торопиться, а то точно не поверят, что у меня с ногами плохо. Так, медленно, медленно, передняя, задняя, опять передняя, теперь задняя – Ха! Обомлела! А Вики едва держится, смешно ей, глупенькой – Только бы самому не расхохотаться, а то точно поймут – Ну уж нет, не на того напали! – А девчонке все нипочем, смотрит, любуется. Ну, я ей сейчас такое устрою, мало не покажется.
Так, где тут у нас туалет? – Вот моя тряпочка – Чуть-чуть писнем, много нельзя, а то противно будет… Так, теперь уляжемся и сделаем вид, что по-кайфу – Ха! Сработало. Сейчас убегут.
– Борька! Ты что творишь? Ну-ка встань, встань немедленно!
Как же, сейчас вскачу.
– Все, мама Лариса, остаюсь с вами. Ни с кем не пойду, надоело до ужаса. Твердо заявил я.
Пришедшая пара мне почему-то понравилось, но в пику и им, и своим несбыточным надеждам я решил сделать все возможное, чтобы они ушли и, как можно, скорее.
– Борька, ну-ка иди сюда. Что ты такое надумал? Как тебе не стыдно?
– Стыдно, мама Лариса, стыдно до ужаса, но надоело до чертиков. Вам бы так помаяться, и не туда бы легли – Ходят, смотрят, словно я вещь какая-то, а я ведь собака, меня любить нужно, восхищаться, гладить. И чувства у меня тоже есть, я же не чурбан безмозглый – А почему у него шерстка такая жесткая?
Потому что, потому. Опять прицепились, шерсть им, видишь ли, моя не нравится. Красивая у меня шерсть, и Лариса говорила, и из клуба приезжали восхищались, только вид из-за нее у меня слишком серьезный. Не торчит, как у всех в разные стороны, не делает меня похожим на ангелочка.
– У щенка очень хорошая шерсть, жесткая, густая, мне его неделю назад триминговать пришлось. Посмотрите, у девочки еще щенячка, а этот уже полинял.
