Ознакомительная версия.
На самом краю отмели Казан и Серая Волчица легли на песок, свернувшись клубочками и спрятав головы под своими телами. Огонь был теперь совсем близко. Он ревел, как огромный водопад, а иногда раздавался оглушительный треск падающих деревьев. Воздух был наполнен искрами и пеплом. Несколько раз Казан поднимал голову и огрызался на горящие угольки, которые падали на него и жгли его тело.
На самом берегу реки были густые заросли зеленого кустарника. Добравшись сюда, пламя несколько утихло, и жар спал. Но все же прошло еще много времени, прежде чем Казан и Серая Волчица смогли высунуть морды и вздохнуть свободнее. Тогда они поняли, что песчаная отмель спасла им жизнь. В треугольнике между двумя реками все почернело, и лапам было горячо ступать по земле.
Дым рассеялся. Направление ветра опять изменилось, он подул с северо-запада, свежий и прохладный. Куница первая осторожно направилась туда, где был раньше лес, а дикобразы все еще лежали свернувшись даже тогда, когда Казан и Серая Волчица покидали песчаную отмель, направляясь вверх по реке. К вечеру их лапы уже болели от горячего пепла и раскаленной золы.
В эту ночь луна взошла странная, зловещая, похожая на кровавое пятно. Долгие безмолвные часы не слышно было даже уханья совы, которое могло бы заверить, что еще не все погибло там, где только вчера стоял полный жизни могучий дикий лес.
Казан знал, что охотиться здесь теперь не на кого, и они продолжали свой путь всю ночь. На рассвете добрались до узкой полосы болота, которое тянулось вдоль берега реки. По плотине, построенной бобрами, они смогли наконец перебраться на противоположный берег — в зеленую страну, не тронутую огнем. Еще целые сутки они шли на запад, пока не вступили в поросшую лесом болотистую низину.
А пока Казан и Серая Волчица шли на запад, от Гудзонова залива на восток держал путь худощавый темнолицый француз, по имени Анри Лоти, самый знаменитый во всем крае охотник на рысей. Он искал нужные ему следы и нашел их здесь в изобилии. Тут был настоящий охотничий рай: зайцы-беляки водились тысячами, а потому и рысей было очень много. Анри Лоти построил себе хижину и вернулся в форт: он дожидался, пока выпадет первый снег, чтобы вернуться на облюбованное место с собаками, с запасом продовольствия и капканами.
В это же время с юга медленно продвигался то на лодке, то пешком молодой зоолог из университета, собирающий материал для своей книги, которая называлась «Разум диких животных». Звали молодого человека Поль Уэймен. Он договорился, что проведет часть зимы с Анри Лоти, и вез с собой кипы бумаги, фотоаппарат и фотографию девушки. Единственным его оружием был перочинный нож.
Казан и Серая Волчица устроили свое жилище на густо заросшем болоте, в пяти-шести милях от хижины, которую построил себе Анри Лоти.
Стоял уже январь, когда проводник из форта привел Поля Уэймена в хижину Лоти. Полю было года тридцать два, тридцать три. Энергичный, жизнерадостный, он сразу понравился Анри. Если бы не это обстоятельство, первые дни в хижине оказались бы не очень приятными, потому что охотник был в то время весьма не в духе. Он рассказал о своих горестях Уэймену в первый же вечер, когда они сидели у раскаленной докрасна печки и курили трубки.
— Ничего не могу понять, — говорил Анри. — Потерял семь рысей, и притом в капканах! В клочки разорваны, словно зайцы, которые побывали в лапах у лисы. Еще никогда никто, даже медведь, не трогал рысь в капкане. Впервые в жизни вижу такое. Изодраны так, что за них и полдоллара не дадут. Семь штук! Да ведь это больше двухсот долларов! А проделывают подобные штуки два волка. Их двое, я по следам вижу, и они никогда не приходят по одному. Обходят все капканы, съедают зайцев, куницу оставляют, норку и горностая тоже, а вот рысь, черт бы их побрал, обдирают начисто! Просто спускают с нее шкуру, словно лыко с дерева. Я уж пробовал класть стрихнин в оленьем сале, и капканы ставил, и западни устраивал, а изловить их не могу. Выживут они меня отсюда, коли мне не удастся добраться до них. Я взял пять целых рысей, а они мне перепортили семь.
История эта заинтересовала Уэймена. Он принадлежал к тем исследователям, которые полагали, что самонадеянный эгоизм закрывает человеку глаза на многие поразительные явления природы. Уэймен бросил вызов всем, кто считает, что человек — единственное живое существо, способное мыслить, и что здравый смысл и ум, проявляемый любым другим существом, — всего-навсего инстинкт. Свои мысли Уэймен сумел обосновать с такой последовательностью, что снискал себе известность в ученых кругах по всей стране. Прискорбная для Анри история с рысями показалась Полю весьма значительной, и они до полуночи вели беседу о загадочном поведении этой странной пары волков.
— Один волк побольше, другой поменьше, — рассказывал Анри. — И каждый раз в драку вступает большой. Все это легко разобрать по следам на снегу. Пока большой дерется, тот, что поменьше, все бегает и бегает кругом, а когда рысь упадет или издохнет, он подскакивает и помогает рвать ее в клочки. Только у одного капкана я заметил, что и тот, который поменьше, тоже вступил в драку: на снегу было очень много крови, но не рысьей. Я тогда за этими дьяволами целую милю шел по их кровавым следам.
В последующие две недели Уэймен собрал немало материалов для своей книги. Не проходило дня, чтобы возле того или другого капкана они не находили следов двух волков. Как и говорил Анри, следы действительно всегда были двойные: эти волки никогда не ходили по одному. На третий день по приезде Уэймен вместе с Лоти подошел к капкану, в который попалась рысь. Но что от нее осталось! Анри разразился проклятиями и на английском, и на родном французском языке; лицо его побагровело от ярости. Рысь была изорвана в клочья, шкура ее уже не имела никакой цены.
По следам на снегу Уэймен определил, где сидел, дожидаясь, меньший волк, пока другой убивал. Уэймен не стал делиться своими мыслями с Анри, но все больше и больше убеждался в том, что нашел яркий пример для обоснования своей теории. Во всех этих таинственных действиях возле капкана можно было усмотреть проявление разума. Почему эти два волка не уничтожали енота, горностая или куницу? Почему ненависть их была направлена только на рысь?
Уэймен был необычайно взволнован. Он очень любил диких зверей и потому никогда не носил с собой ружья. Он видел, как Анри раскладывает отравленные приманки для двух четвероногих грабителей, и это мучило молодого зоолога. Но, когда день за днем приманки оставались нетронутыми, ликование его росло. Он с симпатией относился к смелому разбойнику, который неизменно вступал в борьбу с рысью.
Ознакомительная версия.