Мы сели в каноэ и медленно поплыли к поднимавшемуся над водой коричневому бугорку, похожему на гигантский, наспех состряпанный рождественский пудинг. Это была бобровая хатка. На полпути к ней над поверхностью золотисто-зеленой воды внезапно появилась большая коричневая голова, и из портретной рамы бегущих по воде кругов на нас с явной подозрительностью уставился бобер. Мы перестали грести, чтобы понаблюдать за тем, как он медленно и спокойно плавает взад-вперед перед своей хаткой, словно стражник, патрулирующий перед входом во дворец. Однако когда мы попытались подогнать каноэ поближе к нему, он запаниковал и, подняв над водою свой похожий на весло хвост, ударил им о поверхность с такой силой, что по озеру разнеслось эхо, похожее на ружейный выстрел. После этого он сразу же нырнул. Через несколько минут он появился в другом месте и, увидев, что мы до сих пор не отступили, снова ударил хвостом по воде, прежде чем нырнуть еще раз. Все то время, пока мы находились в каноэ, он продолжал выныривать на поверхность, каждый раз в новом месте, и лупить по воде хвостом, чтобы нас испугать. Это был единственный бобер, которого мы видели за время нашего пребывания в Канаде, и я не могу сказать, что он вел себя как гостеприимный хозяин.
Вернувшись в дом, мы обнаружили там Эластера в приподнятом настроении. Ему удалось найти и снять на пленку большое стадо белохвостых оленей и даже норовистого американского лося, что, по его мнению, могло служить достаточно веским доказательством существования животных в этом замерзшем глухом краю. Поскольку на протяжении всей четырехчасовой поездки из Виннипега мы видели только двух ворон, я не могу винить Эластера за сложившуюся у него убежденность в том, что на замерзшем Севере не может жить никто, кроме людей.
— Завтра мы выйдем все вместе и попытаемся снять тебя вместе с Ли в компании белохвостых оленей и американского лося, — изрекла Пола тоном маститого продюсера, очевидно, уже забыв про те дни на Мадагаскаре, когда она была всего лишь ассистентом продюсера и имела прозвище Асс. Прод.
— А вечером, — продолжила она, — мы отправимся на озеро, и Эластер хочет, чтобы ты половил там сов.
— Что ты сказала? — спросил я, решив, что неверно ее расслышал.
— Половил сов — на мышь, — пояснила Пола.
— Куиггерс, сколько ты сегодня выпила? — поинтересовался я.
— Нет, нет, милый, я не шучу. Эластер где-то вычитал, что ученые ловят сов, используя в качестве приманки дохлую мышь, когда нужно их окольцевать или сделать с ними что-нибудь еще.
— Никогда не слышал про подобную чушь, — сказал я. — И, кстати, почему на озере? Я не знал, что в Канаде совы живут под водой.
— Да нет, просто на озере больше свободного места. В лесу леска может запутаться в ветвях деревьев.
— Не знаю, что и сказать. По-моему, это совершенно бредовая затея. Ты можешь повлиять на Эластера?
— Нет, — кротко ответила Пола.
Этой ночью Ли и я первый раз увидели северное сияние. Поскольку для Боба и Луизы это было совершенно обычное явление, они даже забыли ли о нем упомянуть. Они любезно разместили нас в своей спальне, и когда мы забрались в большую, уютную двуспальную кровать, то обнаружили, что прямо над нами полыхает небесный огонь. Я выключил свет и тут же застыл на месте от удивления. Большая часть неба непосредственно над нашей кроватью казалась живой. На фоне глубокой бархатной черноты небосклона вспыхивали свитки, занавеси, ленты и переплетенные пряди бледно-пурпурных, зеленых, голубых, розовых и морозно-белых метелок, походившие на облака, но при этом живущие своей собственной жизнью. Каждую секунду они перемещались, разделялись, сливались, распадались и вновь соединялись, уже образуя другие сочетания, и вся эта картина подсвечивалась откуда-то сбоку, причем цвета подсветки тоже все время изменялись. Мне сразу же вспомнился подаренный мне в детстве калейдоскоп, представлявший собой трехгранную трубку наподобие микроскопа., Вы кладете под объектив покрытую узором бумагу — лучше всего яркую, блестящую обертку из-под шоколадки — и, поворачивая трубку, наблюдаете за тем, как узоры на бумаге изменяются самым волшебным образом. Сейчас мне казалось, что я вижу эти небесные огни в окуляр своего старого калейдоскопа, и он, без всяких усилий с моей стороны, создает на небе эти фантастические эффекты, более тонкие и таинственные, чем способна дать самая яркая обертка из-под шоколадки. Примерно в течение целого часа мы лежали и любовались этим невероятным зрелищем, пока оно, постепенно затухая, в конце концов не погасло совсем, оставив после себя бархатисто-черное, как кротовая шкурка, небо, усыпанное звездами. Хорошо, что северное сияние наконец погасло, иначе мы смотрели бы на него до зари и были бы слишком усталыми, чтобы подняться наутро. Это было одно из наиболее таинственных, изящных и красивых природных явлений, когда-либо виденных мною.
На следующее утро, после обильного завтрака, способного насытить даже Гаргантюа, мы отправились в лес, закутавшись в такое количество одежды, что своими неуклюжими движениями напоминали астронавтов, передвигающихся по Луне без содействия пониженной гравитации. Встретившая нас накануне серая мгла бесследно растворилась в ночи, и небо теперь было нежно-голубым, а слабое тепло солнечных лучей заставляло огромные снежные шапки с тихим вздохом соскальзывать с ветвей и падать на мягкий снежный ковер под деревьями.
В одном из эпизодов своего фильма мы хотели показать ту необычайную жизнь, которая происходит зимой под мягкими толстыми слоями снега. Не так давно было обнаружено, что первые слои выпавшего снега — который затем перекрывают другие слои — изменяют свою структуру. Снежинки как бы сплавляются друг с другом и превращаются в то, что можно назвать сосульками или ледяными кристаллами, в результате чего в этом слое снега образуются тоннели и ледяные дворцы, усеянные блестящими самоцветами. Этот слой индейцы называют пакак. Температура внутри ледяных коридоров и дворцов на несколько градусов теплее наружной, поскольку снежный покров действует как теплоизолятор. Поэтому мыши и другие мелкие грызуны могут с достаточным комфортом жить в пакаке, выкапывая из-под него для пропитания корни трав и растений, а другие, более мелкие существа, вроде насекомых или пауков, имеют возможность перезимовать в ледяных коридорах, впав в состояние спячки. Чтобы наглядно продемонстрировать удивительные теплоизолирующие свойства снега, Эластер решил сложить из него то, что североамериканские индейцы называют куинзи, а эскимосы — иглу. Поэтому, пока мы с одной половиной группы отправились на поиски животных, другая половина, возглавляемая Эластером, нашла подходящее место и приступила к постройке куинзи.
Отъехав совсем немного, мы заметили неподалеку от дороги американского лося с огромными шоколадно-коричневыми рогами, величественно стоящего среди деревьев. Лоси — существа с достаточно необычной внешностью, наделенные нескладным телом и длинными ногами, а также распухшим, словно у пьяницы, носом. При взгляде на них у меня всегда возникает впечатление, что их собирали из отбракованных частей нескольких различных животных. Этот зверь несколько минут печально смотрел на нас, подергивая ушами, а затем, выпустив два огромных облака пара из своего шарообразного носа, тяжело ступая, скрылся за деревьями. Взрослый самец американского лося, разумеется, величественное животное, не уступающее по размерам лошади-тяжеловозу, с огромными лапчатыми рогами, похожими на гигантские листья остролиста, украшающими его голову. Позднее, весной, мы наблюдали за тем, как они пасутся вдоль берегов озер и рек, отыскивая корни водяных лилий. Их головы вместе с рогами полностью скрываются под водой, а затем выныривают, украшенные цветками и перепутанными стеблями лилий.
Мы продолжили свой путь и примерно через десять минут увидели двух крупных самцов оленей вапити, застывших в величественных позах возле обочины дороги, украшавшие их головы ветвистые рога походили на великолепные костяные канделябры. Несколько мгновений они взирали на нас с царственным пренебрежением, а затем удалились грациозной и неторопливой рысью, прокладывая себе путь через густые заросли с большой ловкостью и сноровкой, не позволяя своим массивным рогам запутаться в ветвях. Как только они скрылись, перед нами появилось целое стадо рыжевато-коричневых белохвостых оленей: их уши настороженно приподняты, ноздри широко раздуваются, большие влажные глаза боязливо поглядывав ют по сторонам. Увидев нас, они замерли на месте, нервозно сбились в кучу и начали принюхиваться. Секунду-другую казалось, что они все-таки решатся перебежать дорогу перед нами, но тут один из оленей, самый слабонервный, не выдержав, запаниковал, и через мгновение все стадо развернулось в фонтанах снега и умчалось прочь; их белые зады, похожие на странные мишени в форме сердечек, мелькали среди угольно-черных деревьев.
