– Глупый ты, Камень! Всю жизнь на одном месте лежишь, ничего-то не видишь и не знаешь. А я на далёком Юге была, много чудес видела!
Промолчал Камень.
Пролетал зимой над поляной Свиристель хохлатый, увидел Камень полузасыпанный и просвиристел:
– Глупый ты, Камень! Всю жизнь на одном месте торчишь, ничего не видишь. А я на далёком Севере вырос, много чудес видел!
Опять промолчал Камень, но про себя подумал:
«Больше вашего я видел, хвастунишки пернатые! Зимой ко мне Север сам в гости приходил, а летом – Юг. Знаю я и жару и мороз. Видел лес и зелёным и белым. Знаю я и тебя, Иволгу, птицу летнюю, и тебя, Свиристель, птицу зимнюю. А вот вы-то на одной земле каждый год бываете, а друг друга не видели! Тоже мне путешественники знаменитые!»
Правда, что иволга со свиристелью не встречаются? В подмосковных лесах иволга и свиристель могут и не встречаться. Иволга покидает места гнездования раньше, чем появляются осенние стайки кочующих свиристелей. Эти птицы гнездятся в северной тайге, а осенью откочёвывают на юг – в смешанные леса и лесостепи.
Иволга
Само слово «болото» уже не радует. Что-то чавкающее, мокрое, грязное. Ни присесть, ни прилечь. Хлюпь и зыбь под ногами. Жара и одуряющий запах. Рои назойливой и липкой мошкары над головой.
Но бывают болота другие – неправдоподобной, удивительной красоты. Вот такие, о каком я сейчас расскажу.
Ночью я с трудом продирался по раскисшей чмокающей тропе сквозь кусты и тростник. Хлябь становилась всё жиже и глубже. Чёрной нефтью заблестела открытая вода. Дальше ночью идти было нельзя. Я прислонился спиной к коряжистой иве, шатром окунувшей плакучие ветви в чёрную воду, и задремал. Можно и стоя спать, если только чуть-чуть приспособиться.
Проснулся я от теплоты на лице и какого-то сияния под закрытыми веками. Значит, поднялось солнце. Я открыл глаза и тихонечко охнул! Ясные солнечные лучи высветили каждый листик, всё стало ярким, резким, гранёным. А над синей водой на стройных ножках-стеблях стояли зелёные чаши из малахита, и в чашах лежали розовые бутоны.
Розовые бутоны, каждый в два кулака!
Может быть, я всё ещё сплю?
Солнце коснулось чаш-лопухов и немыслимо нежных бутонов. Бутоны проснулись и зашевелились. Наружные белые лепестки – каждый в ладонь! – раскрылись, показав солнцу красную сердцевину цветка лотоса. Словно белые нежные ладони осторожно и ласково грели на солнце прозябшие за ночь цветы, словно каждый лотос, воздев в небо тонкие руки, протягивал к солнцу свою красоту.
А лотосы на болоте растут? Какой величины цветы лотоса? Среда обитания лотоса – зарастающие озёра и обширные участки дельты Волги, носящие название плавней. Плавни покрыты тростником и мелководны. Стебли и листья лотоса густо пронизаны сетью полостей, содержащих воздух. Листья подразделяются на надводные, плавающие, и подводные. Диаметр цветков достигает 30 см. Лепестки меняют свою окраску от алой до белоснежной. Белыми они становятся к концу цветения. В России произрастает два вида лотоса: орехоносный и жёлтый. Жёлтый лотос распространён на Дальнем Востоке.
Медленно двигалось в небе солнце, и, словно зачарованные, словно во сне, поворачивались за ним и цветы лотосов. Зелёные чаши огромных листьев, как антенны локаторов, тоже поворачивались за солнцем, ловя его ласкающие лучи. И тяжёлые капли росы внутри них, словно лужицы ртути, тяжело колыхались и матово посверкивали своими закруглёнными краями.
Чуть видный розовый пар курился над лотосовым болотом. Медленно, словно во сне, махая белоснежными крыльями, пролетела немыслимая белая цапля. Крылья ее, пронзённые солнцем, вдруг вспыхнули и запылали.
Потянул ветерок, сморщил воду, озорно растолкал цветы. Всё огромное розовое болото зашевелилось, засуетилось, залопотало – проснулось. Очнулся и я.
Настырный комар гнусил прямо в ухо. Из-под ног, покачиваясь и переливаясь, всплывали болотные пузыри и высовывались из воды, как глаза лягушки. Да это же сон – вокруг и под ногами болото. Но какое болото!
Журчал в кустах ручеёк. Жила в ручье лягушка. А в кустах – соловей.
Только солнце садилось на лес – лягушка и соловей начинали петь. Лягушка урчала и квакала, а соловей щёлкал и свистел.
Неужели они соревновались? Конечно, никакого соревнования между собой лягушка и соловей не устраивали. Доля истины состоит лишь в том, что один «певец» невольно инициировал другого подать свой голос. У птиц это проявляется особенно ярко весной. Стоит запеть зарянке, как откликаются дрозды. Запоют дрозды – им вторят зяблики и пеночки. Живущие у меня дома канарейки всякий раз начинают активно петь, когда я включаю музыку.
Соловей
Конечно, соловей не лягушка. Ему, наверное, было противно слушать её, поэтому он свистел и щёлкал всё громче и громче.
Но и лягушка не соловей: она, наверное, боялась, что её из-за свиста не слышно, и тоже всё громче квакала и урчала.
До того раззадорятся – гул и стон!
Соловей раскат за раскатом – только листики вздрагивают.
Лягушка надрывается – даже рябь по воде.
А ты стоишь и слушаешь, хоть и грызут тебя комары.
Все на лягушку сердились: не даёт соловья толком послушать! И в ладоши хлопали, и камни в ручей бросали. А ей хоть бы что.
Но вдруг она замолчала. Наверное, её уж сожрал. Толстенный пятнистый уж жил в этом ручье.
Почему уж жил в ручье? Ужи живут по берегам рек, ручьёв и озёр. Основную его добычу составляют лягушки. Ужи любят воду. Они охотно плавают и ныряют. Автор не обозначил место, где происходило действие. Непонятно, о каком уже идёт речь. «Пятнистый уж» – это мог быть тигровый уж, обитающий на Дальнем Востоке. Если дело происходило в Средней Азии (о чём говорит термин «тугаи» – заросли кустарников), то это был не уж, а закавказский полоз.
Тигровый уж
Все очень обрадовались: вот теперь-то мы послушаем голосистого соловья!
Вечер за вечером опускается на тугай, и тишь, и покой, а соловей всё никак не распоётся. Посвистит, пощёлкает – и умолкнет.
И всё как-то вполсилы, лениво и нехотя. И как-то небрежно, с помарками, кое-как. Ни листик от свиста не дрогнет, ни сердце. Наверное, спорить ему стало не с кем – он и размяк.
Худо стал петь: дрябло, сонно и вяло. Хоть снова лягушку в ручей подбрасывай!
Для песни кукушке нужен звонкий лесок: чтобы голос стал упруг и звучист. Есть в лесу такие уголки: всё там звенит – и птицы и ветер.
