Но затем наступает более сложный этап: зверька надо оторвать от палки и посадить в клетку. Вот это уже сделать не так просто: едва вы возьмете его за загривок, как он начинает злобно шипеть, широко раскрыв рот и показывая желтый зев; при этом он засасывает воздух с такой силой, что его тело раздувается до внушительных размеров. Он выглядит устрашающе, однако следует помнить, что хамелеоны не представляют опасности для человека. Они, правда, норовят цапнуть за руку, но только самые крупные особи могут прокусить кожу.
Наибольшее впечатление производят не челюсти хамелеона, а его глаза. Они сильно выпучены, при этом каждый глаз почти целиком закрыт чешуйчатыми веками, как правило, яркой окраски, лишь в середине остается узенькая щелка. В результате глаз напоминает линзу микроскопа. Глазные яблоки способны вращаться в любом направлении, так что нередко оказывается, что мордочка хамелеона повернута в противоположную сторону, а он внимательно наблюдает за вами… «затылком». Поначалу это приводит в полное замешательство. Но самое поразительное то, что оба глаза рептилии двигаются независимо друг от друга: один может глядеть на вас, а другой — на дверцу клетки, в которую вы пытаетесь поместить его. Совершенно невозможно представить, каким образом он умудряется сопоставлять в мозгу постоянно меняющиеся образы воспринимаемые вращающимися в разные стороны глазами!
Два дня спустя мы наловчились различать хамелеонов на ветвях деревьев и вскоре собрали целую коллекцию — больше десятка особей. Если верно, что нет худа без добра, то доля истины есть и в противоположном. Обилие хамелеонов породило проблему их кормления и размещения, причем с каждым новым постояльцем она усложнялась все больше. Я долго бился над ее разрешением и в конце концов изобрел способ, призванный, как мне казалось, разом ликвидировать все трудности.
В хижине валялась старая оцинкованная ванна. Я вытащил ее, отмыл и пристроил в середине высокую сухую ветку, обложив ее у основания камнями так, чтобы она прочно стояла в вертикальном положении. От ветки отходило несколько прутиков, на которые я нанизал кусочки сырого мяса, а саму ванну заполнил водой.
Пока я занимался этим творчеством, Джеф умывался на озере. Когда он вернулся, все уже было готово. Мое произведение стояло перед хижиной, напоминая экстравагантную японскую икебану. Джеф, естественно, удивился, и мне пришлось растолковать ему хитроумный замысел этого сооружения.
— В подходе к проблеме хамелеонов следует учитывать два обстоятельства, — снисходительно начал я. — Во-первых, они питаются мухами, а во-вторых, не умеют плавать. Посадив их на ветку, можно быть уверенным, что они никуда не денутся, поскольку улизнуть можно только через воду. Таким образом, мы получаем вместительную и надежную клетку, которую смело можно считать произведением искусства. Мысль о бегстве отсюда даже не придет им в голову — ведь это просто рай для хамелеонов! Рои мух слетятся на мясо, обеспечив бесперебойное поступление пищи и тем самым избавив нас от утомительных ежеутренних поисков кузнечиков.
Джеф оценил изобретение по достоинству. Вдвоем мы извлекли хамелеонов из разнокалиберных клеток и живописно разместили их на ветке. Зверьки вцепились в прутики, сердито пуча друг на друга глаза, а мы гордо наблюдали со стороны, как они обживают свой уютный новый дом.
Один из них, самый отважный, спустился по ветке вниз, обследовал воду и в испуге отпрянул. Пока все шло так, как я и предсказывал. К сожалению, я недолго наслаждался собственной выдумкой. Хамелеоны почему-то собрались наверху и расселись в ряд на толстом горизонтальном сучке, выступавшем примерно на полметра над краем ванны. Один за другим они стали слетать наземь, как прыгуны с трамплина в бассейне. Я был потрясен. Никогда раньше мне не доводилось видеть, чтобы хамелеоны хоть как-то проявляли склонность к прыжкам. Зверьки с глухим стуком шмякались о землю и пытались удрать с видом оскорбленного достоинства, при этом лапы их нелепо болтались в воздухе, а туловище моталось из стороны в сторону — хамелеоны старались двигаться с непривычной для них скоростью.
Мы ловили их и возвращали на ветку в неволю, но уже было ясно, что в качестве клетки моя элегантная конструкция никуда не годится. Да и в качестве кормушки она провалилась столь же блистательным образом. Я никогда раньше не задумывался, почему мухи летят на мясо; мне казалось, что, если кусок мяса оставить на виду, через несколько секунд мухи облепят его. Но тут висящий на ветке аппетитный кусочек не привлек ни одно насекомое!
— Наверное, солнце припекает и высушивает мясо, — сказал Джеф. — Надо бы передвинуть твою штуку в тень.
Пыхтя, мы перетащили ванну на новое место, под дерево. Мухи и не думали появляться.
— Слишком ветрено, — предположил Жорж, — они не летают при ветре.
Мы задвинули сооружение под стену хижины, где была тень и не чувствовалось ни малейшего дуновения. Никакого эффекта. Меня вдруг осенило, и я смазал мясо медом. Когда и это не помогло, пришлось сдаться. Мы вернули хамелеонов в клетки и с утра отправились ловить для них кузнечиков и сверчков, ползая по лугу у озера.
Это было нудное и утомительное занятие, правда вознаграждавшее нас сторицей: смотреть, как питаются хамелеоны, — одно удовольствие. Мы клали сверчка сантиметрах в сорока от хамелеона. Тот поворачивал один глаз и делал вид, что не замечает добычу. Но стоило насекомому шевельнуть лапкой или усиком, как хамелеон настораживался и начинал медленно двигаться в ту сторону, покачиваясь взад и вперед. Эти нетвердые движения помогают ему определить расстояние до жертвы, что очень важно. Когда добыча оказывается в пределах досягаемости — примерно в двадцати-тридцати сантиметрах, он вытягивает голову, медленно открывает рот и выстреливает длинным языком. Липкая подушечка на кончике языка прихлопывает насекомое, и язык мгновенно втягивается назад. После этого, со вкусом почавкав, он проглатывает жертву.
Язык хамелеона — поразительное устройство. По форме он напоминает трубочку; в обычном состоянии она втянута и имеет вид жирового кольца в задней части глотки. Когда владелец решает пустить его в ход, он резко сокращает кольцевые мышцы трубочки, и в долю секунды из короткого обрубка язык превращается в длинную тонкую стрелу. Хамелеон выбрасывает язык с удивительной точностью. Мы видели, правда, что ему случалось и промахиваться, если, например, кузнечик в критический момент менял положение, но ни разу не было, чтобы язык не дотянулся до жертвы или пронесся мимо.
Язык действует с исключительной эффективностью как дальнобойное орудие, когда жертва находится на некотором расстоянии, но на близкой дистанции возможности хамелеона ограниченны. Однажды мы увидели, что к верхней губе одного из наших самых крупных хамелеонов прилип кусочек недоеденного кузнечика. Это невероятно раздражало его; минут пять он ворочал своим огромным языком, стараясь загнуть его и слизнуть кусочек. Все усилия были до смешного безрезультатны. В конце концов он потерял всякую надежду отправить в рот лакомый кусочек и смахнул его, потершись мордой о ветку.
