Кроме меня с Одри и Оливером — ее семьи — и Диксона с Дэвидом, которые присматривали за шимпанзе, у Софи были и свои личные, избранные, друзья. Можно было всегда угадать, кого она любит, по тому, как она его встречала. Обычно это было крепкое объятие и страстный поцелуй в шею или плечо. А потом она обычно брала своего любимчика за руку и тащила его в заднюю часть дома. Одним из таких любимчиков был Барри Стивенс-Вуд, преподаватель Манчестерского университета.
Барри приехал в Кению в 1995 году и остановился в заповеднике на несколько недель, чтобы понаблюдать за работой своих студентов. Я встретил его в аэропорту Найроби и по пути в Наньюки сказал, что Софи будет очень рада снова увидеть его, так как со времени его последнего приезда прошел уже год. Однако, когда мы подъехали к дому, в нашем саду было еще несколько гостей. Одри занималась взрослыми, а Софи развлекала детей. Барри надеялся, что Софи сразу же подойдет к нему. По его лицу было видно, что он разочарован. А она, бросив на него взгляд, продолжала играть с детьми. В какой-то степени я был удивлен не меньше Барри, так как знал, что у Софи прекрасная память. Несколько секунд спустя Софи снова посмотрела на Барри, потом опять отвернулась, снова взглянула и, осознав, кто стоит перед ней, прыгнула ему на руки. Потом похлопала его в знак приветствия и поцеловала в шею. Барри был очень доволен.
А вот мой начальник, Рассел Кларк, Софи никогда не нравился. Рассел, представительный высокий шотландец, всячески пытался подружиться с Софи, но все его усилия оставались напрасными. Оттого ли, что он был очень высоким, а может быть, потому, что мои жестикуляция и мимика в его присутствии менялись, но Софи никогда не воспринимала его как друга. Шимпанзе в Честере так же реагировали на директора зоопарка Майкла Брэмбла. Когда они замечали, что он приближается к их острову, они тут же начинали вести себя очень возбужденно и искали что-нибудь, чем бы в него бросить. Шимпанзе, казалось, воспринимали Майкла как угрозу их доминирующему положению в сообществе, но они ведь не знали, какое положение он занимаете в иерархии зоопарка. Единственное, из чего они могли сделать вывод о том, что он здесь главный, — это жестикуляция и мимика сотрудников в его присутствии.
И хотя Софи любила гостей, она все-таки ревновала, когда кто-то ко мне прикасался. Если люди хотели со мной поздороваться или попрощаться за руку, она тут же подходила и разнимала наши руки. Будучи очень изобретательной и проказливой, она скоро поняла, что бывает очень забавно подставить кого-нибудь. Она подводила кого-нибудь ко мне, и когда мы оказывались достаточно близко, специально толкала его на меня. И уж тогда она прыгала и оказывалась между нами, злобно вереща и стараясь схватить провинившегося.
Она так часто играла в эту игру, что я заранее предупреждал об этом своих друзей. А вот против того, чтобы я брал на руки и обнимал Оливера, она не возражала, хотя к Одри она меня все же немного ревновала и пыталась растащить нас, если нам случалось вдруг в ее присутствии обняться.
Как большинство детей, Софи в своих играх была очень изобретательна. Она придумала еще одну игру: чехарду. Она хватала Оливера и силой заставляла его наклониться, а потом быстро разбегалась и перепрыгивала через него, иногда делая кувырок в воздухе, прежде чем приземлиться. Оливер все это терпел и, казалось, вовсе не возражал, что она использует его вместо гимнастического снаряда.
Но интересные отношения складывались у Софи не только с людьми. Меня всегда поражало ее отношение к машине. Больше всего она любила кататься. Достаточно было сказать: «Давай, Софи, поехали», — и она тут же бежала к машине, открывала ее, садилась и закрывала за собой дверцу. Я пару раз забывал ключи в замке зажигания, и она сама заводила машину, но, к счастью, мотор каждый раз глох.
Как-то Софи наблюдала, как Стивен менял колесо, и это ее очень заинтересовало. Она видела это только один раз, но, как только он закончил работу, она схватила ключ и стала по очереди устанавливать его на гайки. К счастью, это было все, что она могла сделать. Гайки были закручены крепко, и у нее не хватило сил отвернуть их, но это свидетельствовало о том, что она все схватывает на лету.
Софи еще очень любила кататься на велосипеде. Она залезала к кому-нибудь на велосипед, и они катались туда-сюда по дороге или хватала человека за руку, тащила к велосипеду, — поднимала его сама и тут же прыгала в седло. Велосипед, конечно, падал, и она начинала все снова, пока ее не соглашались покатать.
Если кто-то приходил к нам днем, он мог и не заметить особых отношений, которые сложились между мной и Софи. Днем она вела себя очень независимо. Но вечером единственным человеком, который существовал для нее на всем белом свете, был я. Мы жили прямо на экваторе, так что ночь наступала мгновенно, около семи часов. Каждый день, примерно в шесть, она обязательно начинала меня искать. Начинала она с того, что, стоя на цыпочках, заглядывала в окно, вздыхая при этом. Если я не реагировал на это, ее стоны становились все громче, пока она не завершала их танцем «умирающего лебедя», со вздохами и стонами валяясь на лужайке перед окном. И так она продолжала, пока я не выходил.
Обычно я сажал ее себе на спину или держал на боку. Она обвивала ногами мою талию, и я поддерживал ее, обняв за спину. А потом я по крайней мере в течение часа должен был оставаться с ней, пока она не позволит мне уйти.
Утром Стивен выпускал обезьян рано, часов в семь. В это время могло быть еще довольно прохладно, так что они с нетерпением ждали, когда им дадут чай или какао. Найка была особенно нетерпеливой и обычно беспрерывно кричала, пока ей не давали кружку с какао. У Софи была странная привычка: если какао было слишком горячим, она пила его маленькими глоточками, прикрывая при этом рукой глаза. А потом наступало время их завтрака, состоявшего из фруктов и кукурузной каши.
У французов есть поговорка: англичане едят, чтобы жить, а французы живут, чтобы есть. Что ж, у шимпанзе, очевидно, галльский взгляд на жизнь, так как самое большое удовольствие в жизни они получают от еды. На обед и ужин обезьянкам давали смесь из свежих бананов, манго, кукурузы, моркови, земляных орехов и тростника.
Софи постоянно затевала всякие шалости и втягивала в них Оливера. Однажды, когда я был в саду и пытался распознать, откуда доносится крик попугая, я заметил, что Софи с Оливером лежат на животе на открытой террасе. Что-то их заинтересовало, потому что они смотрели не отрываясь в одну точку. Я пошел проверить, что же это такое.
Когда я приблизился к ним, я увидел, что их носы чуть ли не соприкасаются с какой-то черной палкой. Но когда я подошел совсем близко, я понял, что это большая змея. Я схватил их и оттащил подальше. Я объяснил Оливеру, какими ядовитыми и опасными могут быть змеи, а потом несколько раз предупреждающе покашлял в сторону Софи. После чего поддел змею большой палкой и отнес ее из сада в буш.
