Чарлз Робертс - Последняя охота Серой Рыси

Стряхнув с себя пантеру, олень яростно бросился к ней, собираясь нанести ей удар передними копытами. Но пантера успела увильнуть от удара и, обойдя кругом оленя, попыталась снова вскочить ему на спину. Полуослепленная, однако, перцем, она не рассчитала расстояния и только слегка зацепилась за него когтями. В то время, как она старалась удержаться и увильнуть от ударов рогов, перец снова попал ей в нос. Несмотря на сверхъестественные усилия удержаться от чихания, голова ее поднялась вверх, спина выпрямилась, пасть раскрылась, и она разразилась громким, судорожным чиханьем. Как заворчала она от бешенства и разочарования, когда почувствовала, что снова падает на землю, беспомощно размахивая лапами по воздуху!

Придя в себя, она, словно пружина, отпрянула в сторону. Но на этот раз движения ее были не так быстры, и одно из воинственных копыт оленя изо всей силы хватило ее по бедру. Удар, на ее счастье, пришелся наискось, иначе он мог бы повредить ей кости. Однако и этого было достаточно. Она сердито заворчала, нырнула в кусты, вскарабкалась с трудом на другое дерево и стала ползком пробираться среди переплетенных ветвей наутек. Она не хотела больше оленьего мяса с таким странным запахом.

С полминуты стоял победитель неподвижно, не спуская с нее сверкающих глаз, сердито фыркал и тряс рогами. Подойдя затем к дереву, он взглянул на Мак-Леггана, как бы говоря: «Видел? Так отделаю я и тебя, если ты спустишься вниз и тронешь меня!»

Бок и шея его были ранены, но он не обращал на раны никакого внимания. Видно было, однако, что он устал, так как он не пытался больше сбросить Мак-Леггана с дерева.

— Молодец! — сказал Мак-Легган, вытирая слезы, выступившие у него на глаза от смеха. — Никогда не думал, что олень может так отделать пантеру!

Олень с полным пренебрежением отнесся к этому комплименту и, повернувшись к имуществу Мак-Леггана, смотрел на него, раздумывая, очевидно, нельзя ли еще его как-нибудь попортить.

Конечно, можно! Вот там блестит жестянка с патокой. Он бросился к ней и, несмотря на крики Мак-Леггана, так хватил ее копытом, что пробил огромную дыру, откуда тотчас же забулькала желтовато-коричневая густая жидкость. Олень с изумлением посмотрел на жестянку и затем с пренебрежением ткнул ее рогом. Один из отростков рога проткнул стенку жестянки насквозь. Поспешно подняв вверх голову, олень попытался подбросить жестянку на воздух.

Но, к великому его удивлению, она осталась висеть на роге. Густая и липкая жидкость хлынула из нее потоком, окатив ему голову, уши и морду. С негодованием затряс олень рогами. Из жестянки вытек новый сладкий поток патоки. Патока залила ему всю шею и раненый бок. Видя, что ничтожная, но крайне упорная вещь не хочет расстаться с ним, он склонил рога к земле и с негодованием ударил жестянку задним копытом, пробуя сбить ее. Но попытка эта кончилась полной неудачей, и он с бешенством принялся рыть землю копытами. А патока тем временем продолжала литься из жестянки и покрыла густым слоем листья, стебли и землю. Олень, подняв вверх голову, оглянулся кругом с растерянным видом, как бы впервые в своей жизни теряя веру в собственную свою доблесть и силу.

Мак-Легган взвизгивал от восторга. Уцепившись крепко руками и ногами за ветку, чтобы не упасть, он покатывался со смеху. Когда звуки этого смеха донеслись до слуха оленя, он подошел к дереву и взглянул вверх, но не с яростью, как раньше, а с упреком.

— Проваливай! — крикнул Мак-Легган. — Ты уморишь меня от смеха.

Глаза оленя сверкнули, и он сердито потряс рогами. Не успел он тряхнуть ими, как жестянка, пустая на этот раз, глухо стукнулась об его рог. Огонь в глазах оленя сразу погас, и он судорожно метнулся в сторону. Жестянка опять стукнулась. Олень метнулся снова и с бешенством потряс головою. Жестянка застучала громче. Мужество доблестного борца, которого не могли устрашить ни соперник, ни пантера, ни даже человек, испарилось, как вода. В паническом ужасе бросился он в кусты. Жестянка продолжала стучать, и олень мчался все быстрее и быстрее.

Мак-Легган, уставший от смеха, спустился с дерева и занялся осмотром своих исковерканных припасов. Все было истреблено, кроме топора.

— Спасибо, что хоть топор мне оставил, — сказал он. — Впрочем, я не сердился бы на тебя, если бы ты уничтожил даже топор. За такое представление можно заплатить вдвое больше, чем я заплатил.

Озеро это находилось на возвышенной пустынной равнине. Обширная поверхность его блестела, как стекло, под лучами заходящего солнца. Видневшийся вдали западный берег был покрыт низкорослыми соснами. Верхушки их темной зубчатой линией резко выделялись на фоне неба. Смутно видный низменный восточный берег был гол. Только у самого устья реки, впадающей в озеро, росла густая роща ив и тополей. Тихо угасал свет заходящего солнца. Поверхность озера казалась выпуклой. Природа пустыни была полна невыразимой красоты.

На зеркальной поверхности озера показалось вдруг черное пятно… Нет, два черных пятна! Они быстро двигались бок о бок, прорезывая воду и оставляя за собой длинный след. Черные пятна эти оказались головами плывущих лосей — самца и самки.

Все туловище их было погружено в воду. На поверхности виднелись только темные красивые головы их с вытянутыми вперед мордами, бороздившими воду. Высокие рога самца, тяжелые и ветвистые, были откинуты на плечи, скрытые под водой. Глаза обоих выражали ужас, безумный, панический ужас. Странно было видеть могучих властелинов пустыни в таком угнетенном состоянии. Ведь в это время года исполинские самцы жаждут битвы и смело-готовы встретиться лицом к лицу с любым врагом. Укротить их мог только один ужас, внезапно хлынувший откуда-то, — ужас неведомого.

Оба лося бродили по открытому берегу, между сосновым лесом и окраиной озера, когда ужас охватил их, заставив броситься в воду и искать убежища на пустой равнине противоположного берега. Они не знали, от чего, собственно говоря, и от кого они убегают. Вот уже несколько дней, как самка беспокоилась, самец находился в раздраженном и подозрительном состоянии духа. В воздухе чувствовалось приближение непонятной опасности. Непонятный ужас охватил прежде всего других, более мелких лесных зверей. От них каким-то таинственным способом смутное сознание этого ужаса передалось и огромному, неукротимому лосю.

И вот сегодня, в этот прохладный октябрьский вечер, в величавый час заката, тайна приблизилась, сделалась более осязательной, продолжая в то же время оставаться тайной. Когда самка стояла возле озера и позвала самца, она смутно боялась, что на зов ее может явиться кто-нибудь другой вместо мужа. Но на зов явился самец, внезапно подкравшись к ней, без малейшего шума, и словно опасаясь, что кто-нибудь поджидает его в засаде, чтобы преградить ему путь. Темная высокая фигура его, словно тень, выросла рядом с нею, как только первые звуки ее призыва нарушили тишину безмолвной пустыни. И вот, когда они стояли таким образом, прижавшись мордами друг к другу и как бы советуясь о чем-то, мимо них промчался красно-бурый олень, такой решительный обычно и такой испуганный, растерянный теперь. Совещание лосей было прервано появлением этого перепуганного оленя. Лосиха со страхом уставилась на убегавшего оленя, приняв его за вестника несчастья.