Это Сили, сказала она, когда я притащила ее на место преступления. Если я хочу знать ее мнение, так он немножко свихнулся от индейки. Разумеется, это не был Сили. Полчаса спустя я застукала ее, когда она принялась за листья.
Сиамские кошки в рождественские праздники обязательно что-нибудь вытворяют. То ли из духа соперничества — столько гостей необходимо затмить! То ли атмосфера — общее возбуждение, смех, раскованность. То ли ослабление надзора — а с сиамами всегда надо держать ухо востро…
Сразу после Рождества я получила письмо от приятельницы, владелицы двух сиамов — Шебы (в честь нашей старушки) и ее названого брата Игоря. Нам в жизни не догадаться, что они учудили в этом году, писала она. И была абсолютно права. Наше воображение оказалось бы бессильным.
Она пригласила гостей и среди прочего испекла безе с кремом. Зная свою парочку, писала она, ей пришла мысль запереть их (кошек) в спальне. Однако, реши она заковать их в цепи и бросить в темницу, ее муж вряд ли возмутился бы сильнее. Ну, им позволили присоединиться к гостям, придав вечеру особый тон, присущий только сиамам. Естественно, она не спускала с них глаз, а они отвечали ей невиннейшими взглядами. Но затем она внесла тяжелый поднос и не смогла закрыть за собой дверь… Несколько минут спустя она заметила, что Шеба исчезла из комнаты.
Она тут же кинулась за ней, опасаясь чего-нибудь ужасного. Но все выглядело нормально. Безе все так же покоилось на блюде на кухонном столике, а Шеба предавалась размышлениям на лестничной площадке. Даже когда некоторое время спустя она взяла блюдо с безе и обнаружила, что крема на них нет, ей почудилось, что виной ее забывчивость. У них был такой нетронутый вид, что ей стало не по себе. Ведь она же украсила их кремом!
Ответ она получила на следующий день, когда из-под хвоста Шебы полило как из крана. Если причина в креме, то все пройдет само собой, сказал ветеринар, когда она ему позвонила. Но если она считает нужным, он приедет и даст страдалице чего-нибудь на всякий случай. Но причиной был крем: в пять часов виновница требовала свой обед и дергала за уши Джеймса, спаниеля. Но, писала Миа, едва она оправилась от пережитого, как Игорь чуть было ее совсем не доконал.
За неделю до этого они с мужем купили электрокамин с поленьями — для уюта, так как у них центральное отопление. Включали они только поленья, а не спираль, но в поленьях были лампочки, так что они через некоторое время чуть нагревались. Так вот, она пошла позвонить ветеринару, что дело действительно было в креме и все обошлось, вернулась в гостиную, задумавшись о чем-то, и увидела, что Игорь лежит на поленьях, окруженный языками искусственного пламени. Только она на мгновение забыла, что огонь искусственный. Вид, писала она, был такой жуткий, что она чуть в обморок не упала. Словно история из Ветхого Завета, и Игорь в роли жертвенного агнца. И тут этот мерзкий кот открыл глаза и ухмыльнулся ей. Чудное местечко, чтобы понежиться, сказал он.
У хозяек Помадки и Конфетки тоже хватало переживаний. Дора поведала нам о них по телефону, извинившись, что у нее голос такой странный. Но еще чудо, что она не осталась вовсе без голоса…
Оказалось, что накануне вечером у них тоже были гости и кошки получили разрешение присоединиться к ним. (Уж лучше, чем запирать их в спальне, сказала Дора. В последний раз Помадка сорвала карниз. Полистереновый, сказала она… Да, она знала, что кошки способны запустить в него когти, но подумала, что уж на потолке безопасно…) Однако, когда подошло время прощаться, они все-таки отправили кошек в спальни — Конфетку к Ните, а Помадку к ней, чтобы они не вышли за дверь вместе с гостями. Шел уже первый час, и, когда она открыла дверь спальни, оказалось, что Помадка сбежала… через фрамугу — она забыла ее закрыть. Хорошо еще, что шел дождь.
Помадка дождя не любила и, значит, далеко уйти не могла, рассуждала Дора. Достаточно один раз позвать негромко, чтобы не потревожить соседей, и она примчится, требуя, чтобы ее поскорее вытерли.
Пошел второй час, но Помадка не появилась, хотя Дора звала ее далеко не один раз. Пошел третий час, и они с Нитой метались по улице и звали во весь голос через ограды соседних домов, над канавой, выкопанной для электрического кабеля… Далее по дороге строились новые бунгало, и они с Нитой обошли каждый. Дождь лил как из ведра. Волосы, специально завитые для этого вечера, падали им на лоб точно водоросли. А Помадки нет как нет. Они уже потеряли всякую надежду. Живая, она никогда бы не осталась снаружи в такую погоду.
В три часа они легли, сказала Дора. Нет, не спать, но просто отдохнуть, потому что совсем измучились. В пять они снова были на ногах и обходили улицы с фонариками. Звать она перестала, сказала Дора. Голос у нее совсем сел, да и она не надеялась на ответ. Единственно, о чем она думала, — не проглядеть бы безжизненное тельце где-нибудь в канаве — жертву промчавшейся машины или рыскавшей ночью собаки. Намоченная дождем шерстка…
Она побрела к заброшенной каменоломне, где не было ничего, кроме чахлых кустов да бугристой земли. Вообще-то Помадка никогда так далеко не уходила, но ведь, думала Дора, куда-то же она должна была уйти. И ушла. На пути в каменоломню Дора ее встретила. Ей показалось, что впереди мелькнула какая-то тень, и, когда она прошептала: «Помадка?» — тень отозвалась.
Она была перепугана, сказала Дора. Промокшая насквозь. Где она пропадала все эти часы, они так и не узнали. Правда, сейчас Помадка бодра и хвастает перед Конфеткой, а сама она, кажется, подхватила грипп.
— Нет, я хорошо понимала, как она должна была расстроиться, — сказала я Чарльзу. — Помнишь, как Шеба пропадала всю ночь? Когда старик Адамс думал раскопать лисью нору, потому что все остальные места мы обыскали?
— А сотни миль, которые мы наверняка пробежали, разыскивая Соломона, — сказал Чарльз. — Помнишь тот раз, когда мы пропустили два лондонских поезда?
Еще бы не помнить! Тогда они пропали вдвоем. Я словно увидела, как мы бегали в тот день по тропам, словно встревоженные муравьи, и я пронзительно кричала «Тиби-тиби-тиби» и «Солли-уолли-уолли», а Чарльз, который больше соблюдает достоинство, прищелкивал языком. И я вспомнила, какое облегчение почувствовала, когда Чарльз полчаса спустя углядел их — сидели рядышком в колючих зарослях. Добраться до них мы не могли, но хотя бы видели их. Что же, подождем минуту-другую, решили мы, и они к нам выйдут.
Через полтора часа мы все еще ждали. С той только разницей, что Чарльз сходил за секатором, чтобы проложить к ним путь, и теперь они сидели рядышком в самом сердце зарослей. Не выйдем, сказал Соломон. Они знают, куда мы Едем. На весь день, сказала Шебу. А их Бросаем.
