Он достиг рифовых отмелей, где вода бурлила и пенилась над вершинами подводных скал, а затем очутился в эстуарии Книсны — мощный прилив доставил его сюда со скоростью шесть узлов в час. К трем часам утра он уже вовсю охотился на осьминогов в водорослях, похожих на лишайники, которыми заросло здесь все. Скользя над этими миниатюрными лесами, он отдался приливной волне, пользуясь плавниками и хвостом только для того, чтобы рулить и поддерживать равновесие. Он напрягал мускулы, лишь когда осьминог или краб выскакивал прямо на него. Меченый и осьминоги замечали друг друга одновременно, их органы чувств быстро передавали им соответствующую информацию, и осьминогу нужно было спасаться бегством, а Меченому — догонять, а для этого требовалось ударить по воде мощным хвостом, сделать рывок и, разинув пасть, схватить добычу. Таким образом он уже съел двух осьминогов по полкило весом, продолжая неторопливо плыть против течения реки к белому мосту, где река пересекала шоссе.
Блеки Сварт с помощниками — все в пятнистых гидрокостюмах — выбрали отличную ночку. Было полнолуние, и к пяти утра при полном штиле и ясном небе прилив был высокий. Они уже три раза закидывали сеть, и улов состоял из более чем пятидесяти белых каменных зубанов и пятнистых пристипом весом от одного до пяти килограммов, а также из множества морских карасей помельче. Вся рыба лежала на берегу сверкающей грудой, отливавшей в лунном свете серебром, и Блеки при цене три-четыре ранда за килограмм очень надеялся отхватить за нее в Кейптауне более тысячи рандов.
Меченый медленно плыл, почти касаясь дна, по неширокому речному рукаву, когда почувствовал, что прямо над ним возникла уже знакомая страшная волна, на мелководье еще более ощутимая и неодолимо влекущая его к берегу. Он рванулся было вперед, однако словно оказался в эпицентре источника колебаний — давление ощущалось со всех сторон — и тогда резко свернул в сторону, чувствуя рядом присутствие других рыб и животных и ударив могучим хвостом, который блеснул серебром среди поплавков на поверхности воды. Ялик был на берегу, рыбаки тащили тяжелую сеть, а Блеки, стоя по грудь в воде, возбужденно следил за несильными всплесками у ее края, отмеченного поплавками, загоняя пытавшуюся выскочить рыбу обратно. «Вот это улов!» — думал он. Сеть была полна, и там царило необычайное оживление; возможно, туда попалась целая стая лихий. Блеки даже позволил себе улыбнуться, когда прямо у него над головой пролетела выскочившая из воды кефаль и, блеснув, исчезла в свободных водах за его спиной. Да, действительно, в сети оказались лихии — целых двенадцать штук, все крупные, килограммов по десять, и верхние части их изогнутых хвостов уже стали видны над водой, в бурунах взбитой пены. И тут Меченый ударил в сеть всем своим восьмидесятикилограммовым весом.
Старые ячеи не выдержали, и он бросился в пробоину, лихии — за ним, и обезумевшие рыбы сбили Блеки Сварта с ног, окутав его плотным облаком слизи и заставив бултыхаться в воде. В итоге голова его запуталась в ячеях, а затягиваемая рыбаками сеть сжимала его тем сильнее, чем отчаяннее он сопротивлялся.
Внезапный шум над тихой гладью залива привлек внимание одного из любителей подниматься чуть свет, жившего на берегу; человек этот некоторое время прислушивался к диким крикам, а потом, решив, что, должно быть, перевернулась лодка с рыболовами, позвонил в полицию. Так что для Сварта конец наступил несколько неожиданно, и все же ему следовало благодарить судьбу за то, что не дала утонуть. Джеймс Ривер, узнав обо всем, был очень доволен и всласть попотчевал Делию и Йохана разными историями о рыбаках-браконьерах, варварской ловле раковин-жемчужниц и креветок, а также о морских пиратах.
— Господи, и как мы тут живем среди этих мошенников! — притворно ужаснулась Делия и подмигнула отцу, но тот в ответ только рассмеялся и подлил себе еще бренди.
Меченый прожил в эстуарии Книсны до начала весеннего цветения воды, когда планктон собирается тучами; одновременно с этим буйным размножением морского «бульона» у него вновь возникло «чувство стаи» и потребность плыть в более глубокие воды, туда, где горбыли-холо мечут икру, то есть за двести километров от эстуария Книсны на юго-восток.
Планктон, которого становилось все больше по мере прогревания воды теплыми солнечными лучами, был похож на зеленый луг, где паслись бесчисленные крохотные рыбешки.
Эти маленькие пожиратели планктона в свою очередь становились добычей хищников самой различной формы и размера, и в итоге заключенная в планктоне жизненная энергия достигала высшего уровня и начинала питать мускулы китов и десятиметровых белых акул, которые во всем своем великолепии бороздили воды Мирового океана.
Меченый без остановки проплыл шесть километров по основному руслу реки до рифового барьера и открытого моря, даже не думая о пище.
А ведь до этого плавания он вел самую обычную жизнь.
Охотился по ночам в заливе Книсны, становясь наиболее активным после полуночи и в первые предрассветные часы, а потом, когда в неглубоких водах делалось слишком светло, уплывал обратно на глубину, где и оставался до наступления следующей ночи. В заливе можно было хорошо поохотиться и днем, однако сенсорные датчики Меченого постоянно напоминали ему об опасности подобного занятия после восхода солнца. Стоявшие на якоре суда бывали порой настолько неподвижны, что их днища и якорные цепи успевали превратиться в небольшие колонии морских организмов, среди которых паслись рыбки, а сами суда казались всего лишь продолжением эстуария. Здесь, конечно, больше уже не встречались киты, выныривавшие на поверхность, однако суда представляли собой не меньшую опасность, и подводные обитатели воспринимали их как потенциальных хищников, огромных и странных. К тому же суда вызывали настолько мощные колебания воды, что это порождало у рыб постоянную тревогу, и если ворчуны или белые каменные зубаны просто шарахались в сторону и снова начинали охотиться, стоило острым лопастям винта исчезнуть вдали, то Меченый и другие горбыли-холо просто не способны были вынести такую акустическую и психическую нагрузку. Впрочем, горбыли-холо охотились главным образом на осьминогов, которые вели ночной образ жизни, а днем отсыпались на дне, если, конечно, их не соблазняла стая эстуарной сельди-круглобрюшки.
Очутившись на свободе, осьминог Феликс сразу стал подыскивать себе убежище, желательно готовое, чтобы можно было из безопасного места совершать непродолжительные вылазки и обследовать окрестности, прежде чем приступить к устройству настоящего гнезда. Феликсу исполнился всего лишь год, однако он был значительно крупнее своих сородичей, которые ему встречались. Его необычайная величина находилась в прямой пропорции к съеденному им количеству пищи, а Джеймс кормил его очень хорошо. Даже Делия, явно демонстрировавшая свое брезгливое отношение к осьминогу, все-таки неплохо с ним обращалась, ибо и она была очарована этим существом со странными глазами и способностью поразительно быстро менять цвет, схожей с умением говорить.
