Женщина, ставшая источником слуха о несчастных котятах, держала у себя нескольких кошек, которых отпускала бродить по лесу у своего дома. Как и многие кошатники, она привычно закрывала глаза на тот факт, что все члены семейства кошачьих, от льва до домашней мурки, плотоядны и питаются мясом. Каждый день все коты Америки вместе взятые съедают целую гору мяса. В ближайшем супермаркете полки отдела «Корм для животных» ломятся от стограммовых баночек с телятиной, бараниной, курятиной, кониной, индюшатиной и рыбой. Реклама утверждает, что «свежее мясо» содержится даже в сухом кошачьем корме. Учитывая, что в Америке 94 миллиона кошек, цифра выходит впечатляющая. Если даже каждый кот съедает в день всего пятьдесят — шестьдесят граммов мяса, то на круг выходит более пяти миллионов килограммов мяса — или три миллиона цыплят — в день.
Плюс к этому коты, в отличие от змей, убивают ради удовольствия. Ученые установили, что жертвой охотничьих инстинктов наших кошек ежегодно становится один миллиард мелких животных. Интересно, что многих кошатников вовсе не волнует опустошение, которое их питомцы производят в окружающей среде. Одной группе канзасских котовладельцев сообщили о результатах исследований и о том, как пагубно сказывается поведение их питомцев на местной популяции певчих птиц. Затем слушателей спросили, намерены ли они теперь держать своих питомцев взаперти. Три четверти респондентов сказали — нет, не намерены. Жестокая ирония: многие владельцы котов любят кормить у себя на заднем дворе птичек, тем самым обрекая сотни тысяч злополучных соловьев и пересмешников на верную гибель в когтях своих домашних любимцев. Можно предположить, что число мохнатых и пернатых существ, ежегодно приносимых в жертву нашей любви к кошкам, минимум вдесятеро превышает число животных, используемых для проведения биомедицинских экспериментов.
Итак, домашняя кошка — это великая разрушительная сила. А с домашними змеями как? Во-первых, их значительно меньше. Кроме того, змеи едят неизмеримо меньше мяса, чем кошки. Как утверждает Гарри Грин, герпетолог из университета Корнелла, изучающий пищевой рацион тропических змей, взрослый удав, живущий в тропических лесах Коста-Рики, съедает в год около полудюжины крыс. Это означает, что средних размеров удаву для хорошего самочувствия достаточно неполных двух килограммов мяса в год. Коту требуется куда больше. Съедая по пятьдесят граммов мяса в день, средний кот за год потребит в пищу около двадцати килограммов. Если судить объективно, то любимец-кот с точки зрения морали оказывается вдесятеро хуже домашней змеи.
Кроме того, каждый год в приютах США усыпляют около двух миллионов бездомных котов, среди которых немало и котят. В настоящее время мертвых животных принято кремировать. Ну так не лучше ли было бы отдавать их трупы любителям змей? В конце концов, эти коты так и так уже умерли, так пусть они спасут десяток-другой мышей и крыс, которым предназначено стать пищей домашних удавов и ужей Америки. И волки сыты, и овцы целы, так ведь?
Ой. Логика завела меня в такие дебри, что теперь скармливание удаву мертвых котят казалось уже не только допустимым, но и более предпочтительным вариантом, нежели кормежка змеи мелкими грызунами. Однако, хотя разум мой и признал, что между крысиной и кошачьей диетой особой разницы нет, сердце не могло с этим согласиться. Мысль о котятах, ставших едой для змей, шокировала меня, и я так и не собрался навестить кошачий приют с кошелкой для трупиков.
Наши парадоксальные питомцы
Случай с удавом заставил меня задуматься и о других сложностях морального плана, связанных с взаимоотношениями людей и животных, свидетелем которых я был. К примеру, в магистратуре был у меня приятель по имени Рон Нейбор, изучавший процесс восстановления мозга после травмы. К сожалению, наилучшими объектами для изучения интересовавших его нейронных механизмов были кошки. Рон применял обычную для неврологии технику: хирургически разрушал определенные части мозга животного, а затем наблюдал, как на протяжении недель и месяцев испытуемые восстанавливались после операции. Беда была в том, что Рон полюбил своих кошек. Он изучал их целый год, и за это время привязался к двум дюжинам обитателей своей лаборатории. По выходным он специально приезжал, чтобы выпустить котов из клеток и поиграть с ними в проходе. Кошки стали его друзьями.
Правила проведения эксперимента требуют, чтобы исследователь подтвердил расположение очагов неврологического поражения у животных экспериментальной группы. Для этого необходимо исследовать ткани их мозга. На определенном этапе проверки производится жуткая процедура, по-научному именуемая перфузией. Животному вводят смертельную дозу анестетика, затем закачивают ему в вены формалин, чтобы мозг отвердел, и отделяют голову от тела. С помощью плоскогубцев исследователь по кусочку удаляет череп животного и извлекает нетронутый мозг, с которого затем делаются срезы для исследования под микроскопом.
На проведение перфузии для всех кошек Рону потребовалось несколько недель. Он стал другим человеком. Некогда веселый и добродушный, он весь ушел в себя, замкнулся, выглядел подавленным. Нескольких магистрантов из его лаборатории эта перемена встревожила настолько, что они вызвались сами произвести процедуру над кошками. Рон отказался, не желая перекладывать на других моральный груз своей исследовательской работы. В те недели, что Рон «приносил в жертву» своих кошек, он сделался необычайно молчалив. Необходимость убить их сильно на него подействовала. Порой глаза у него были подозрительно красными, а стоило нам войти в зал, как Рон усердно начинал изучать пол у себя под ногами.
Такие же моральные парадоксы связаны и с лучшими друзьями человека — собаками. Примером тому может послужить мой сосед Сэмми Хенсли, фермер, живший чуть дальше по дороге на Шугар-крик в Барнардсвилле, штат Северная Каролина. У Сэмми имелось две страсти: собаки и охота на енотов. На енотов он охотился не ради спортивного интереса; эта охота была частью его жизни. Добытых енотов он не ел. Он свежевал их и приколачивал шкуры к стене сарая, чтобы соседи могли оценить его успехи в охотничий сезон. (Именно помогая ему свежевать енота, я узнал, что у енотов, как и у большинства млекопитающих, в пенисе есть кость; а вот человек в этом смысле исключение.) Однажды я заявил ему, что он развешивает эти шкуры лишь для того, чтобы расстроить мою жену, Мэри Джин, у которой когда-то был ручной енот и которая вообще любит енотов. Конечно, ни о чем таком он и не думал. Просто в горах Северной Каролины так принято, и все тут.
