— Ладно, — неопределенно ответил учитель, — там посмотрим.
И внимательно оглядел девочек.
— Останетесь одни, ребята уже далеко. Если Белка поднимется, гоните по нашему следу, не поднимется — ждите. Будьте осторожны. Не забывайте, что до первого поселка — сто с лишним километров, кругом парма. Кто из вас стрелял из ружья?
— Я, — несмело сказала Нина, вспомнив, что однажды с братом ходила на охоту, караулила в засидках уток и даже убила одну. — Я уток стреляла.
— Вот и отлично!
Василий Терентьевич ловким движением снял закинутое за спину ружье, протянул Нине.
— Это на всякий случай. Жгите костры и поодиночке в лес не ходите. Боитесь?
— Нет! — решительно ответила за всех Нина.
— Добре! — сказал учитель, подал Нине патронташ и быстро зашагал вдоль выруба.
Девочки еще долго слышали удаляющиеся шаги Василия Терентьевича, отдаленные крики ребят. Потом все смолкло. Только Белка, вздрагивая, шуршала обстывшей шерстью, да тонюсенько ныла в костре подмоченная дымная головешка.
Неправду сказала Нина. Страшно стало уже тогда, когда ушли ребята. И все равно она сказала бы так. Не бросишь же теленка. Затем и пошли, чтоб без потерь прогнать к альпийским лугам стадо.
Тихо было. Ни голоса птицы, ни писка комарика. С неба по-зимнему сыпалась серебристая пыль. Ветки деревьев прогнулись под тяжестью снежной кухты. Ажурной тюлевой вязью белели кустарники, придавленные снегом травы. Девчонки напряженно вслушивались в лесную тишину.
И вдруг: «Тук-туку-тук! Тук-туку-тук!»
Наташа присела.
— Дура, чего испугалась? — засмеялась Нина. — Это же дятел!
«Тук-туку-тук! Тук-туку-тук!» — дробно отстукивал дятел по звонкой сушине, будто маленький дровосек без устали тюкал топориком по упругому дереву.
Нина туго опоясалась патронташем.
— Ты не бойся, это только сначала страшно, а потом привыкнешь, — сказала Наташе. — Я вот ни капельки не боюсь…
— Какая ты смелая, Нинка! — с откровенным восторгом проговорила Наташа, и ее серые, широко расставленные глаза заискрились надеждой. — Мне с тобой, и правда, не страшно…
Наташа старательно собрала оставшиеся с ночи дрова, бросила на костер. Направилась было к другому, самому дальнему костру, но вспомнила предупреждение Василия Терентьевича — не ходить в одиночку — и остановилась. Неведомой и жуткой казалась запорошенная снегом тайга. Она вплотную обступила костры и тысячами темных глазниц следила отовсюду — из-под корневищ вывороченных елей, из-под косматых бровей свисающего с сучьев мха, из глубоких провалов между ветвей — следила за людьми, за Белкой, словно ждала: что же они будут делать дальше?
Наташа бегом вернулась к костру.
— Скажи, Нина, что такое парма?
— Как будто не слышала!
— Ну, слышала, а все-таки…
Нина и сама не знала, как толком рассказать про парму, но чувствовала в этом слове, теперь уже редко употребляемом в их селе, нечто тревожно-предупреждающее.
В это слово старожилы вкладывали свой, особой значимости, смысл.
И Нина сказала:
— Парма — это горная тайга, непроходимая… ну, опасная, что ли…
Валя, невысокая, узкоплечая, закутанная в пушистый вязаный платок, сидела возле теленка, гладила его по ворсистому лбу, что-то шептала. Сейчас она походила на маленькую девочку, не видела и не слышала вокруг себя ничего.
— Давайте приподнимем Белку и травы подложим, — подняла на подруг печальные влажные глаза Валя.
Обхватила шею теленка, попыталась поднять, но руки от натуги разжались, и девочка мягко шлепнулась в снег.
Нина пошла и наломала стылого лабазника.
— Поешь, Белка, — тихим поющим голосом сказала Валя и поднесла к мокрой лощеной мордочке хрупкие свернувшиеся листья. Теленок почти понимающе посмотрел на девочку дымчатым глазом и лизнул шершавым языком ее красную руку.
— Поешь, милая, — ласково повторила Валя и по листику стала класть лабазник прямо на язык теленку.
— Его, наверно, намяли, — заметила Нина, подавая Вале пучок травы. — Эти бычищи кого хочешь затопчут, не то что такую малютку. Ешь, хорошая, да пойдем!
Так, листик за листиком, с ласками да с приговорами Белка съела несколько пучков лабазника, а когда девочки вместе побежали еще за травой, забеспокоилась, призывно начала мычать и встала. Вихляясь, пошла следом.
— Белка встала! — радостно закричала Нина, бросила траву, поспешила навстречу.
Девочки окружили теленка и обнимали его, расхваливали на все лады, а он тянулся за травой к Наташиной руке, дружелюбно махал хвостом.
— Пошли, Белка, — позвала Валя и попятилась, заманивая теленка травой.
Наташа легонько подталкивала его. Нина замыкала шествие, шла с ружьем наперевес, которое держала стволом назад — из предосторожности. Теленок едва передвигал ноги, часто останавливался, ложился. Но девочки всякими путями ухитрялись поднять его и снова двигались в том же порядке.
Потеплело. С веток закапало, снег посинел и осел. Перемешанный на вырубе с грязью, он противно чавкал под ногами.
Нина посмотрела по сторонам.
— Ой, парма-то какая смешная!
Тут и Валя с Наташей увидели, что леса-то, по существу, нет, одни коряги, да и те растут вкось и вкривь, а то и совсем лежа.
— Ничего удивительного, это субальпийский лес, — важно объяснила Наташа тоном учительницы географии. — Скоро начнутся альпийские…
Она осеклась: впереди сухо щелкнула хворостинка, и все заметили, как мелькнуло и тотчас скрылось за поворотом выруба что-то темно-бурое. Наташа ойкнула и замерла с полуоткрытым ртом. Валя выпустила из рук охапку травы, бросилась к Белке, крепко прижала ее голову.
Нина проворно развернула ружье, с усилием взвела тугой курок.
Что, если зверь повернет в их сторону? Еще ни разу в жизни опасность не была такой близкой и такой ощутимо-реальной, как сейчас. Ружье ходуном ходило в непослушных Нининых руках, а в душе поднималось, росло унизительное желание закричать.
«Трусиха!» — мысленно обругала себя Нина и шагнула вперед.
— Стойте здесь. Я сейчас.
— Кто там?! — белея от страха, пролепетала Наташа и, ожидая, что Нина вот-вот выстрелит, прикрыла ладошками уши.
С трудом переставляя ноги, словно подталкиваемая в спину, Нина прошла до поворота. Остановилась — впереди все тот же пустынный, взрыхленный копытами телят выруб. Окинула взглядом обочину — и похолодела: по левую руку от выруба, в редком молодом осиннике, стоял белоногий бык.
Не сразу Нина сообразила, что видит лося. А когда убедилась в этом, рассмотрела его короткое, покатое туловище, мощную длинную шею с большой горбоносой головой и навостренные уши — отлегло от сердца.
